Потому что я люблю тебя, глупая.
Был в балетемужики девок лапают,
Девки все как на подборв белых тапочках.
Вот пишу, а слёзы душат и капают
Не давай себя хватать, моя лапочка.
Наш бугай один из первых на выставке,
А сперва кричали, будто бракованный,
Но очухались, и вот, дали приз-таки
Весь в медалях он лежит запакованный.
Председателю скажи, пусть избу мою
Кроют нынче же и пусть травку выкосют.
А не то я тёлок крыть не подумаю
Рекордсмена портить мне? Накось, выкуси.
И пусть починят наш амбар, ведь не гнить зерну.
Будет Пашка приставать, с ним, как с предателем.
С агрономом не гуляйноги выдерну
Можешь раза два пройтись с председателем.
До свидания, я в ГУМ за покупками.
ГУМэто вроде наш амбар, но со стёклами.
Ведь гы мне можешь надоесть с полушубками,
В сером платьице с узорами блёклыми.
Постскриптум.
Тут стоит «культурный парк» по-над речкою,
В нём гуляю и плюю только в урны я
Но ты, конечно, не поймёшь, там, за печкою.
Потому тытемнота некультурная.
У ТЕБЯ ГЛАЗА, КАК НОЖ
У тебя глаза, как нож, если прямо ты взглянёшь,
Я забываю, кто я есть и где мой дом.
А если косо ты взглянёшь, как по сердцу полоснёшь
Ты холодным острым серым тесаком.
Я здоров, к чему скрывать, я пятаки могу ломать,
Я недавно головой быка убил.
Но с тобой жизнь скоротатьне подковы разгибать,
А прибить тебя морально нету сил.
Вспомни, было ль хоть разок, чтоб я из дому убёг?
Ну когда же надоест тебе гулять?
С гаражу я прихожу, язык за спину заложу
И бегу тебя по городу шукать.
Я все ноги исходил, велосипед себе купил,
Чтоб в страданьях облегчения была.
Но налетел на самосвал, к Склифосовскому попал
Навестить меня ты даже не пришла.
И хирург, седой старик, он весь обмяк и к&к-то сник,
Он шесть суток мою рану зашивал.
А когда кончился наркоз, стало больно мне до слёз,
Для кого ж я своей жизнью рисковал.
Ты не радуйся, змея, скоро выпишут меня.
Отомщу тебе тогда без всяких схем.
Я те точно говорю, остру бритву навострю
И обрею тебя наголо совсем.
СТАХАНОВЕЦ, ИЛИ СЛУЧАЙ НА ШАХТЕ
Сидели, пили вразнобой мадеру, старку, зверобой,
И вдруг нас всех зовут в забой до одного.
У нас стахановец, гагановец, загладовец, и надо ведь,
Чтоб завалило именно его.
Он в прошлом младший офицер, его нам ставили в пример,
Он был, как юный пионёр, всегда готов.
И вот он прямо с корабля пришёл стране давать угля,
А вот сегодня наломал, как видно, дров.
Спустились в штрек, и бывший зек, большого риска человек.
Сказал: «Беда для нас, для всех, для всех одна.
Вот раскопаем, он опять начнёт три нормы выполнять,
Начнёт стране угля давать, и нам хана.
Так чтобы, братцы, не стараться, поработаем с прохладцей
Один за всех и все за одного.
Служил он в Таллине при Сталине, теперь лежит заваленный.
Нам жаль по-человечески его.»
НУ, О ЧЁМ С ТОБОЮ ГОВОРИТЬ?
Ну, о чём с тобою говорить?
Всё равно ты порешь ахинею.
Лучше я пойду к ребятам пить
У ребят есть мысли поважнее.
У ребят серьёзный разговор,
Например, о том, кто пьёт сильнее.
У ребят широкий кругозор
От ларька до нашей бакалеи.
Разговор у нас и прям и груб,
Все проблемы мы решаем глоткой:
Где достать недостающий рупь
И кому потом бежать за водкой.
Ты даёшь мне утром хлебный квас.
Что тебе придумать в оправданье?
Интеллекты разные у нас,
Повышай своё образованье.
АНТИСЕМИТЫ
Зачем мне считаться шпаной и бандитом?
Не лучше ль пробраться мне в антисемиты?
На их стороне хоть и нету законов,
Поддержка и энтузиазм миллионов.
Решил я, и значит, кому-то быть битым,
Но надо ж узнать, кто такие семиты.
А вдруг это очень приличные люди,
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет.
Но друг и учитель, алкаш в бакалее,
Сказал, что семитыпростые евреи.
Да это ж такое везение, братцы,
Теперь я спокоен, чего мне бояться.
Я долго крепился и благоговейно
Всегда относился к Альберту Эйнштейну
Народ мне простит, но спрошу я невольно,
Куда отнести мне Абрама Линкольна?
Средь них пострадавший от Сталина Каплер,
Средь них уважаемый мной Чарли Чаплин,
Мой друг Рабинович и жертвы фашизма,
И даже основоположник марксизма.
