На самом деле, клиенты-евреи составляли немалую долю прибыли Капезиуса. Его целенаправленность побеждала любое недовольство, которое могли бы вызвать клиенты-евреи. Когда Йозеф Глюк, текстильный мануфактурщик и еврей, пожаловался в франкфуртский штаб Farben, что заказанные красители сильно задерживаются, Капезиус приехал к нему лично. Он разобрался в проблеме и после пристально следил за этой точкой, чтобы точно знать, что Глюк всем доволен. Также Капезиус неоднократно пополнял складские запасы по первой же просьбе одного из главных клиентов, Альберта Эренфельда, еврея, оптового торговца фармацевтическими товарами. Капезиус уделял особое внимание и двум еврейским врачам, доктору Гизеле Бём и доктору Маврикию Бернеру, своевременно сообщая им о новых препаратах Bayer.
Работа на Farben позволяла Капезиусу сохранять дистанцию от войны с евреями на родине. Но весной 1943 года все изменилось: когда стало ясно, что бомбы союзников могут долететь до Румынии, нацисты сделали воинскую повинность обязательной для всех этнических немцев (нем. volksdeutsche, «немецкий народ» прим. переводчика). Полтора года спустя, работа Капезиуса в Farben/Bayer прервалась.
Капезиус не сильно удивился, когда его призвали на службу 1 августа 1943 года. За несколько месяцев до этого советская армия изменила ход войны самой кровавой битвойбитвой под Сталинградом, и многие современники были уверены, что приход советской армии в Румынию и восточную Европу был лишь вопросом времени. Карл Хайнц Шулери, одноклассник и сослуживец Капезиуса, вспоминал, что мало кто был рад присоединению к немецкой армии. Капезиус, однако, оказался в меньшинстве, так как был низкого мнения о румынской армии и считал, что служить Германии напрямую «куда более почетно».
Фритци была не так довольна. Как и многие жены, она была счастлива, пока муж находился в резерве, как можно дальше от военных действий. Но с призывом в немецкую армию она испугалась, что вскоре его увезут на фронт. Она боялась стать очередной вдовой, которой придется растить дочек восьми, шести и трех лет одной. Женщина с детьми уехала из Бухареста обратно в Сигишоару, где поселилась у родственников Капезиуса.
Сам Капезиус не боялся оказаться на поле боя. Вместо этого он сосредоточился на доказательстве своей принадлежности к арийцам, изучив родословную вплоть до XVIII века, что позволило ему пройти 6-недельное обучение в Ваффен-СС (боевая группа СС). Он поступил мудро, не упомянув, что Фритци была на половину еврейкой (если следовать нацистской интерпретации религии по крови).
Поскольку разбомбили эсэсовское ателье, позже вспоминал Капезиус, мы 6 недель ждали, пока наши формы доделают в полицейском ателье. Это были прекрасные 6 недель в гражданской одежде, полные театров и кабаре. А жили мы в отеле «Централь», где был закрытый сад.
Закончив обучение, Капезиус, уже капитан (нем. hauptstrumführer), получил метку ССнебольшую черную татуировку у левой подмышки, которая указывала его тип крови. После получения формы рекрутов, по словам Капезиуса, «разослали на все четыре стороны». Его и дюжину других этнических немцев отправили на Центральную медицинскую станцию СС в Варшаве. Там он служил аптекарем в двух концлагерях у Берлина и МюнхенаЗахсенхаузене и Дахау. Туда отправляли политических заключенных, но по ходу войны стали завозить все больше и больше евреев. Хотя в обоих лагерях были ужасные условия, заключенных ни в одном не убивали. Неудивительно, что выбрали Капезиуса с его лаврами Bayer, ведь Farben управляла всеми лагерными аптеками.
Капезиус знал, что этнические немцы из Югославии, Болгарии и других центрально- и восточноевропейских стран были, согласно Гиммлеру и главным нацистам, «второсортными немцами».
Мы чувствовали себя ниже немцев из Рейха, настоящих немцев, отмечал Роланд Альберт.
Но Капезиус и не предполагал, что это распространенное среди эсэсовской элиты мнение приводило к тому, что этнических немцев отправляли в не самые приятные места, из-за чего многие из них оказывались на посту в концлагерях.
