«Трущёв был странной личностью и знал про рок-н-ролл абсолютно всё,утверждает школьный приятель Ильи Влад Малахов.Он прививал нам ту любовь к музыке, которая реально определила всю нашу последующую жизнь».
Сутки напролет Кормильцев обсуждал с Трущёвым поэзию Блока, культурологические статьи в журнале «Америка», а также новые пластинки. Как-то раз Илья увидел у Алексея настоящую английскую рок-газету «Melody Maker» и от волнения чуть не утратил дар речи. Репортаж о туре Дэвида Боуи и рецензия на альбом «Dark Side of the Moon» стали для Кормильцева воротами в новую Вселенную.
Любопытно, что общение внутри этой компании зачастую происходило на языке Уильяма Шекспира и Джона Леннона. Это не отменяло острополитических дискуссий и свежих анекдотов на родном языке. Любимой присказкой Трущёва была фраза «Ален Делон не пьет одеколон», она полюбилась и Кормильцеву.
«Алексей был старше меня на несколько лет и в каком-то смысле являлся моим наставником»,признавался впоследствии Илья.
Алексей Трущёв
«Алексей оказался для Кормильцева чем-то вроде старшего брата, друга и незаменимого собеседника,вспоминает сестра Трущёва Елена Кононова.Безусловно, он оказал сильное влияние на Илью, причемкак хорошее, так и плохое. Дело в том, что у Лёши был мрачный, прямо-таки черный взгляд на жизнь. А у Кормильцева почва для этого уже была подготовлена. Что впоследствии, с годами, и развилось многократно».
Под воздействием взглядов Трущёва Кормильцев решил избавиться от материнской опеки и уехать из дома. Как можно скорее и подальше.
«В семье нас и пальцем не трогали,вспоминает сестра Ильи Ксения Устюжанинова.Тут кое-что похуже. Мама давала понять, что может наступить момент, когда она перестанет тебя любить. Светлана Алексеевна вполне обходилась словами, наказания ей были ни к чему. Обаятельная, всеобщая любимица, красавица, требовательная до жестокости. Она легко могла сказать: «Ты знаешь, все на свете когда-нибудь заканчивается. В том числе, и моя любовь». Это было отлучением от себя. А Илья не терпел никакого нажима или насилия. Между ними шла война, и каждая из сторон была непримирима».
Летом 1976 года Илья заканчивает школу и улетает в Ленинград. Как призер всесоюзных олимпиад, он легко поступил на химфак Ленинградского университета, обучение в котором завершал молодой программист-аспирант Борис Гребенщиков.
«Два будущих поэта ходят по одним коридорам, не будучи еще знакомы,иронизировал позднее Кормильцев.Хотя их имена окажутся рядом буквально через десять лет».
Илья разминулся в Питере не только с Гребенщиковым. Кормильцев не был вхож ни в «сайгоновскую» тусовку интеллектуалов-битников с Невского проспекта, ни в университетский театр Горошевского, где репетировали будущие музыканты «Аквариума» и «Поп-механики». Мимо него звучали концерты таких культовых групп, как «Россияне», «Мифы» и «Большой железный колокол».
«Как это ни парадоксально, в Питере я не смог найти себе приятелей по интересам,сожалел впоследствии Кормильцев.Действительно, бывают такие вещи, что, видимо, не судьба. Почему-то я не нащупал питерскую рок-н-ролльную тусовку».
Тем не менее, в студенческой жизни Кормильцева случилось несколько знаковых событий. Во-первых, он продолжил активное изучение английского языка, и к тому был почти случайный повод.
Илья Кормильцев в Питере
«Однажды Илья бродил по Ленинграду, и какой-то иностранец спросил у него, как проехать в Выборг,вспоминает Марина Кормильцева.Кормильцев прекрасно знал дорогу, но сильно стушевался. И тогда он начал активно улучшать свой разговорный английский, стараясь общаться с иностранными студентами».
Во-вторых, Илья начал много тусоваться с финскими туристами и моряками, выменивая у них пластинки. Незаметно для себя оказался удачливым фарцовщиком, благодаря чему был в курсе всех музыкальных тенденций. Знаковыми поэтами для него стали Пит Синфилд, Боб Дилан и Леонард Коэн, а любимыми альбомамиранний Pink Floyd и King Crimson.
