После презентации в Свердловске Илья остро почувствовал, что книга закрыла определенный этап его жизни. Теперь, говоря современным языком, для него наступил период старт-апов и всевозможных инноваций.
Пытаясь найти себя заново, Кормильцев резко переключился на массу новых проектов, никак не связанных с музыкой: от увлечения переводами Толкиена до выпуска вместе с Андреем Матвеевым нескольких номеров культурологического журнала «МИКС. Мы И Культура Сегодня». Кроме того, Мак несколько раз съездил в уже ставшую ему родной Италию. Причем путешествовал он туда с самыми разными целями: начиная от поездки на джазовый фестиваль в Перуджу и заканчивая контрактом в Туринепо подготовке технических документов для строящихся в России новых итальянских заводов.
На шальные переводческие гонорары Илья слегка безрассудно покупает дачу в поселке Коркодино, находившемся на границе с Челябинской областью. Пилить туда на поезде надо было не менее двух часов, но Кормильцеву подобные приключения оказались по душе.
В огромном деревянном доме Мак старался уйти от суеты и слиться в мыслях с вечностью. Иногда вывозил на дачу семью, жарил шашлыки или ездил с друзьями собирать грибыи пытался отдыхать душой. Это была его новая религия, новый стиль жизнивнимательного мужа и заботливого отца-философа. О «Наутилусе» он старался не вспоминать, интервью не давать, Бутусову не звонить. Как выяснилось со временем, многие музыканты «Наутилуса» отвечали Илье полной взаимностью.
«Виртуальное присутствие Кормильцева в группе чувствовалось всегда, потому что его фигура обсуждалась за каждым стаканом, - вспоминает душевную атмосферу начала 90-х Олег Сакмаров. - Тексты Ильи тщательно анализировались на предмет их полного несовершенства. Это делали все, кроме Бутусова. В Наутилусе тогда играл Егор Белкин, муж Насти Полевой и автор всех композиций группы The Beatles, как он, ха-ха, наверное, считает. Основным мотивом его разговоров был следующий посыл: Вот мы ездим, корячимся по всем этим жопам... А некоторые сидят у себя в квартире, в довольстве и тепле, и получают за это деньги! Мол, накропали сомнительных стишков и имеют за это столько же, сколько мы за все концерты. Каждая вторая из песен Ильи подвергалась критическому анализу. И чем сильнее понималось в Наутилусе несовершенство текстов Кормильцева, тем сильнее мне казалось, что человек пишет просто гениальные стихи».
До Ильи подобные настроения внутри группы, так или иначе, доносились. Он временно затих и затаился» но, как выяснилось позднее, совсем ненадолго.
«В 1992 году в Наутилусе" появился Игорь Воеводин, который сразу сказал: "Что это такое? Почему нет Ильи? Нам надо писать новые песни", - вспоминал впоследствии Кормильцев. - Воеводин - человек совершенно другого склада, чем предыдущие директора. И у меня стал устанавливаться с ним контакт. Он пригласил меня на юг - отдыхать вместе с группой. Я съездил и начал возобновлять отношения с Бутусовым».
Несмотря на локальные интриги в группе и общий беспредел в стране, на горизонте у Ильи наконец-то замаячила другая жизнь. Помучившись некоторое время, он принял решение уехать в столицу «на заработки», оставив в Екатеринбурге больную бабушку, маму Свету, жену Марину, троих детей и огромное количество друзей.
«Когда Илья перебрался в Москву, в Свердловске наступили очень грустные времена,вспоминает Саша Коротич.Было очень мрачно и уголовно. Людей убивали прямо среди бела дня, и, когда темнело, на улице никого уже не было. Никаких заведений, мест, чтобы вечером встретиться, что-то организовать и пообщаться, в принципе не существовало. Сейчас Екатеринбургвеселый город, в котором можно и поесть, и повеселиться. А тогда на дворе стояло мрачное время, и нам всем было очень тоскливо».
Подсев на проверенный жизнью наркотик ураганной рок-н-ролльной жизни, Кормильцев стал обустраиваться в Москве. На первых порах он с непосредственностью провинциального родственника попытался пожить у известной в театральных кругах журналистки Марины Тимашевой, но вскоре был выдворен из дома ее супругом. Потом Илья перебрался на раскладушку к православной издательнице и переводчице Ольге Неве. А спустя несколько месяцев влюбился В симпатичную москвичку Марину Рыжонкову, с которой затем встречался в течение нескольких лет.
«У нас была большая восьмикомнатная квартира на Остоженке, в которой никто не жил,вспоминал Кормильцев.Там были заняты две или три комнаты, а остальные оказались доступными для размещения большого количества людей. Теоретически в других комнатах должны были жить алкоголики и бандиты, которые уже лет пять сидели в тюрьме».
