Между шраманами шла острая идейная борьба за умы и симпатии соотечественников. Если определять современными понятиями политический аспект этого движения, за авторитет в народе, за повышение своего рейтинга среди простых людей. От того, у кого из них этот «рейтинг» был выше или ниже, зависела бóльшая или меньшая поддержка со стороны новых властей.
Что предлагали «новые мудрецы», странные по образу жизни и манере общения? Считать всех людей равными, к какой бы варне они ни принадлежали. Не думать, что на одних брахманах весь мир держится. Не смотреть на людей как на жертвенных животных. Научиться управлять своими желаниями и понимать необходимость их определенным образом упорядочить и гармонизировать в соответствии с чувством меры и законами природы, тогда люди перестанут страдать и маяться дурью.
Индийское общество было разбужено и взбудоражено новыми идеями. Люди с восторгом слушали шраманских ораторов, несмотря на некоторую «заумность» их речей. Многим казалось, что выговаривается самое болезненное, самое важное, что давно накипело на душе.
Что же это были за проблемы, из-за которых образованные люди покидали родные дома и с пеной у рта отстаивали свою точку зрения? Что было в центре их споров, разногласий и сближений? Поразительно, но большей частью они говорили о вещах достаточно умозрительных, не имеющих, за редким исключением, прямого отношения к повседневной жизни. Шраманы вели себя по тем временам неслыханно смело. Делились с народом своими соображениями о том, что на первый взгляд было далеко от повседневности. А в действительности они затрагивали самое важное. То, что было у людей в центре внимания тогда и к чему не потерян интерес сейчас: что есть человек, кем он был прежде, до своего рождения, зачем живет на земле и куда направляется после смерти? Считать ли Вселенную конечной или бесконечной, существует ли в действительности все, что видишь, слышишь и осязаешь, или все это иллюзия следствие всеобщего помрачения рассудка? Имеет ли Атман и сансара начало или они вообще безначальны? Есть ли «нерожденные существа» по ту сторону жизни? Есть ли вообще какая-то упорядоченность в происходящем или все в мире возникает случайно и движется спонтанно? В каких отношениях находятся душа и тело? Противоположны они друг другу или одинаковы? Как соотносятся знание и сознание и откуда они взялись и как сознание в разных своих проявлениях связано с Атманом? В каком состоянии, сознательном или бессознательном, находится душа после смерти? Что считать духовным совершенством и возможно ли быть счастливым в этой жизни? Будет ли воздаяние в будущем перерождении человека за его благородные или греховные поступки в настоящем или подобная причинно-следственная связь просто предрассудок?
Воздаяние (карма) за совершенные хорошие и плохие дела было едва ли не самой важной темой философских дискуссий шраманов.
Вспомним угрозу как надежду на справедливость, все-таки возможную по ту сторону жизни, что выкрикнул М. Ю. Лермонтов в адрес злодеев, неподвластных людскому суду:
«Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед».
Российские индологи В. К. Шохин и М. Т. Степанянц к началу проповеди Будды выделяют четыре религиозные группы шраманского периода. Это брахманисты общины аскетов-тиаласеилое, «среди которых выделялись неодетые аскеты ачелаки, напоминавшие греческих киников», адживики и «свободные объединения паривраджаков (санскр. странники, пилигримы)», среди которых были мужчины и женщины, а также «конфессионально гораздо более четкую группу» первых представителей джайнизма. Паривраджаки, отмечают В. К. Шохин и М. Т. Степанянц, прославились как учителя красноречия и распространители популярных знаний. К тому же они «сформулировали проблемы, обсуждавшиеся шраманскими философами». Велико было воздействие на умонастроение шраманов первых индийских материалистов-атеистов.
