И сердца даже самых отчаянных скептиков дрогнули.
«Альбом Разлука делался совершенно разгильдяйским образом, в достойной и легкой форме,откровенничает Могилевский.Было весело, потому что отсутствовал какой-либо намек на рок-индустрию. Со стороны это напоминало кружок по интересамкак нечто, сопутствующее общению. Как товарищеский чай в секции Умелые руки».
Когда сессия превращалась в благостный чилаут, пламя в огонь новой жизни добавлял приезжавший из Ревды Кормильцев. За короткий промежуток времени у него родились дочка Лиза и сын Игнат. В итоге счастливый, но слегка затраханный жизнью молодой отец догадывался, что прямо сейчас у «Наутилуса» наступает своеобразный «момент истины». И, не ограниченный вкусовой цензурой Белкина и Пантыкина, он вдохновенно строчил текст за текстом.
«Илья писал по три тома материала и бился насмерть за каждую страницу, - вспоминает Умецкий. - Из этого богатства можно было выбрать три-четыре текста, и то с последующими доработками. После того как закончилась рефлексия у Бутусова, началась рефлексия у Кормильцева, который считал, что мы все делаем не так. Он приходил в подвал, начинал разбивать ногами стулья, и успокоить его было сложно. Андрей Макаров бледнел прямо на глазах, поскольку нес за стулья материальную ответственность».
«Илья находился в очень взбудораженном состоянии, - откровенничает Бутусов. - Все, что происходило в студии, его либо устраивало, либо не устраивало. То есть все выглядело очень категорично».
Поклонник терапевтических методов в искусстве лютовал не на ровном месте. Скажем, Кормильцев еще мог смириться с тем, что Бутусов отказывался петь в «Ален Делоне» словосочетание «тройной одеколон». Или с тем что в «Скованных одной цепью» вместо «за красным восходом коричневый закат» литературные цензоры заставляли исполнять словосочетание «розовый закат». Но нежелание вокалиста «Наутилуса» петь о том, как «дети приводят блядей», воспринималось Ильей как личное оскорбление. С трудом нашли компромисс: на альбоме решили про женщин с «пониженным уровнем социальной ответственности» все-таки спеть, а на концертах в этом месте делать многозначительную паузу.
«То, что на записи получается нечто эпохальное, мы поняли лишь в самом конце, когда сели прослушивать альбом,признавался мне Кормильцев спустя десять лет.Откровенно говоря, до Разлуки никто к Наутилусу" серьезно не относился и почти никто в них не верил. Многие тогда мыслили более глобальными категориями, включая меня самого».
Слушая монолог Ильи, я ударился в легкую ностальгию. Осень 1987 года. Эпохальный рок-фестиваль в Подольске был назван музыкальными критиками «советским Вудстоком». И не зря: это было мощное крупномасштабное действо с участием двух десятков рок-групп со всего Советского Союза, а также первое широко анонсированное выступление «Наутилуса» в окрестностях столицы.
Именно этого события я ожидал давно и с придыханием. Все мои циничные друзья взахлеб слушали на магнитофонах «Невидимку» и «Разлуку». Информации о группе не было ника-койговорили, что это осколки «Урфин Джюса» и «Трека», что песни написаны на стихи венгерских поэтов, что «Наутилус»это русский ответ Duran Duran. До появления восторженной статьи Александра Житинского в журнале «Аврора» ни фамилия Бутусов, ни фамилия Умецкий, ни фамилия Кормильцев не были известны в двух столицах практически никому.
«Говорят, что свердловские группы слишком увлекаются мистикой и что первый диск Наутилуса был сплошной мистикой,писал о Невидимке зимой 1986 года критик Матусов в андеграундном рок-журнале Урлайт.Я не слышал первого диска Наутилуса, плохо разбирал слова на концерте группы Трек, не слышал Урфин Джюса, но если кто-то должен напоминать в музыке о смертипусть это делает Свердловск».
За несколько месяцев до Подольска мои друзья во главе с редактором «Урлайта» Сергеем Гурьевым метнулись автостопом на выступление «Наутилуса в Питере. Вернулись оттуда с горящими глазами. Долго вспоминали о триумфальном концерте, когда уральская группа фактически «убрала» легендарный «Аквариум». Перебивая друг друга, взахлеб описывали их яркий милитаристский имидж, пытались напеть боевики и повторить реплики. Помню, особым успехом пользовался рассказ о том, как Бутусов, в очередной раз забыв слова песни, подошел к микрофону и хмуро сказал: «Нельзя!» Казалось, ничего более рок-н-ролльного придумать в тот вечер было просто невозможно.