Как-то ночью несостоявшийся лауреат премии Ленинского комсомола совершил взлом и вскрыл гвоздиком дверь в одну из пустующих комнат. В итоге до весны 1994 года у поэта появился надежный тыл, а у группы - место, где можно было останавливаться во время концертов в столице. Экономия средств и энергии была очевидной.
Много и продуктивно работая переводами вместе с Ольгой Неве, Илья неожиданно для себя оказался в среде верующих. Все, кого он встречал у нее в доме, были церковными людьми. Кормильцев оказался в этой атмосфере волей случая, поскольку в Москве только обустраивался и прочного собственного круга у него еще не сложилось.
«Илья стал по-настоящему очень близким другом,вспоминает Неве. - Религиозное пространство оказалось ему в жутко интересную диковинку, и он с восторгом в нем поселился... Осваивался бурно, изучал, читал, спрашивал, спорил, с упоением погружался в новое для себя знание, а по воскресеньям начал ходить с нами в церковь. Окрестили Мы Илью в начале 1993 года в храме Космы и Дамиана в Шубине, куда он затем регулярно ходил с нами на службы».
Насколько нелегким оказался переезд в Москву, Илья Валерьевич рассказал мне спустя два года, за которые, как выяснилось, он успел прожить целую жизнь. Сидя на его кухне осенью 1995 года, мы на-говаривали на диктофон текст, предназначенный для интерактивного проекта «Погружение». И я снова включил кнопку «запись»...
Александр Кушнир:
С чего для тебя в контексте «Наутилуса» начались девяностые?
Илья Кормильцев:
Осенью 1992 года я перебрался в Москву накануне презентации альбома «Чужая земля». Тогда я сказал Славке: «Как-то мы с тобой странно живем, надо все это по-другому делать». И мы решили собраться в Москве и написать новый материал. Я притащил Бутусова на Остоженку, и мы сидели с ним и что-то писали. За этот период были написаны «К Элоизе», «Кто еще», Железнодорожник» и «Тутанхамон». Из разных альбомов на самом деле. После того как Бутусов прожил у меня две недели, у нас восстановилось плотное общение.
Я поехал на гастроли и своими глазами увидел, что обстановка в «Наутилусе» просто невыносимая. Однажды я присутствовал на уникальном концерте в городе Вильнюсе, где песню «Тихие игры» группа пыталась начать шесть раз. Три музыканта шесть раз начинали игратьв разных тональностях... Короче говоря, вот такая ситуация. Весной 1993 года я ездил практически на все гастроли, в Краснодар и другие города, и много присматривался. Потом устал. И параллельно слепил кавер-проект, который называется «Отчет», включавший в себя выпуск диска и сборные концерты. Мы решили, что будем отмечать десятилетие «Наутилуса» в Горбушке с рок-командами из Питера, Москвы и Свердловска. Вместе с Игорем Воеводиным я занимался этими проектами, и в Питере в «Октябрьском» мы все вместе тоже сыграли. А ситуация в «Наутилусе» в это время становилась все хуже и хуже... Писать новый материал никто не хочет, заниматься творчеством никто не хочет. Один только пьяный гон, озлобленные, истерические демонстрации протеста. Все пьют, и Слава от этого как-то мрачно работает.
А.К.: Новый директор тоже пил?
И.К.: Как лошадь. Ведрами. И я понял, что это - кисляк... Увидел, что Воеводин спивается вместе с группой. В последние дни работы Игоря его норма дошла до двух бутылок «Распутина» в день. Как директор он очень хороший парень - надежный, честный человек... Но совершенно не способен появляться в приличном обществе, работать с массмедиа... Способен забивать гастроли, ездить по селам и весям. Я видел, что все кисло и плачевно. Весной 93-го я сказал: «Слава, ты не устал от всего этого?»
Летом мы поехали в Ялту, где фактически закончилась директорская карьера Воеводина. Он вручил паспорта какому-то хмырю, который обещал нам достать билеты на самолет из Симферополя в Москву. С тех пор этих паспортов мы больше не видели. Это была последняя точка. У Игоря начались проблемы с лимфатической системой, он начал опухать В общем, директора пришлось выгнать Затем было три дня безобразных разборок в Калининградес киданием предметов, повсеместным пьянством, матом Белкина, плевками в лицо. И я сказал: «Все, Слава! Давай закроем этот печальный этап». И мы все закрыли...
А.К.: Если вы опять всех разогнали, то с кем планировали играть? И записывать «Титаник»?