Позднее в сообществе шраманов образовалось пять школ. Школа адживиков; школа материалистов Локаята, или Чарвака-, школа джайнов, или Ниргрантха; школа агностиков Аджняна. Буддисты представляли пятую школу и заявляли о своем несогласии с религиозно-философскими установками и бытовым поведением своих собратьев по шраманскому движению. Все эти школы отвергали ведийскую мудрость. Таким образом, адживикизм, материализм, джайнизм, агностицизм и буддизм вот самые массовые религиозные движения, определившие лицо шраманской эпохи и выявившие значительное несоответствие старых и новых духовных пристрастий и социально-политических интересов. Прежний традиционный уклад жизни раздражал многих людей, особенно тех, кто принадлежал к нижестоящим после брахманов варнам.
Какой бы выбор ни сделал каждый из древнеиндийских философов, страсть к размышлению у них была всепоглощающей и фанатичной. Другое дело, что выводы, к которым они приходили, а главное форма «подачи новых идей» нравились далеко не всем.
Не замедлили появиться новые кодексы поведения, которым следовали сами шраманы.
Суровые аскеты годами ходили в чем мать родила. В таком шокирующем виде во время долгой шестилетней аскезы не раз представал перед людьми Сиддхартха Гаутама. Аскеты не принимали вареную пищу, обходясь одним сыроедением, спали скрючившись, в самых нелепых позах.
Адживики причисляли себя к свободным от общества людям. Основами бытия, его первичными элементами считали воду, землю, воздух и огонь. К ним присоединяли такие состояния психики, как радость и страдание (сукх-дукх) в их нерасторжимом единстве. Все эти элементы для адживиков первичны и неизменны. Идею слиянности радости и горя при всей своей неприязни к адживикам оценит Гаутама Будда, но будет толковать ее по-своему.
Адживики не признавали моральную силу кармы и на этом основании выбрасывали мораль в выгребную яму предрассудков. Все, что совершает человек, не имеет никакого отношения, с их точки зрения, к его последующему перерождению, которым управляет безличная судьба, рок нияти.
Адживики признавали присутствие в человеке души. Ее эволюцию рассматривали как развивающуюся по спирали на протяжении бесконечно долгого времени, человеческим сознанием воспринимаемого вечностью (период в 800 миллионов махакальп). Махакальпа (санскр. великий цикл) обозначала сто лет Брахмы. Один день жизни Брахмы называется кальпа и равняется 4,32 миллиарда лет. Эта эволюция заканчивается нирваной.
Император Ашока, отмечу ради справедливости, привечал не одних только буддистов, но с неменьшим восторгом и адживиков. Судьба к ним долго была благосклонна, чуть ли не до XV века н. э., но затем круто повернулась в худшую сторону. Что там действительно с ними произошло, остается только гадать.
От «ультрареволюционных» речей и философских бесед адживиков мало что дошло до наших дней. А то малое, что дошло, существует в пересказе и в комментариях их ненавистных оппонентов джайнов и буддистов. А те уж постарались представить своих бывших товарищей по скитальчеству в самом что ни на есть неприглядном и окарикатуренном виде.
Аджив при долгой гласной а переводится с санскрита как пропитание, средства к жизни, то есть адживик тот, кто находит себе в разных местах средства к существованию. Еще слово «адживик» толкуют как ведущие определенный образ жизни. И, следовательно, движение адживикизм следует понимать как образ жизни. Такой перевод общепринят среди индологов.
Известно, что движение философов-практиков получило название от их оппонентов буддистов. Санскритское слово аджива при краткой гласной а переводится как безжизненный. Потому-то адживик можно толковать как мертвяк или неживой. Толи назвавшие их так джайны и буддисты хотели подчеркнуть оторванность этих людей от жизни, то ли пытались обратить внимание на их экстрайоговскую сущность. Большая часть адживиков предпочитала ходить голышом. В таком же виде представали перед народом известные йоги, демонстрируя возможности сознания по управлению телом. Они испытывали непреодолимое отвращение к некоторым разжиревшим брахманам и, словно в насмешку над ними, перемещали с необыкновенной легкостью свои внутренние органы. Крутить такое сальто-мортале, скажу вам, не каждый сможет. При их исключительной худобе и тонкости кожи каждый человек, присутствующий при этом зрелище, имел возможность наблюдать новое анатомическое строение человеческого тела.
