После выхода этой публикации восторгу Кормильцева не было предела. С одной стороны он сумел прорваться внутрь московской секты переводчиков, поскольку журнал «Иностранная литература» оказался еще более закрытым предприятием, чем секретный космический объект. С другой стороны, Илья чувствовал, что академическая составляющая его личности до сих пор не реализована. Ему не хватало респектабельных акций и серьезных шагов, которые оставили бы свой след в современной культуре.
По приглашению Ольги Суровой он начинает преподавать на филфаке МГУ спецкурс по русской рок-поэзии, вкладывая в эти семинары всю душу. На них Кормильцев досконально анализировал поэзию Башлачева, Летова и Ревякина, и при этом мог жестко «проехаться» по лирике, скажем, Лагутенко.
Выяснив на одном и занятий, что его студенты-филологи не сильно слушают «Мумий Тролль», Илья Валерьевич закатил глаза к небу, выдержал театральную паузу, а затем громко спроси «Ну, кто же мне объяснит это экономическое чудо? Кому это они втюхали два миллиона пластинок?»
Гробовая тишина была ему ответом. Параллельно Кормильцев пробует себя в смежных отраслях - начиная от написания аналитических статей по поэзии до экспериментов в области креативной рекламы. Его ролик для пива «Доктор Дизель» с остроумным слоганом «твоя рука, моя рука» крутился на федеральных каналах более полутора лет. И никто не догадывался, что этот прилипчивый закадровый текст был сочинен поэтом «Наутилуса».
«Мой знакомый предложил написать несколько сценариев, и мне это показалось забавным,вспоминал впоследствии Кормильцев.Дело было после кризиса, и тогда еще можно было реализовать смешную идею. Сейчас там работают только кадровые сотрудники, и ироничный концепт пропихнуть туда нереально. Потому что реклама стала откровенно тупой и ориентированной на кретинов. Реклама могла бы быть интересным видом художественного творчества, но теперь это возможно исключительно в сфере политической рекламы и пиара».
«Илья, наверное, наконец-то осознал свое призвание литератора и поэта с большой буквысчитает Сакмаров.Мол, поэт в России больше, чем поэт, как в итоге и оказалось. Он искал в тот момент продолжение себя. Мне казалось, что его реклама пиваэто коммерческое фуфло, а Кормильцев отвечал: Какая разница, где моя фраза выстрелит? Песня «Скованные одной цепью» выстрелила в рок-н-ролле, а фраза «твоя рука, моя рука» - в рекламе. И этот слоган может производить такой же эффект на сознание масс, как и мои стихи».
Не останавливаясь на достигнутом, Илья забросал журнал «Иностранная литература» массой переводовначиная от Ежи Косинского и Фионы Макдональд и заканчивая рассказами Балларда и Толкиена.
«Прошло много лет с момент распада Наутилуса и меня часто спрашивают: Кем вы себя сейчас воспринимаете? - откровенничал Кормильцев в одном из интервью.Последнее время я выступаю как переводчик, критик, культуролог, композитор. Всего понемногу. Давно пишу прозу, но никак не могу ее толком собрать и подготовить сборник. Несмотря на то что провожу восемьдесят процентов времени в обществе издателей. Я очень загружен как переводчик, это даже начинает меня раздражать. Как только выполню взятые обязательства, буду с этим завязывать».
Но завязать с переводами у Ильи категорически не получилось. Более того, их становилось все больше и больше. Затем добавились всевозможные аналитические тексты и материалы. В частности, в «Иностранной литературе» у Кормильцева выходит программная статья про «Поколение X», где он рассуждает о «безграничной свободе осознанного выбоа. Также в одном из ее номеров у Ильи был опубликован перевод рассказа актуальнейшего автора Ирвина Уэлша «Вечеринка что надо» и эссе «Жан Жак Руссо химического поколения», посвященное его творчеству.
«Любопытно, что статью про Уэлша Кормильцев предоставил не в машинописи, а в рукописи, - вспоминает ответственный секретарь Иностранной литературы
Алексей Михеев.Мне было совершенно в новинку, когда Илья принес аккуратную, исписанную его почерком стопочку, даже не черновик. И это притом, что с компьютером он был вполне «на ты». Я спросил: «Зачем ты пишешь от руки?». И Кормильцев ответил, что ему это принципиально важно. Мол, на компьютере так никогда не получится».