Добыв вожделенный винил, Илья осторожно распечатывал пластинку и переписывал ее на пленочный магнитофон. Затем в полной темноте, прикрыв глаза, слушал запись несколько раз. Послешел на ближайшую почту и отправлял диски в Свердловск.
«Пластинки были в «родных» конвертах и никогда не бились,ностальгирует Малахов.Почта тогда практически не воровала, и таким образом у нас происходило культурное и материальное обогащение. Порой случались небольшие курьезы. К примеру, Кормильцеву очень нравилась английская группа «10 СС». Он прислал мне их пластинку, но вскоре выяснилось, что продать этот диск на Урале оказалось абсолютно невозможно».
Почуяв витавший в среде ленинградских меломанов дух свободы, 17-летний Илья оставил общежитие. Вначале снимал комнату на Васильевском острове, а затем нашел более экономный вариант, поселившись с приятелем на пригородной даче. Ежедневно ездил в университет на электричке, и от ее вечных сквозняков стал часто болеть. Практически ежемесячно у него случались то бронхит, то гайморит. В итоге врачи решили, что Кормильцеву, который с детства был предрасположен к легочным заболеваниям, местный климат категорически противопоказан.
«У Ильи не получилось перенести питерской осени-зимы,вспоминает Ксения Устюжанинова.Когда Светлана Алексеевна приехала проведать сына, то нашла его сильно простуженным и потерявшим все теплые шапки, шарфы и перчатки. В съёмной квартире они с сокурсником нарисовали углем на стене фреску, изображавшую Страшный Суд».
Автограф Ильи из его письма Трущева, написанного Кормильцевым из Питера в Свердловск.
Но настоящая беда пришла с другой стороны.
«После отъезда Ильи в Ленинград наша компания с Трущёвым просуществовала совсем недолго,объясняет Малахов.Алексей был человеком, которому военная служба категорически противопоказана. Но Трущёв всё-таки пошел в армию, ни словом не обмолвившись в военкомате, что у него гипертония. На прощание сказал нам, что «отправляется на рысьи скачки», а вскоре из армии пришла похоронка».
Лёша Трущёв ушел служить в ноябре 1976 года, а через два месяца его не стало. История болезни содержала в себе диагноз «крупозная пневмония», но что произошло на самом деле, неизвестно до сих пор. Вскрытие тела не производилось, а родственникам лишь сообщили, что рядового Трущёва привезли в военный госпиталь полностью истощенным. Как поется в песне «Наутилуса», «пьяный врач мне сказал, что тебя больше нет».
Друга Кормильцева доставили в Свердловск в запаянном цинковом гробу, и похоронили на Широкореченском кладбище в январе 1977 года. Всю зиму Илья писал Алексею из Питера письма, но, так и не получив ответы, догадался, что с его приятелем произошло непоправимое. Узнав у родителей Трущёва подробности, он совершенно растерялся.
У студента-первокурсника появились подозрительные знакомства: оказалось, что уже в середине 70-х в Ленинграде были места, где собирались наркоманы, уныло и безнадежно вопрошавшие друг друга: «У тебя есть двинуться?» В этой мутной тусовке у Ильи случились первые отношенияона была девушка трудной судьбы, посвященные ей стихи не сохранились
В тот период во всем происшедшем с Трущёвым Кормильцев обвинял социалистическую систему. Ему казалось, что с самого начала учебы на вечернем юрфаке его друг был обречен. Гипотетически Алексей мог не идти на воинскую службу, если бы учился на стационаре. Но это было невозможно, поскольку на дневное обучение прорывались либо молодые партийные кадры, либо прошедшие службу в рядах Советской армии.
Кормильцев долго не мог прийти в себя после смерти Трущёва.
«Мать Ильи запретила нам всем говорить о том, что случилось с Алешей,вспоминает Елена Кононова.- Светлана Алексеевна прекрасно понимала, что у её сына может быть нервный срыв. Действительно, так вскоре и произошло. Когда Кормильцев узнал окольными путями, что Алеша погиб, то просто бросил учебу. Он бесцельно болтался по Питеру и у него в жизни был тяжелый период. Потом к нему приехала мать и увезла сына обратно в Свердловск».