Но тот же алкаш мне сказал после дельца,
Что пьют они кровь христианских младенцев,
И как-то в пивной мне ребяты сказали,
Что очень давно они Бога распяли.
Им музыку надо, они по запарке
Замучили, гады, слона в зоопарке,
Украли, я знаю, они у народа
Весь хлеб урожая минувшего года.
По Курской, Казанской железной дороге
Построили дачи, живут там, как боги.
На всё я готовна разбой и насилье,
И бью я жидов, и спасаю Россию.
Я БЫЛ СЛЕСАРЬ ШЕСТОГО РАЗРЯДА
Я был слесарь шестого разряда,
Я получку на ветер кидал.
А получал я всегда сколько надо,
И плюс премию в каждый квартал.
Если пьёшь, понимаете сами,
Должен что-то иметь человек.
Ну, и кроме невесты в Рязани
У меня две шалавы в Москве.
Шлю посылки и письма в Рязань я,
А шалавам себя и вино.
Каждый вечер одно наказанье,
И всю ночь истязанье одно.
Вижу я, что здоровие тает,
На работе всё брак и скандал.
Никаких моих сил не хватает
И плюс премии в каждый квартал.
Синяки и морщины на роже
И сказал я тогда им без слов:
На фиг вас, мне здоровье дороже,
Поищите других фраеров.
Если б знали, насколько мне лучше,
Как мне чудно, хоть кто б увидал.
Я один пропиваю получку
И плюс премию в каждый квартал.
В ЛЕНИНГРАДЕ-ГОРОДЕ
В Ленинграде-городе у Пяти Углов
Получил по морде Саня Соколов
Пел немузыкально, скандалил,
Ну, и значит, правильно,
Что дали.
В Ленинграде-городе тишь и благодать.
Где шпана, и воры где, просто не видать.
Не сравнить с Афинамипрохладно.
Правда, шведы с финнами
Ну, ладно.
В Ленинграде-городе как вездетакси,
Но не остановите, даже не проси.
Если сильно водку пьёшь по пьянке,
Не захочешь, а отойдёшь
К стоянке.
АНТИАЛКОГОЛЬНАЯ
Ох, где был я вчера, не найду, хоть убей,
Только помню, что стены с обоями.
Помню, Клавка была и подруга при ней,
Целовался на кухне с обоими.
А на утро я всталмне давай сообщать,
Что хозяйку ругал, всех хотел застращать,
Что я голым скакал, что я песни орал,
А отец, говорил, у меня генерал.
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали.
И гостям, говорят, не давал продыхнуть,
Донимал их блатными аккордами.
А потом кончил пить, потому что устал,
Начал об пол крошить благородный хрусталь,
Лил на стены вино, а кофейный сервиз,
Растворивши окно, просто выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать,
Но потом потихоньку оправились,
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот,
А какой-то танцор бил ногами в живот
Молодая вдова, верность мужу храня,
Ведь живём одновапожалела меня.
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошёл на попятную.
Развяжите! кричал, да и дело с концом.
Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началосьне опишешь в словах,
И откуда взялось столько силы в руках?
Я, как раненый зверь, напоследок чудил:
Выбил окна и дверь и балкон уронил.
Ох, где был я вчера, не найду днём с огнём,
Только помню, что стены с обоями
И осталось лицо, и побои на нём,
И куда теперь выйти с побоями.
Если правда оно, ну хотя бы на треть,
Остаётся однотолько лечь, помереть.
Хорошо, что вдова всё смогла пережить,
Пожалела меня и взяла к себе жить.
МИЛИЦЕЙСКИЙ ПРОТОКОЛ
Считай по-нашему, мы выпили немного
Не вру, ей-Богу. Скажи, Серёга!
И если б водку гнать не из опилок,
То что б нам было с трёх, четырёх с пяти бутылок?
Вторую пили близ прилавку в закуточке,
Но это были ещё цветочки.
Потом в скверу, где детские грибочки,
Потом не помнюдошёл до точки.
Причём я пил из горлышка, с устатку и не евши,
Но я как стекло был, то есть остекленевши.
А уж когда коляска подкатила,
Тогда у нас было семьсот на рыло.
Мы, правда, третьего насильно затащили,
Но тут промашка, переборщили.
А что очки товарищу разбили,
Так то портвейном усугубили.
Товарищ первый нам сказал,
Что вы уймитесь, что не буяньте, говорит, что разойдитесь.
Ну, на «разойтись» я, кстати, сразу согласился
И разошёлся, то есть расходился.
Но если я кого ругал, карайте строго
Но это вряд ли, скажи, Серёга!
А что упал, так то от помутнения,
Орал не с горя, товарищ старшина, от отупения.
Теперь дозвольте пару слов сказать без протокола.
Чему нас учит, так сказать, семья и школа?
Что жизнь сама таких накажет строго.
Правильно? Тут мы согласны, скажи, Серёга!
Вот он проснётся утром и, конечно, скажет.
Пусть жизнь осудит, пусть нас жизнь накажет.
Так отпуститевам же легче будет.
Ну, чего возиться, коль жизнь осудит.