В сентябре 1987 года я с неподдельным энтузиазмом настраивался на подольский концерт «Наутилуса». С какими приключениями доставались билеты на станции метро «Ленино» и как долго тянулось время в ожидании выхода «Наутилуса» на сцену Зеленого театра, отдельный рассказ...
На «советском Вудстоке» группа из Свердловска открывала субботний концерт. Илья находился в Ревде и не мог видеть, как «Наутилус» предстал перед зрителями в крайне агрессивном имидже: врангелевская унтер-офицерская форма, ордена, боевой макияж, галифе, эполеты и военные сапоги до колен.
Дима Умецкий повернулся к залу спиной, а Бутусов, Пифа и Могилевский истошно затянули а-капелла: «Разлука, ты, разлука, чужая сторона». Затем Слава врубил электрогитару, и громко грянули боевики«Ален Делон», «Казанова» и «Скованные...».
«Экстракачественный звук и натасканная проникновенность вокала Бутусова сделали концерт Наутилуса праздником для тысяч москво-подольчан,вспоминает Сергей Гурьев.Неожиданный сюрприз ждал группу на "Шаре цвета хаки: на сцену вломилась камера Центрального телевидения, подъехала к Бутусову и стала заползать ему объективом промеж челюстей. Это варварская акция, впрочем, неожиданно послужила Славе допингом: он перестал забывать тексты, вообще весь подобрался и запел с удвоенной выразительностью, словно засосав у телевизионщиков творческое биополе».
Андрей Макаров судорожно выставлял баланс на пульте, поскольку в наушниках не было слышно ни слова. Звукорежиссеру «Наутилуса» можно было посочувствовать: вокруг него орали сотни людей, размахивали куртками и шарфами, танцевали и хлопали стоя. Было неподдельное ощущение, что эти разукрашенные в боевой грим музыканты уже нашли свое «золото Маккенны», и знали о жизни нечто такое, что для остальных навечно оставалось тайной за семью печатями.
Подмосковный сет группы венчало саксофонное соло Могилевского в финале «Гудбай, Америка», которое потонуло в восторженном реве многотысячного зала. Возможно, с этой минуты и началось всесоюзное восхождение группы «Наутилус Помпилиус». Возможно, с этого вечера в стране и началась «наутилусомания».
Как белка в колесе
У свердловской музыки всегда было свое лицо. Ее отличало нечто вроде наивной серьезности, если можно так говорить... Все время у нас происходило изобретение велосипеда или колесатакое невинное новаторство, туземный примитивизм, какой бывает у первобытных народов в искусстве.
Не стоит забывать, что параллельно работе в Ревде Кормильцев занимался массой важных общественно полезных дел. В богатом на события году его организаторский талант и пламенные речи способствовали открытию свердловского рок-клуба. Это означало, что теперь уральские группы могут выступать на фестивалях, давать концерты и зарабатывать гонорары.
И когда Илья почувствовал, что в стране реально началась перестройка, у него словно выросли крылья. Друзья вспоминают, что Мак не поверил Горбачеву и его политике, но каждый день старался пользоваться по максимуму вкусом новообретенной свободы. Он успевал многое: писал о свердловском роке в самиздатовскую прессу, предлагал выпустить альбом-компиляцию местных рок- групп, организовывал первые концерты в Казани, Куйбышеве и Перми.
В паузах между поездками и административной работой Илья писал стихи сразу для нескольких рок-команд. Здесь особенно выделялся альбом Егора Белкина «Около радио», состоявший из песен, написанных гитаристом «Урфин Джюса» на тексты Кормильцева. Так случилось, что, несмотря на высокий потенциал, всесоюзной известности эта работа не получила. Но шутливая композиция «Соня любит Петю» впоследствии неоднократно звучала в кинофильмах и позднее стала неофициальным гимном свердловской рок-сцены.