Летом 1977 года Илья перевелся на химфак Уральского университета, где продолжал писать стихи. Порой это был робкий социальный протест, поройпсиходелические зарисовки про крыс и мышей, поройнаивная любовная лирика. О своих литературных опытах Кормильцев никому не рассказывал, но одно из его стихотворений оказалось посвящено Алексею Трущёву: «Стоишь ты спокойно у края стены, всего в сантиметре от гибели верной/Ты даже не думал об этом, наверно, тычеловек наподобие ветра»
Пройдет всего несколько лет, и стих «Человек наподобие ветра» превратится в один из главных боевиков уральской рок-группы «Урфин Джюс».
Химия и жизнь
Мы были молоды, очень глупы, но очень энергичны. Время было странное и нелепое. Но кое-чему удалось научиться. В первую очередь тому, что творить надо, не оглядываясь на недостаточность имеющихся в распоряжении технических средств.
Вернувшись из Ленинграда в Свердловск, Илья встретился со студенткой консерватории Светой Плетенко, знакомой ему со времен меломанских посиделок у Трущева. Мак рвался посетить могилу друга, и вместе со Светой они поехали на Широкореченское кладбище. Всю дорогу Кормильцева тряслокак будто кошмар мог оказаться неправдой, друг не умер и не лежит в земле. Но, увы... На обратном пути Илья молчал и приехал домой полностью опустошенным.
«Мы увиделись с Маком через два дня после его прилета из Питера,вспоминает Коля Соляник.Это был очень грустный Илья, на которого смерть Лехи произвела гнетущее впечатление. Было совершенно непонятно, что за смерть? И окончательной точки в этом вопросе так и не было поставлено».
Несколько недель Кормильцев ни с кем не разговаривал. Как-то под вечер Илья снова поехал навестить могилу Трущева. Просидел на кладбище ночь, выпил водки, проплакался и... под утро записал в своем блокноте несколько нервных куплетов. Все они считались давно позабытыми, но когда книга уходила в печать, произошло настоящее чудо.
У разбуженного моим ночным звонком Соляника неожиданно включилась фантомная память, и заработали лабиринты подсознания. И, спустя ровно сорок лет после описываемых событий, он спросонья реставрировал строчки одного из первых стихотворений Кормильцева:
Словно бритвой рассечен на громадные куски,
Распростерся старый парк, полон грусти и тоски.
Через заросли аллей, через ржавчину оград
Я пройду к могиле той, где лежит мой старший брат...
Первым человеком, которому Кормильцев показал этот текст, была Света Плетенко. Она сочинила на него мелодию и несколько раз исполняла эту балладу, стилизованную под Uriah Неер, в компании друзей. Илью и Свету объединили воспоминания о Трущеве, вдвоем им было легче заполнять пустоту потери. Мак постепенно оживал, общих тем становилось все больше, и весной 1978 года они поженились.
На свадьбу Кормильцев позвал родственников и друзей, а свидетелем пригласил Колю Соляника. У приглашенных со стороны невесты гостей выделялся поставленный голос ее отца, ведущего тенора оперного театраОлега Сергеевича Плетенко.
Бурное веселье длилось всю ночь. Вначале все выглядело безобидно: Светлана пела и аккомпанировала себе на фортепиано, а затем с итальянскими популярными ариями громогласно выступил отец. Вскоре студенты ускорились и лихо задрыгали ногами под магнитофонные записи Вопеу М, уничтожив все запасы шампанского. Неудивительно, что спустя годы нюансы праздничного банкета не смог вспомнить ни один его участник.
После свадебного путешествия в Ленинград у молодоженов наступил период семейно-бытовой акклиматизации. Некоторое время они пытались жить в квартире Ильи на улице Большакова, но мир продлился недолго. Молодой муж постоянно воевал с мамой, а Светлана Алексеевна открыла два фронта одновременно: против сына и его жены. Ошалевший от ежедневных конфликтов Кормильцев метался между двумя Светами с призывами к перемирию, но безрезультатно. Военные действия не прекращались ни на минуту.
Патовую ситуацию спас дедушка Виктор Александрович, благородно разменявший свою легендарную квартиру в Банковском переулке. Многолетняя мечта Мака сбыласьон получил жилплощадь, наконец-то решив проблему бытовой независимости. Очевидно, что к семейной жизни 19-летний студент с поэтически-музыкальным уклоном и повадками книжника не был готов ни душой, ни телом. Позднее Илья вспоминал, что в этом браке «выступал в роли подопытного кролика». Будущая оперная певица Света Плетенко была его старше и взрослее. Постепенно в семье возникло устойчиво-высокое давление, и Кормильцеву ничего не оставалось, как через несколько лет ретироваться на свободу...