Именно в Дахау врач полковник Энно Лоллинг познакомился с Капезиусом и проникся к нему симпатией. Бывший морфинист, проработавший к тому моменту лагерным врачом уже семь лет, Лоллинг был главой лагерного Департамента медицины и гигиены. Это делало его ответственным за всех эсэсовских врачей во всех концлагерях.
Лоллинг был без ума от жутких, мрачных вещей. Он просил, чтобы из лагеря ему доставляли человеческую кожу с татуировками. Заключенных с татуировками, которые находили достойными, убивали инъекциями фенола в сердце, а их кожу осторожно снимали и сушили, после чего посылали Лоллингу в коробках с пометками «Военные материалы, срочно». Некоторые экземпляры он отправлял в берлинский Институт Кайзера Вильгельма, главный исследовательский центр Третьего рейха в сфере «расовой гигиены», где развивалась евгеника. Но лучшие экземпляры он превращал в жуткие подарки коллегам, например, кошельки и портсигары. Лоллинг даже приказал врачам-эсэсовцам в Бухенвальде выяснить, как можно уменьшить голову человека: этот вопрос очень его интересовал. Они изучили книги о практиках каннибалов южных морей и центрально-американских индейцев, но разгадку нашли в описаниях техники аборигенов, охотников за головами, овладевших этим искусством в совершенстве. Ради этого эксперимента в Бухенвальде было убито 30 заключенных, и три черепа удалось уменьшить до размера яблока (один из них комендант лагеря использовал в качестве держателя для бумаг).
В ноябре 1943 году Лоллинг сообщил Капезиусу, что его переводят в Освенцим. Капезиус знал: несмотря на то, что концентрационных лагерей были сотни, Освенцим особенно выделялся огромными размерами и страшной репутацией. Во время службы в Дахау и Захсенхаузене он узнал о нескольких лагерях с мрачной славой, объединенных под названием Освенцим; лагеря находились примерно в 50 км от Кракова. Изначально (с апреля 1940 года) это был захолустный исправительный лагерь. Полуразрушенные бараки на окраине небольшого городкаОсвенцима по-польски, Аушвица по-немецки, превратили в тюрьму. Через год там было уже 10 тыс. заключенных, в основном польские диссиденты. Именно тогда I. G. Farben решила построить Моновиц всего в 6,4 км к востоку. Поскольку СС собирались обеспечить Farben рабочей силой, потребовалось расширить основной лагерь и утроить количество заключенныхдо 35 тыс. и более.
Жуткая репутация лагеря, однако, появилась в результате двух не связанных между собой событий. Вторжение нацистов в СССР в 1941 году прошло довольно успешно. Всего за несколько месяцев немцы захватили в плен почти 1,5 млн советских солдат, а девать их было некуда. Тогда глава СС Генрих Гиммлер приказал построить новый огромный лагерь в 1,6 км от деревни Бжезинки, которую немцы называли Биркенау. Лагерь находился по другую сторону железной дороги и по плану должен был вмещать до 200 тыс. военнопленных, многих из которых собирались отправить работать на Farben, Krupp, Siemens и другие немецкие компании, громко заявляющие о намерении открыть лагеря и использовать рабский труд заключенных. Но планы, по которым Биркенау должен был лишь содержать военнопленных, быстро поменялись. К январю 1942 года нацисты официально приняли «Окончательное решение» план по убийству всех евреев в Европе. Это сподвигло их построить новые лагеря смерти в ПольшеТреблинку, Майданек, Хелмно и Собибор. Но даже с новыми лагерями убийства плененных евреев происходили недостаточно быстро. Поэтому Биркенау из лагеря смерти перестроили еще и в рабочий с собственными газовыми камерами.
Капезиус знал, что Освенцим, гибрид исправительного, рабочего и лагеря смерти, отличался от других. Именно там эсэсовские врачи и немецкие фармацевтические компании проводили самые массовые и леденящие кровь эксперименты над людьми. Когда Капезиусу сообщили о переводе в Освенцим, главный лагерь, уже в основном административный, фактически называли Аушвицем I, БиркенауАушвицем II, а МоновицАушвицем III.