Важно отметить, что на первом рок-клубовском фестивале песни Кормильцева исполняли музыканты сразу ШЕСТИ рок-команд: «Урфин Джюса», группы Насти Полевой, группы Егора Белкина, «Наутилус Помпилиуса», «Коктейля» и «Кунсткамеры». И это был далеко не предел Общеизвестна байка о том, как к музыкантам «Чайфа» подошел Илья и с солидным видом сказал: «Ну, группа вы конечно, неплохая, но с текстами хорошо бы тщательнее поработать! Если надумаете, могу написать вам пару-тройку стихотворений...»
Любопытно, что в репертуаре «Наутилуса» было тогда порядка семи-восьми текстов Ильи и никакого всесоюзного прорыва ситуация не предвещала.
«Кормильцев приходил ко мне, и я ему показывал варианты песен под гитару, - вспоминав Бутусов. - Он имел право сказать: это мне нравится, это не нравится, а вот об этом тексте можешь вообще забыть. Потому что Илья работал на несколько фронтов, и иногда, чтобы тексты не пропадали, он их забирал».
Другими словами, летом 1986 года своего фаворита Кормильцев еще не выбрал. Поэтому, обслуживая духовную сторону местного рок-н-ролла, продуктивный поэт был вынужден крутиться как белка в колесе. Он словно играл в невидимый тотализатор, следуя в своей логике «закону больших чисел». Как тогда казалось Кормильцеву, в каком-то из вариантов что-то обязательно должно было выстрелить. Если не в одном месте, так в другом.
Выстрелило, как известно, у «Наутилуса». Но уместно напомнить, что даже у них первоначально не все шло гладко. К примеру, их стремительному восхождению предшествовал нервный момент, когда рок-клубовский актив «литовал» тексты «Разлуки».
В интервью казанскому журнал «Ауди Холи» Кормильцев описывал свердловскую цензуру следующим образом: «Тексты литует целая компания известных в городе деятелей культуры, которые устраивают и нас, и верхи. Этим в основном под сорок, но они врубаются. В литовочной компании должны быть персонажи со значками или с билетами, но которые нам сочувствуют».
Даже в этом монологе Илья проявил чудеса дипломатии, поскольку в жизни все оказалось не так просто. Дело в том, что первоначально альбом «Разлука» был разрешен для распространения не целиком. В частности, органы цензуры рекомендовали изъять две наиболее крамольные, как им тогда казалось, песни: «Скованные одной цепью» и «Гороховые зерна». И поэтому в августе 1986 года Кормильцев был вынужден носиться по друзьям и забирать назад подаренные им кассеты, содержавшие две «запрещенные» композиции. В первую очередь он не хотел подводить ни музыкантов, ни актив рок-клуба. Праздника души при этом Илья, естественно, не испытывал.
В конце концов, было принято соломоново решение: по Свердловску альбом распространяется в усеченном виде, зато в другие города отсылается в каноническом варианте из одиннадцати композиций, без изменении и купюр.
Уникальный документ - как литовали тексты «Наутилуса», 1986:
О текстах песен группы "Наутилус"
Авторы представленных песен достаточно последовательны а постановке проблем, волнующих сегодняшнюю молодежь - бездуховность, потребительское отношение к жизни, конформизм. Однако в самом формулировании этих проблем, а также в попытках их разрешения сочинители песен не везде точны - не всегда выверена их общественная позиция, случайны зачастую слова, из которых "составлены" песни (насчет "составлены" я не оговорился, поскольку текст группы порой невнятны, подобно подстрочникам с чужого языка). Вместе с тем, особенно на фоне текстов других групп, нельзя не заметить, что лучшие песни "Наутилуса" достаточно интересны и вполне репрезентативны для того, чтобы свидетельствовать об уровне работы группы.
Считаю, что песни "Маленький подвиг", "Это так просто", "Превращение", "Каждый вдох", "Клипсо-Калипсо", "Последнее письмо", "Радиола", "Раньше было совсем другое время" можно рекомендовать к исполнению.