Мощным импульсом для Ильи стал крупнейший международный конкурс переводчиков «Современная зарубежная художественная литература», инициатором и спонсором которого являлся Фонд Сороса. Зная непростой характер Ильи Валерьевича, друзьям было непросто убедить поэта принять участие в этом мероприятии.
Алеся Маньковская, которая с детства обожала всякие соревнования и конкурсы, давила на Илью с одного фланга а его коллеги из «Иностранки» - с другого.
«Я предложил Илье участвовать, хотя первоначально он был настроен скептически - признается Алексей Михеев. - У него не было уверенности, что он пройдет в финал, поскольку конкуренция была огромная. Мне все-таки удалось убедить его подать заявку. Среди кандидатов на перевод в его списке был и роман Ника Кейва. Но у Кормильцева существовали серьезные сомнения, что это будет кому-то интересно. Я его активно поддержал, он остановился на прозе идеолога Bad Seeds, и в итоге выиграл грант на перевод И узре ослица Ангела Божия. После того как книга вышла, Илья обрел уверенность и стал человеком, который не просто робко стучится в двери издательств».
Зимой 2001 года Илья пригласил меня на презентацию книги Кейва, состоявшейся в клубе «16 тонн». Кормильцев поистине светился от счастья, и в окружении представителей прессы, музыкантов и друзей выдал искрометную речь.
«Сам роман Кейва я приобрел в Лондоне еше в середине 90-х годов, - заявил переводчик. Тогда мне казалось, что издавать его в России рано, в первую очередь, из-за большого количества крови, спермы и насилия. Теперь этот час настал. Я искренне считаю И узре ослица Ангела Божия самым талантливым экспериментом в области литературы из всех, предпринятых рок-музыкантами. Ведь многие рок-звезды, начиная с Джона Леннона, пробовали себя в словесности. Но оказались не более чем забавными дилетантами. Кейв же написал действительно сильную и непростую вещь, выдающуюся по богатству языка и напору эмоций».
У истории с подготовкой этой книги есть красивое послесловие, которое мало кому известно. Дело в том, что не очень внимательный к бытовым мелочам Илья слишком долго собирал документы для конкурса. Он сорвал все сроки и опоздал отослать заявку в Фонд Сороса. Всем казалось, что наступила ситуация из серии «гипс снимают, клиент уезжает». Но в дело неожиданно вмешались потусторонние силы, добрые ангелы и жена Алеся.
«Я очень хорошо помню эту историю, поскольку все происходило в моем стиле,смеется Маньковская.Я очень настаивала, чтобы Кормильцев подал заявку на грант. Дедлайн на отправку документов был 1 мая 2000-го года. И когда Илья с горем пополам все собрал, в стране наступил праздник и все учреждения оказались закрыты. На следующий день мы пошли на почту, я по старой белорусской привычке подошла к сотруднице с шоколадкой в руках и сказала: «Пожалуйста, поставьте нам штампик задним числом». Она отвечает: Я же не могу!, а я ее убеждаю, что нам очень-очень надо. И дарю шоколадку. В итоге на задрипанной московской почте сердобольная женщина средних лет поставила нам штамп предыдущим числом. Когда объявили победителей конкурса, оказалось, что все они из Москвы или Санкт-Петербурга. В этом списке Кормильцев стал единственным переводчиком из Екатеринбурга. И для человека такого масштаба это был очень показательный момент международного признания его таланта».
Подводя итоги этого светлого периода, необходимо заметить, что впоследствии Кормильцев трижды номинировался на премию журнала «Иностранная литература»: в 2001 годуза перевод пьесы Тома Стоппарда «Травести», в 2000за эссе «Три жизни Габриэля дАннунцио» и в 1998за роман «Пока мы лиц не обрели».
За сравнительно короткий срок Кормильцев решительно ворвался в мир переводчиков и стал в нем действительно знаковой фигурой. Теперь у него появились необходимые знания и опыт для следующих шагов в сфере книжной индустрии.
Большие дела
Маргиналы сплошь и рядом побеждают.