И.К.: Славка отправился заниматься демонстрационной записью «Титаника» вместе с «Аквариумом». В процессе работы в студии на Фонтанке у Бутусова начали складываться хорошие отношения с Сакмаровым и другими музыкантами. Но потом напрягся Гребенщиков. Музыканты стали обсуждать совместные поездки, и Борис начал показывать свое недовольство. Славка сразу отрулил, поскольку от-носится к Гребенщикову со священным трепетом. И тогда встал извечный русский вопрос: «Что делать?» Из-за отсутствия других кандидатур я взял на себя роль продюсера коллектива. Каковым фактически являюсь и по сей день. Хотя публично себя так нигде не называл и нигде это не написано. И никогда я не получал за это никаких денег... Это был октябрь 1993 года. Я понял, что если этого не сделаю, то скоро не буду получать денег вообще. Поэтому и пошел на этот отчаянный шаг.
Насчет нового альбома я сделал предложения фирме «Фили», попросив довольно наглые по тем временам цифры. Аванс $ 15 000, неограниченное время работы в студии и роялти от продажи пластинок и кассет. «Фили» долго копались и Дали ответ на два дня позже, чем «JSP»свердловская компания, которая выпускала пластинки «Чужая земля» и «Разлука». Там работали хорошо знакомые мне людив частности, с Сережей Кисловым мы вместе делали альбом кавер-версий «Отчет». В его же студии, где когда-то писалась «Пятнашка» «Урфин Джюса», все было переделано и куплена новая аппаратура. И там писалось много свердловских групп: «Чайф», «Агата Кристи», альбом кавер-версий «Наутилуса». Мы туда приехали, зарекрутировали на помощь Вадика Самойлова, потому что у нас в группе осталось мало народу: Бутусов, Гога Копылов на басу и Алик Потапкин на барабанах. Приготовились работать, отказали «Филям» окончательно...
А.К.: Скандала не было?
И.К.: Был, но в другом месте. Страшный скандал разразился между двумя директорами студии. Дело в том, что один жил с женой другого - за спиной у партнера. Поскольку один из них был связан с верхушкой бандитских кругов Свердловска, он начал выяснять все именно на таком уровне. Его жена тоже нашла каких-то защитников-покровителей. Вот так мы и писали этот альбом... Я помню запись «Титаника», состоявшую из следующих компонентов. Постоянно врывающиеся в студию какие-то бритозатылочные, которые начали орать: «А ну, блядь, всем встать! Где там этот пидарас, который...» Примерно с такими текстами они выступали.
Параллельно приезжали мрачные люди из охраны банка, в котором была заложена эта студия. С суровыми лицами они накладывали печати, и помещение закрывалось... Мы то выгонялись из студии, то снова в нее приходили. Вадик Самойлов, поглощающий с подноса заказанного в хоум-сервисе, невероятное количество жратвы, два салата, два первых, три вторых, мороженое сверху и еще эклер. Помню Вадика, который облизывает эти пальцы, жирные от сала и мороженого. И тыкает ими в компьютер, а компьютер покрывается пятнами...
А.К.: И кто оплачивал этот праздник жизни?
И.К.: Сам Вадик, который очень много ест. За год до этого они записали «Позорную звезду», и как-то у «Агаты» плохо шли дела с концертами, с директором, со студией... Они были в полной жопе, и Вадик всерьез подумывал, куда бы ему свернуть. Тем более, что отношения между двумя братьями кислородом никогда не озонировали и не были особенно братскими...
По вечерам в студии постоям устраивались танцы и пьянки. Вадик Самойлов, Алик Потапкин и второй директор «JSP» Паша Антонов приглашали каких-то бесконечных блядей из шейпинга. Однажды они так плясали, что сломали колонки, опрокинув их на пол. В очередной раз приехали бандиты с пистолетами.
Затем в студии появился очнувшийся от пьянства Воеводин... Картина такая: я и Слава сидим в валенках. Была очень холодная зима, минус сорок. Рядом сидит Гога Копылов и грустно говорит: «Эх, хорошо было при Воеводине! Всегда полтаху нальет». Ровно в этот момент бесшумно открывается дверь в студию. На пороге стоит Воеводин, в одной руке пистолет, в другойбутылка «Распутина». И говорит: «Я слышал, у вас тут разборки? Скажите, кто вас обижает?» А надо сказать, что Игорь сам когда-то отсидел восемь лет в местах не столь отдаленных. Вот... явился защищать нас.
А.К.: А если надо было бы нажать курок, Воеводин бы нажал?