Член худ.совета Свердл.обл. рок-клуба, член СК СССР Е.С.Зашихин
«Я помню заседание, где рассматривался вопрос литовки текстов Разлуки, - объясняет президент рок-клуба Николай Грахов. И все вроде бы шло нормально, но некоторые товарищи вдруг сказали: Нет, мы подписываться не будем! Начался спор о Скованных одной цепью и все как-то подвисло. Кормильцев находился за дверью, волновался и ходил по лестничной площадке вверх-вниз. Я вышел и говорю: Знаешь, Илья, думаю, что пробьем, но вообще-то очень сложно. Все вроде бы нормально, а вот с этой песней проблема возникла. Он страшно переживал и заявил мне: Для меня крайне важно, чтобы эта песня вышла сейчас! Она сейчас должна быть услышана, именно сегодня! Спустя некоторое время все конфликты разрешились, но для Кормильцева это был крайне драматичный момент».
Пока разруливалась политическая вакханалия вокруг «Наутилуса», Илья незримо почувствовал внутреннюю силу. Песни по-прежнему лились из него рекой, причем тексты становились все жестче и радикальней.
«У нас тогда был целый цикл антивоенных композиций, суть которых сводилась к тому, что мы не хотим идти в армию, - вспоминает Бутусов. - И Кормильцев уже затачивал перо на Афганистан, строчил песни типа Мой брат Каин. Он тогда носил тексты пачками, искры из глаз сыпались, весь взъерошенный от такой образной злобы, эдакий анархист-цареубийца. Это была реакция на ту среду, в которой мы тогда находились».
Вскоре под жесткий прессинг Кормильцева попали и музыканты «Урфин Джюса». Теперь Илья брал своеобразный реванш и огрызался, что, к примеру, новый текст «Открытые пространства»это его последний стих для группы. Зная вспыльчивый характер поэта, музыканты воспринимали эти заявления сравнительно спокойно. Возможно привыкли к подобным стычкам. А, возможно, понимали, что жить группе (после оглушительного провала на рок-фестивале) осталось всего несколько месяцев.
Тем временем на обломках «Урфин Джюса» был создан крепкий студийный коллектив, который помогал записывать дебютный альбом вокалистке «Сонанса» и «Трека» Насте Полевой. К моменту распада группы «Трек» выпускница Архитектурного института начала писать собственную музыку. Параллельно будущая «первая леди уральского рока» выступала в роли вокалистки «Апрельского марша», «Кабинета» и пела на нескольких концертах «Наутилуса». В свою очередь, Бутусов написал для Насти композицию «Снежные волки», мелодию к «Клипсо-калипсо» и текст к ее песне «С тобой, но без тебя».
«До этого Настя выходила на сцену в коже, была ослепительной крашеной блондинкой и пела на низком и безумно сексуальном рыке, от которого весь зал бился в оргазме, - вспоминает в книге Сыновья молчаливых дней Андрей Матвеев. - А потом Настя услышала Кейт Буш. И еще услышала Дженис Джоплин... И петь по-другому она начала через несколько лет, когда поняла, что лом с драйвом" могут быть другими».
В определенный момент Настя решила делать собственный проект. Демо-кассеты с музыкальным материалом она вручила сразу трем поэтам: Аркадию Застырцу из «Трека», Диме Азину из «Степа» и Илье Кормильцеву. После чего стала дожидаться лучшего из предложенных вариантов.
Свой выбор Настя остановила на текстах поэта «Наутилуса», содержавших, в частности, такие строки: «Дьявол женщину всякому учит, и она на пружинке тугой / Справа крепит янтарное солнце, слеваклипсу с жемчужной луной».
Говорят, что Илья долго въезжал в состояние «поэта для женщин вплоть до семейных скандалов. Марина Кормильцева, столкнувшись с увлечением мужа новым проектом, начала ревновать его к симпатичной певице. Заметим, совершенно беспредметно. Просто для поэта это был еще один творческий опыт, и в своей увлеченности он не останавливался ни перед чем.
Примечательно, что, начав писать тексты для Насти, Илья не без любопытства поинтересовался у певицы: «Ты хоть понимаешь, что я не буду описывать девичьи страдания?»
Как оказалось впоследствии, это было так и не так.
«Кормильцеву на первых порах было сложно изобразить какие-то женские чувства,вспоминала Настя.Вообще, по своей сути, у него в те годы был женский характер. Не истеричный, но взбалмошный. Я всегда говорила, что в прошлой жизни он, наверное, был женщиной».
Любопытно, что японизированная направленность будущих песен Насти возникла случайно. Во время репетиций у певицы в вокальной «рыбе» стали проскальзывать странные лексемы: «мацу», «тацу» и т. п.