По словам Лоллинга Адольф Кромер, аптекарь Освенцима с 1941 года, срочно нуждался в компетентном помощнике. Кромер присоединился к СС в 1933 году, из-за чего мог похвастаться одним из первых номеров членства. Несмотря на достойную родословную, Кромер не справлялся с огромным объемом задач без посторонней помощи. Лоллинг, однако, не сообщил Капезиусу, что Кромер проигрывал борьбу с депрессией.
Капезиус не хотел работать в месте, которое эсэсовский врач Хайнц Тило назвал «anus mundi» («анусом мира»). Он пытался переубедить Лоллинга и попросил о помощи знакомого из Дахау, капитана доктора Германа Йозефа Беккера. Беккер руководил отделом авиационной медицины СС, в чью зону ответственности входили жестокие эксперименты с высоким и низким давлением, проводимые на заключенных с целью разработать лучшее летное оборудование для немецкой армии. Также Беккер был уважаемым членом партии нацистов и имел влияние в Берлине. Капезиус сказал, что предпочел бы остаться в Дахау, ему «тут нравится», особенно потому, что «у лагеря хорошее управление». Но Беккер ничем не мог помочь.
Капезиус приехал в Освенцим в декабре, буквально с первым снегом. Дахау и Заксенхаузен, возможно, открыли глаза Капезиусу, но крещение огнем ему еще только предстояло.
Глава 5. Добро пожаловать в Освенцим
Капезиус отправился на службу в Освенцим под началом доктора Эдуарда Виртса, 34-летнего капитана СС, где составил компанию двадцати другим медикам. Тогда врачи отвечали за все: от здоровья персонала СС до поддержания жизни заключенных и проведения медицинских экспериментов. От коллег в Дахау Капезиус узнал, что Виртс сильно отличался от его предыдущих начальников. Ревностный нацист, Виртс сражался на западном фронте, но после легкого сердечного приступа в 1942 году занял должность главного психиатра в концлагере Нойенгамме неподалеку от Гамбурга. Три месяца спустя его перевели в Освенцим на должность главного врача.
Капезиус слышал, что Виртс был одержим изучением проблем массовой стерилизации и рака шейки матки. Но он еще не знал, что в погоне за ответами на свои вопросы Виртс учинил эксперименты над сотнями заключенных женщин, уничтожая их яичники облучением или удаляя их напрямую с помощью жестокой операции; в результате 80 % женщин погибало. Младший брат Виртса, Гельмут, известный в Гамбурге гинеколог, приехал в Освенцим в 1943 году, чтобы присоединиться к экспериментам, но вскоре почувствовал такое отвращение к увиденному, что уехал, громко рассорившись с братом.
Также Виртс горел идеей истребления тифа (пятнистой лихорадки), от которого не только страдали эсэсовцы, но и погибали тысячи недокормленных заключенных, а контролировать инфекцию в лагерях было невозможно. Виртс выпускал одну программу за другой с целью избавить бараки заключенных от вшей и других вредителей, распространяющих болезни в и без того антисанитарных условиях. Очевидно, ему не казалось странным, что многие заключенные, которых он искренне старался спасти от тифа, все равно вскоре окажутся в газовых камерах.
Капезиус знал, что Виртсчеловек эксцентричный. Он любил разъезжать на машине с флагами Красного креста, насмехаясь над международной организацией, которая время от времени интересовалась условиями жизни в концлагерях. После двух месяцев в Нойенгамме на прощание Виртс предоставил эсэсовцам Освенцима доступ к бесплатным консультациям с семейными и частными психологами.
За полгода до прибытия Капезиуса Виртс принял решение, которое навсегда изменило историю Освенцима и отношение будущих поколений к лагерным врачам. До начала 1943 года комендантом Освенцима был Рудольф Хёсс, осужденный убийца, и эсэсовцы по его приказу отбирали, кому оставить жизнь, а кого отправить на смерть, прямо на станции. Мало кто считался «пригодным для работы»; стариков, детей, беременных отправляли налево, что означало смерть в газовых камерах (в итоге около 1,1 млн из 1,5 млн привезенных в Освенцим были убиты сразу). Однако, поскольку лагерные рабочие от недоедания, избиений, болезни и в результате казней быстро погибали, новые люди были нужны всегда.