Не забудем, что тексты, где встречается упоминание об адживиках, появились в письменном виде через несколько столетий после смерти Будды. По прошествии времени обзывать их мертвяками не было особой необходимости. Подобная полемическая острота, без сомнения, воспринималась бы как грубость и бросала бы тень на веротерпимость буддистов, на их принцип сохранения бесстрастности и вежливости в любых ситуациях. Изменение краткой гласной а на долгую и появление ни к чему не обязывающего термина образ жизни были как нельзя более кстати. Они снимали остроту с очень давней полемики. Буддисты, как победители, уже поддержанные и обласканные властью, тем самым сохраняли завет учителя быть обходительными по отношению к оппонентам.
Эта гипотеза имеет право на существование, как едва протоптанная тропинка, ведущая к действительно имевшим место обстоятельствам той духовной борьбы, которая разворачивалась среди различных групп бродячих философов в шраманский период.
Джайны и последователи Будды, в отличие от адживи-ков, возводили представление о карме в основополагающий принцип бытия. Для них именно она определяла перемещение, обличье и статус живого существа в сансаре и условия освобождения из нее. Потому-то они предъявляли к нормам морали жесточайшие требования.
Вот почему выработанные в ходе полемики и противоборства новые учения называют неортодоксальными неведийскими религиями. В каждой из них содержатся рассуждения о том, что для человека хорошо, а что плохо, чем ему жить и как выживать, на что надеяться после смерти.
В отличие от аскетов, тупо стоявших под палящими солнечными лучами на одной ноге (иногда с приставленной к подбородку второй ногой), йогины-тапасины разжигали костер сверхчувственной энергии в самих себе и с легкостью повышали температуру своего тела. Тапасинами также называли некоторых адживиков.
Полумонахи, любознательные паривраджаки, не склоняющиеся ни перед какими авторитетами, проводили в пути часть своей жизни (в сезон проливных дождей они укрывались в пещерах), посещали святые места и обучали всему тому, что знали сами. Сиддхартха Гаутама, уйдя в паривраджаки, в глазах отца совершил поступок, позорящий весь их род. По крайней мере, на первых порах Шуддходана думал именно так.
Шраманы, каждый по своему, ополчились на брахманскую ученость, соревнуясь друг с другом в искусстве разоблачения ее мнимого величия. Рассуждения их часто бывали на первый взгляд сумбурными и смутными, и столь же малоэффективными в большинстве случаев оказывались их дела.
Паривраджаки сформулировали проблемы, обсуждавшиеся шраманскими философами.
Потом к этим пяти группам добавились последователи новых брахманистских направлений, таких как вайшешика, ньяя, миманса, веданта, и еще к ним примкнули философствующие грамматисты.
Подражателей радикалам-шраманам можно и сегодня наблюдать в состоянии транса. Они падают на острые камни, которые предварительно бросают перед собой. Извиваясь, ползут по дороге, рассекая этими камнями кожу, поднимаются в ссадинах и кровоподтеках и опять падают, ползут и поднимаются. Они надеются, что однажды израненная и истерзанная плоть спадет с них, и тогда окрепшая в этих мытарствах душа соединится с Тем, кому предназначаются эти подвиги.
Среди «народных витий» в те времена в большую моду входил аскетизм. Правдолюбца, внешний вид которого оставлял желать лучшего, принимали восторженно, с верой в его порядочность и искренность. Аскетический образ жизни напрягал ум, а отстраненность от благ жизни демонстрировала победу духа над плотью. К тому же жизнь аскета была для многих шраманов не внапряг. Она предоставляла массу преимуществ в достижении духовных целей. В борьбе за власть духа аскеты использовали простые и доходчивые приемы наглядной агитации: эксгибиционистские перфомансы, пригвождение к земле острием стрелы своей мошонки, прилюдное пожирание собственных фекалий и т. п.