И.К. (смеется): Я думаю, да... В общем, запись проходила в странном сочетании мрачной внешней обстановки, просто военной. Мрачного зимнего Екатеринбурга, этих бандитов, кругом снующих. Разборок, угроз, каких-то перезвонов... То исчезает первый директор, прячется на конспиративной квартире. То первый директор побеждает, второй прячется на конспиративной квартире. Студию то опечатывают, то открывают. Чья власть будет завтра, никто не знает. Но у нас было ужасно бодрое настроение. И Славка все время бодрый, несмотря на то что перенес операцию по Имплантации двенадцати зубов. Судя по всему, Бутусов становится веселым, когда вокруг начинается прессинг.
А.К.: На самом деле Слава как-то вспоминал, что, когда приходили на запись «конкретные люди», ощущения были неприятными... Мол, «такой нервяк дурацкий».
И.К.: Короче, мы записали этот альбом, финансовые последствия землетрясений вокруг которого расхлебываем до сих пор. Но тут вовремя появился Александр Васильевич Новиков, который перекупил студию у Паши Антонова и Сережи Кис- лова, чтобы записываться на ней самому. В общем, никто не погиб, никому бандиты голову не срубили. И на том спасибо. А я переехал с Остоженки жить на Нахимовский проспект... «Наутилус» снял новую базу на «Леннаучфильме», и мы стали репетировать программу с новым составом. По поводу которого мы с Бутусовым сидели на квартире его родителей в два часа ночи. Наевшись пельменей и напившись водки, мы раскладывали карточки, выясняя, кто с кем совместим и кого пригласить на освободившиеся места.
А.К.: Что на карточках было написано?
И.К.: Фамилии.
А.К.: И все? Без астрологических знаков?
И.К.: Славка не верит. Это я сильно верю. На клавиши рвался Мурзик из «ДДТ», на бас рассматривался Сашка Титов, потомCepera Галанин. В итоге решили оставить Гогу Копылова. Были разговоры о нескольких питерских гитаристах, фамилий не помню. В очередной раз говорили о неизменном Пантыкине в качестве клавишника, но потом решили, что он не согласится. И остановились на варианте, который получился сейчас. Вадик Самойлов согласился играть с нами столько времени, сколько ему будет позволять «Агата Кристи». В это время у них появились средства, они связались с «Росремстроем». Им нужно было ехать гастролировать, и Вадик попросил его отпустить. Иначе его из «Агаты» выгонят. Короче, мы опять остались без гитариста. И тогда Лешка Могилевский привел своего друга Колю Петрова, с которым учился еще в музучилище Чайковского и которого знал по группе «Ассоциация содействия возвращению заблудшей молодежи на стезю добродетели». В этом составе мы и провели презентацию «Титаника».
А.К.: Вы ведь уволили Воеводина... Кто занимался менеджментом?
И.К.: Я не горел желанием заниматься концертами и рекламой. Мне казалось, что это не нужно, и кажется так до пор. Нам надо было найти кого-то, кто бы выполнял эти функции «директора в пиджаке». Еще весной 93-го года мы были на очень удачных гастролях в Израиле и там мы познакомились с Вольфом Месхи, который тогда организовывал концерты советских коллективов по Израилю. Ему помогал Макс Лейкин, у них была фирма «Вольф Ээнд Макс». И нам очень приглянулся Месхи своим веселым нравом, обилием фантастических идей и тем, что у него из ушей всегда идет дым от шмали. На три версты кругом...
А.К.: Добрая киевская школа...
И.К.: Мне они оба были очень симпатичны. Я всю жизнь был таким ярко выраженным юдофилом. И поэтому сразу зарубился и сказал: «Хватит с нас этих пьющих Воеводиных. Пусть лучше в директорах будет пара хитрых и ловких южных людей, умеющих всем этим воротить».
А.К.: Бутусов как-то признался, что «Наутилус» побил все мировые рекорды по количеству директоров и администраторов, перебранных в надежде на то, что найдется кто-то, кто научит жить правильно... Очень наивно...
И.К.: Ну да... Что было дальше Месхи и его друг Леня Ланда приехали в Москвузаниматься концертами Агузаровой. Они появились яркие, как два павлина. Сразу произвели сильное впечатлениетакие экзотические райские птички: Вова Месхивпереди, Леня, как барсучок, скромно семенит сзади, с папкой Месхи и его кошельком. Потому что Вова их постоянно теряет. Ну не может человек после двадцатого косяка помнить, где у него что находится. Как ты сказал, «хорошая киевская школа»... Они позвонили мне и спросили: «Что у вас тут происходит? Давайте мы вами займемся, раскрутим... Денег море - мы только что продали корабль со свининой и окорочками».