Тех, кому повезло избежать мгновенной смерти, клеймили на запястьях, чтобы вести подробный учет заключенных (эта практика проходила только в Освенциме). Многих заключенных отправляли работать в Моновиц, некоторых оставшихся назначали плотниками, электриками, цирюльниками и поварами. Иногда их отправляли работать в каменных карьерах, заставляли копать туннели, убирать снег с дорог, очищать дебри после нападений с воздуха. Все под присмотром охраны. Женщин в основном отправляли разбирать горы личных вещей, отнятых у новых заключенных, и готовить все стоящее к отправке в Германию. Некоторых превращали в секс-рабынь. Медикам как правило сохраняли жизнь, а после заставляли выполнять жутчайшие приказы эсэсовских врачей и аптекарей. Заключенных-стоматологов заставляли вырывать золотые зубы из трупов. Наиболее трудоспособных мужчин, которым сохраняли жизнь, отправляли в зондеркоманду, на членов которой возлагалась жуткая обязанность убирать трупы из газовых камер.
Виртс хотел лично контролировать отбор на платформе. Он считал, что решения в вопросах жизни и смерти могли принимать только врачи. Раз Освенцим представлял уникальную возможность развить нацистскую науку, Виртс утверждал, что доктора должны выбирать подопытных вручную. Эта точка зрения получила опору той весной, когда в лагерь приехал доктор Йозеф Менгеле, 32-летний заслуженный ветеран восточного фронта. Менгеле был протеже доктора Отмара Фрайхерра фон Фершуэра, одного из ведущих генетиков Европы, предводителя нацистской расовой псевдонауки. Еще студентом Менгеле был любимым помощником фон Фершуэра во всех исследованиях уважаемого в Третьем рейхе Франкфуртского института наследственности, биологии и расовой чистоты.
Сотрудничество с фон Фершуэром бросило Менгеле в гущу событий: он погрузился в развивающуюся нацистскую научную философию, согласно которой было возможно отбирать, изменять, и таким образом «очистить» генетику человечества. Особое внимание фон Фершуэр посвятил изучению близнецов. Он занимал пост главы выдающегося берлинского Института антропологии, наследственности и генетики им. кайзера Вильгельма. Именно фон Фершуэр замолвил слово за Менгеле, после чего того перевели в Освенцим, и он же спонсировал некоторые медицинские эксперименты. Одна из заключенных, работавших на Менгеле, врач Элла Лингенс, впоследствии отметила:
Под предводительством Отмара фон Фершуэра на свет вышли окончательные, смертельные последствия науки, основанной на расовом принципе, которым при национал-социализме не было предела.
Приехав, Менгеле не стал терять время зря. Для исследования ему были нужны близнецы. И побольше. Но отыскать таких среди тысяч изнуренных, грязных и растерянных пленников, как он сказал Виртсу, было сложной задачей, которую нельзя доверять нетренированному глазу простого эсэсовца. Это стало одной из многих причин, по которой Виртс решил, что отбором должен руководить человек с медицинским образованием.
Все лагерные врачи, Виртс в том числе, должны были проводить отбор на платформе, заменяя коллег раз в сутки. Каждый поезд встречало двое врачей. Не всем нравилась эта работа. Некоторые, как Ганс Кёниг и Вернер Рёде, ушли в запой. Известный склонностью к садизму, доктор Фритц Кляйн, как потом рассказывал Капезиус, «почти всегда был пьян». Другой врач, Ганс Мюнх, отказался выполнять задание, был понижен в звании и переведен в Моновиц, где изучал поступающую на анализ кровь. Доктор Иоганн Пауль Кремер вел дневник каждый день на протяжении 7 месяцев, что проработал в Освенциме. Он писал, что по сравнению с лагерем, «ад Данте мог показаться комедией» и что «люди соревнуются, кто будет чаще проводить отборы [потому что] получают за это приятные бонусы200 мл водки, 5 сигарет, 100 г сосисок с хлебом».
Многим не нужно было дополнительное вознаграждение: для них это было просто частью работы. Но некоторые ценили эти «особые акции». Одним из таких был Менгеле, он даже вызывался работать дополнительные смены. На станции он стал тем самым первым нацистом, которого видели десятки тысяч пленных после долгого пути. Образ одетого с иголочки эсэсовца, время от времени насвистывающего оперную арию, с хлыстом в руках (с помощью хлыста он указывал пленникам, идти им вправо или влево), навсегда врезался в память тех, кто пережил Освенцим.