Настало время рассказать об Александре Касьяненкочеловеке, который в начале нулевых сыграл ключевую роль в жизни Кормильцева. Я знаю Сашу не очень долго, но по размаху своих наполеоновских планов он напомнил мне директора «Наутилуса» Володю Месхи. Обаятельнейший интеллигент и художник, Касьяненко стоял у истоков многих литературных авантюр и подвигов в биографии Ильи Валерьевича.
В начале лихих девяностых Александр эмигрировал из Екатеринбург; в Израиль. Там открыл книжный магазин «Дон Кихот», через несколько лет продал его и отправился в Москву отмечать наступление миллениума. Вскоре устроился работать дизайнером «Официального путеводителя по Кремлю» и одновременно стал художником-концептуалистом в прогрессивном издательстве «Гудьял-Пресс», выпускавшем книги Дины Рубиной, Шварца и Лавкрафта.
Ячеловек попсы, - признается Касьяненко.По мне, чем жестче высказываниетем лучше, скандальнее и интереснее оно воспринимается».
Как-то раз, впечатлившись просмотром фильма «Бойцовский клуб», Касьяненко загорелся желанием издать книгу Чака Паланика. Для успешной реализации идеи ему необходимо было запеленговать переводчика, виртуозно владевшего не столько английским, сколько русским языком. И профессионалы от книжной индустрии чуть ли не единогласно посоветовали ему обратиться к Кормильцеву. Никого лучше Ильи для перевода Паланика ты не найдешь», - уверенно заявляли они.
«Я позвонил Кормильцеву и приехал к нему домой,вспоминает Касьяненко.Там был бардак, потому что они с Алесей куда-то уезжали. В итоге встреча прошла сумбурно. Илья был поражен, что я не в курсе, чем он занимался раньше. Потом мы встретились в спокойной обстановке и оперативно перевели Бойцовский клуб. В процессе сотрудничества я увидел, что у Кормильцева быстрый и острый ум. Даже самые сложные фрагменты он переводил с потрясающей легкостью».
Чуть позже Илья познакомил Сашу Касьяненко с известным переводчиком Алексом Керви, сотрудничавшим с музыкальными журналами «О!» и «Забриски Raider». Вскоре они решили втроем издавать серии книг «Альтернатива» и «Классика контркультуры», ориентированные на актуальную прозу английских и американских авторов. Первыми релизами этого творческого трио стали такие культовые книги, как «Бойцовский клуб», «Отсос», «Generation X» и «На игле».
«Мне очень нравилось работать с Ильей, - вспоминает Алекс Керви.
В отличие от других редакторов, он никогда не придирался и правил только то, что требовало правки. У людей, когда-либо переводивших с другого языка, существует такое понятие, как профессиональная ревность. У Кормильцева ее не было».
Переводческая и издательская сверхактивность Ильи не могли остаться незамеченными в кругу профессионалов. Неудивительно, что в это время заметно вырос рейтинг Кормильцева внутри редакции «Иностранной литературы». Теперь поэт оказывал большое влияние на политику книжной серии «Иллюминатор», выходившей в учрежденном «Иностранной литературой» издательстве «Иностранка»; в этой серии уже были опубликованы его переводы Клайва Льюиса и Ника Кейва.
Постепенно Кормильцев начал входить в раж и решил резко расширить рамки «Иностранки». Его неугомонная энергия требовала все более радикальных текстов, более провокационных концепций и идеологий. Несложно догадаться, что ни один из курируемых Ильей проектов такой степени свободы ему предоставить не мог. В частности, потому что их учредители были серьезными игроками книжного рынка, в основном заточенного на коммерческую, а не просветительскую деятельность.
Но в голове у переводчика «Бойцовского клуба» стали все чаще возникать мысли о собственном издательстве, способном взорвать этот капиталистический
предел. Ему претила скучная политкорректность российского книгоиздательства, и душа Ильи рвалась совершать очередные подвиги. К примеру, он никак не мог смириться с тем, что на обложку Бойцовского клуба в типографии отказались ставить фотографии падающих нью-йоркских небоскребов.
«В какой-то момент мы увидел что проекты вроде «Классики контркультуры» оказались для нас слишком тесны,разочарованно заявил Кормильцев в одном из интервью. - И мы поняли, что художественная литература - это еще не все. Главная задача - давать подробную информацию, подавать ее в научно-популярной форме. Но эту задачу ни одно из существующих издательств решить не могло».