Побродив по скучным химическим семинарам, Илья нашел себе более результативное занятиестал подрабатывать грузчиком. Тяжкий труд оплачивался весьма достойно: за двенадцатичасовую смену студенты зарабатывали по 15 рублей на человека.
«В связи с жуткими холодами 1979 года на железнодорожном почтамте скопилась масса посылок, которые надо было развозить по секторам,вспоминает Боб Никонов.Штатные грузчики трудились в дневные смены, а на ночь набирали студентов. Мы с Маком таскали посылки в паре, а наутро, валясь с ног от усталости, брели на занятия, мечтая о паре часов спокойного сна».
Несколько месяцев унылого ночного труда вскоре принесли друзьям вожделенные средства. Деньги были потрачены мгновенно. Вначале Илья приобрел американские джинсы легендарной фирмы Levis, а затем вместе с Бобом Никоновым прикупил у приятелей с десяток фирменных пластинок. Вдвоем они начали мотаться электричкой на «барахолку» в Шувакиш, где по воскресеньям собирались меломаны. Дисками менялись в городе, умножая багаж музыкальных познаний. Акцент в совместной коллекции делался на арт-рок, прогрессив и психоделическую музыку.
«Наш обменный фонд просуществовал до апреля 1980 года, когда мы с Кормильцевым были ограблены на станци Свердловск-сортировочная, - признается Никонов.Мы лишились всех пластинок, а я вдобавок угорел на несколько курток из кожзаменителя, которые тогда были актуальны. В дальнейшем мы крутились с пластинками самостоятельно, но постоянно подкидывали друг другу что-нибудь новое и интересное».
Потерпев неудачу в качестве предпринимателя, Илья вместе с Владом Малаховым принял участие в создании университетского диско-клуба «220 Вольт». Вскоре клуб превратился в модную дискотеку, слава о которой гремела на весь Свердловск. Ее стали посещать самые незаурядные личности, которые могли улетать в астрал под музыку Чеслава Йемена, The Rolling Stones или King Crimson.
Диско-клуб «220 Вольт» оказался для эрудита Кормильцева тем местом, где он впервые отыскал свое призвание. Бывшие студенты химфака помнят, как худющий Мак открывал свои дискотеки мини-лекциямиот нового альбома Карлоса Сантаны до неофициальных концертников группы Genesis.
«Впервые я попал на лекцию Ильи в возрасте тринадцати лет, - вспоминает Женя Кормильцев.Брат рассказывал о Led Zeppelin в маленький микрофончик от магнитофона Комета. Видео тогда не было, на экран проецировались цветные слайды, и завороженные студенты, затаив дыхание, слушали No Quarter. Несмотря на социализм и 1979 год, со стороны это выглядело, как серьезное психоделическое погружение».
Выстраивая драматургию танцевальных вечеров, Илья учитывал тот факт, что перед дискотекой все активно бухали. Это была такая милая данность, которая создавала к началу мероприятия определенное настроение. Вино в городе продавалось на каждом шагу, относительно качественное и недорогое. Поэтому три бутылки «Агдама» на двоих тогда считались «классикой». Организаторы выпивали, прячась за аппаратурой, остальныегде придется. Примечательно, что преподаватели студентов не терроризировали, уверенные в устроителях и в том, что все пройдет спокойно.
Необходимо заметить, что при подготовке дискотек Кормильцев занимался исключительно творческой стороной процесса. В обязанности Влада Малахова входила организация «выездного» чеса в свердловских техникумах и заводских общежитиях. Примечательно, что все эти «грязные танцы» носили явно коммерческий характер и происходили «под носом» у ОБХСС. Это были откровенно рискованные мероприятия, но преподносились они исключительно как просветительская деятельность.
«Мы приезжали к коменданту очередного общежития и вели с ним долгие беседы,признается Малахов.Объясняли, что это, прежде всего, лекции о современной музыке. Поэтому в начале дискотеки на сцену выпускался Кормильцев, который вдохновенно просвещал народ рассказами о "серьезном роке": Pink Floyd, Electric Light Orchestra, Queen. Затем он ставил новые пластинки, и начинались танцы. В отличие от университетских вечеров все выездные дискотеки были платными, с билетами по 50 копеек. Вырученные деньги мы по-братски делили поровну».