Джайны, конкурирующие с адживиками и локаятиками в бунте против брахманских традиций, избрали аскетизм орудием борьбы за духовную власть. Для них он явился радикальным средством, способствующим «самовыдавливанию» из традиционного древнеиндийского общества. В результате своей отверженности они становились «символом внемирского порядка, где теряли свою силу все табели о рангах и привилегии сословного общества».
Аскетизм был стратегией и тактикой новых движений. Он расширял круг последователей адживиков, джайнов и других бунтарей за счет притока в него самых обездоленных членов древнеиндийского общества. Лидеры и их ближайшее окружение словно демонстрировали своим внешним непрезентабельным видом сословную близость к тем, кто по своему рождению находился на самом дне жизни.
Своим аскетическим поведением и привязанностью к экстатическим состояниям они напоминали заговоривших «молчальников-муни» (санскр. просветленный человеку тот, на кого снизошло откровение; мудрец) времен Риг-веды. Тех, кто презрел все мирское и отождествил свои тела с макрокосмом.
Аскетизм, к которому обращались шраманы, и эрудиция, которой они обладали, создавали иллюзию возвращения к первоначальным, ранневедийским нормам жизни. В этом не было ничего удивительного. Прежний мир находился непосредственно за их спиной и вызывал брезгливое отношение, но очень удаленное прошлое, при «правильной» и оригинальной его трактовке, вполне могло сойти за идеальный образец при создании обновленного духовного пространства.
Джайны появились несколько раньше буддистов. Их учение называется джайна-дхарма учение победителей. Титулом Джина Победитель, а также Махавира Великий герой, был увенчан основатель учения Вардхамана (ок. 540 ок. 468 г. до н. э.). Уже самим названием джайна-дхарма они провозгласили победу над своей кармой и освобождение из круговорота жизней и смертей. Джайны видели в своих вождях первопроходцев, обретших особую мудрость, чтобы помочь пошедшим за ними найти брод в «океане бытия» и не утонуть.
Джина, согласно традиции, считается не первым, а двадцать четвертым вероучителем, тиртханкаром (создателем брода).
Джайны, как и буддисты, взяли за основу своего учения идею ахимсы (невреждение, непричинение вреда), которую довели до крайности. Чтобы случайно не убить живые существа, то есть насекомых и даже микроорганизмы, некоторые монахи-джайны сбрасывают с себя одежды и остаются постоянно голыми в любое время года. Подобных нудистов из джайнских монахов называют дигамбара одетые пространством. В таком виде они до сих пор демонстрируют свою решимость идти до конца в своем желании ценить жизнь не только свою, но и чужую. Можно предположить, что хождение голышом джайны позаимствовали у адживиков.
Вообще-то, в разное время и в различных странах представители некоторых христианских сект и конфессий также обращались в исключительных случаях к эксгибиционизму как к средству пропаганды крайнего аскетизма и демонстрации своей несокрушимой веры.
Стоит вспомнить, например, русского святого, юродивого Василия Блаженного, которого иногда называли Василием Нагим (14691552). Он голым ходил по улицам, напоминая людям о мудрости Екклесиаста: «Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей» (Екк. 5:15).
Я неоднократно встречал монахов-джайнов из секты дигамбара, обнаженцев, в изнуряющую июньскую жару по дороге из Дели в Агру. Это были атлетического сложения исполины. Они ступали медленно и с достоинством в сопровождении нескольких одетых в дхоти (традиционный вид мужской одежды) людей. В обязанности этих помощников входит несколько важных дел. Они метут перед монахами дорогу, чтобы под ступнями ног ненароком не окончил свою жизнь муравей или кто-то другой из малых сих. Отгоняют опахалами летающих насекомых и несут над головами монахов зонты.
Монашествующие джайны-дигамбара изо всех сил пытались наладить для себя ту жизнь, в которой невозможно убийство любого живого существа.
Гаутама Будда смотрел на эти попытки снисходительно, понимая, что они «напоминают нежный ветер, проносящийся мимо».