Впервые Илья заговорил о собственном проекте зимой 2002 года. Именно в этот период у Стаса Кормильцева родился ребенок, и счастливый дедушка метнулся к сыну повидать собственного внука.
«Я помню, как, приехав в гости, отец признался заговорщическим тоном: Мы тут задумали кое-что, покруче «Гилеи» и убийственнее «ОМа»,рассказывает Стас Кормильцев.И главноеэто название! Попробуй его отгадать! Сказать тебе его я не могу, поскольку это будущий бренд. Только аббревиатуру могу нарисоватьУК. Короче, не отец, а прямо интриган восьмидесятого уровня».
Некоторое время идеи о новом издательстве исключительно «игрой ума» Кормильцева и Касьяненко. Но вскоре судьба подбросила Илье знакомство с директором крупнейшей типографии «Уральский рабочий» Александром Бисеровым. Это была судьбоносная встреча, произошедшая в кабинетах одного из московских издательств.
Теперьнебольшое лирическое отступление. Исследуя деятельность Ильи, мне важно было получить комментарии от самого Бисерова, что выглядело задачей практически неразрешимой. Последние годы «серый кардинал» Кормильцева вел замкнутый образ жизни и принципиально не выходил на контакт с людьми из прошлой эпохи. Почему - будет понятно чуть позже.
Шансов пообщаться у нас, честно говоря, было немного. Но после долгих переговоров мы все-таки пересеклись. Несмотря на простуду, Бисеров сдержал обещание и дал развернутое интервью. Мы сели в полутемном кафе одного из екатеринбургских отелей и я, слегка волнуясь, включил диктофон.
Как оказалось, волновался я напрасно. Александру Бисерову хотелось выговориться, и ему, безусловно, было что мне рассказать.
«С Ильей Кормильцевым и Сашей Касьяненко мы встретились в кабинете моего издательства У-Фактория, - вспоминает Бисеров.И сразу решили, что надо создавать не радикальный издательский проект, а скорее маргинальный и слегка шокирующий, идущий по определенной грани различной современной проблематики. Идеологической, политической, социальной и культурной. Другими словами - от-разить срез всех непонятных, может быть, даже не сформулированных проблем через их культурный контекст. Проблем современного мира и цивилизации. И буквально во время нашего разговора Илья придумал прекрасное название «Ультра.Культура». Это было мгновенное озарение».
Когда умолкли все песни, новое издательство начало свою подрывную деятельность. Редакция Ультра.Культуры решила стартовать с выпуска автобиографической книги Эдуарда Лимонова «В плену у мертвецов». Идеолог Национал-большевистской партии сидел в Лефортовской тюрьме и текст для публикации передал именно оттуда. В свою очередь, Кормильцев придумал изящный концепт, обыгрывающий скандальный привкус ситуации, при которой другие издательства печатать подобные вещи не рисковали.
Итак, тюремные записки Лимонова открывали провокационный цикл ключевых книжек под названием «ЖZЛ»«Жизнь Запрещенных Людей». Впоследствии в этой серии публиковались биографии Чарльза Мэнсона, Тимоти Лири, Алистера Кроули, а также «отца психофармакологии» Александра Шульгина...
Идея Ильи про рукопись Лимонова оказалась крайне удачнойтираж первой книги «Ультра.Культуры» превысил 20 000 экземпляров. Теперь Кормильцеву, который позиционировал себя как «виртуальный химик», и «арт-химику» Александру Касьяненко помогали несколько единомышленников. Среди них необходимо выделить молодого анархиста Лешу Цветкова, пришедшего из команды книжного магазина «Фаланстер», а также опытного редактора «У-Фактории» Владимира Харитонова. За печать, дистрибуцию и финансовые риски всю ответственность нес Александр Викторович Бисеров.
«С первого дня я предложил Илье стать равноправным партнером, - вспоминает Бисеров. - Но Кормильцев ответил, что не хотел бы капитализироваться. Он мечтал быть идеологически независимым, чтобы на него не давила коммерческая сторона деятельности. Он хотел быть мозгом в чистом виде».