Вы не глядите, что Серёга всё кивает.
Он сображает, он всё понимает.
А что молчит, так это он от волнения,
От осознанья, так сказать, и просветления.
Не забирайте, люди, плачут дома детки.
Ему же в Химки, а мне в Медведки.
Да всё равно, автобусы не ходят,
Метро закрыто, в такси не содют.
Приятно всё же, что нас хоть тут уважают:
Глядиподвозят, глядисажают.
Разбудит утром не петух, прокукарекав,
Сержант подымет, то есть, как человека.
Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
Я рупь заначил, слышь, Сергей? опохмелимся.
И всё же, брат, трудна у нас дорога.
Эх, бедолага, ну, спи, Серёга.
У МЕНЯ ЗАПОЙ ОТ ОДИНОЧЕСТВА
У меня запой от одиночества,
По ночам я слышу голоса.
Слышу вдругзовут меня по отчеству,
Глянулчёрт, вот это чудеса.
Чёрт мне корчил рожи и моргал,
А я ему тихонечко сказал:
Я, брат, коньяком напился, вот уж как.
Но ты, наверно, пьёшь денатурат.
Слушай, чёрт, чертяка, чёртик, чёртушка,
Сядь со мной, я очень буду рад.
Да неужели, чёрт возьми, ты трус?
Слезь с плеча, а то перекрещусь.
Чёрт сказал, что он знаком с Борисовым
(Это наш запойный управдом).
Чёрт за обе щёки хлеб уписывал,
Брезговать не стал и коньяком.
Кончился коньякне пропадём!
Съездим к трём вокзалам и возьмём.
Я уснул, к вокзалам чёрт мой съездил сам.
Просыпаюсьснова чёрт. Боюсь.
Или он по новой мне пригрезился,
Или это я ему кажусь.
Чёрт ругнулся матом, а потом
Целоваться лез, вилял хвостом.
Засмеялся я над ним до коликов
И спросил:Как там у вас в аду
Отношенье к нашим алкоголикам?
Говорят, их жарят на спирту.
Чёрт опять ругнулся и сказал:
Там не тот товарищ правит бал.
Всё кончилось, светлее стало в комнате,
Чёрта я хотел опохмелять.
Но растворился чёрт, как будто в омуте,
Я всё жду, когда придёт опять.
И я не то чтоб чокнутый какой,
Но лучше с чёртом, чем с самим собой.
СКАЗАЛ СЕБЕ ЯБРОСЬ ПИСАТЬ
Сказал себе ябрось писать.
Но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые.
Гляжу, в палате косятся.
Не сплюбоюсь, набросятся.
Ведь рядом психи тихие, неизлечимые.
Бывают психи разные, не буйные, но грязные.
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют,
И вот что удивительновсе ходят без смирительной,
И то, что мне приносится, всё психи эти жрут.
Куда там Достоевскому с записками известными,
Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы.
И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую,
Ей-Богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
Вот это мука, плюнь на них, они ж ведь, суки, буйные.
Всё норовят меня лизнуть, ей-Богу, нету сил.
Вчера в палате номер семь один свихнулся насовсем.
Кричал: «Даёшь Америку!» и санитаров бил.
Я не желаю славы, и пока я в полном здравии.
Рассудок не померк ещё, но это впереди.
Вот главврачиха женщина, пусть тихо, но помешана,
Я говорю: «Сойду с ума». Она мне: «Подожди».
Я жду, но чувствую*, уже хожу по лезвию ножей
Забыл алфавит, падежей припомнил только два,
И я прошу, мои друзья, чтоб кто из них бы ни был я.
Забрать его, ему, меня отсюдова.
ПОЕЗДКА В ГОРОД
Я самый непьющий из всех мужиков.
Во мне есть моральная сила.
И наша семья большинством голосов.
Снабдив меня списком на восемь листов,
В столицу меня снарядила.
Чтобы я привёз снохе с ейным мужем по дохе,
Чтобы брату с бабой кофе растворимый,
Двум невесткам по ковру, зятю чёрную икру,
Тестю что-нибудь армянского разлива.
Я ранен, контужен, я малость боюсь
Забыть что кому по порядку.
Я список вещей заучил наизусть,
А деньги зашил за подкладку.
Значит, брату две дохи, сестрин муж, ему духи,
Тесть сказал, давай, бери, что попадётся.
Двум невесткам по ковру, зятю беличью икру,
А сестре плевать чего, пускай зальётся.
Я тыкался в спины, блуждал по ногам,
Шёл грудью к плащам и рубахам,
Чтоб список вещей не достался врагам,
Его проглотил я без страха.
Но помню, шубу просит брат, куму с бабой всё подряд,
Тестю водки ереванского разлива,
Двум невесткам по ковру, зятю заячью нору,
А сестре плевать чего, но чтоб красиво.
Да что ж мне пустым возвращаться назад?
Но вот я набрёл на товары.
Какая валюта у вас? говорят.
Небось, говорю, не доллары.
Растворимой мне махры, зять подохнет без икры,
Тестю, мол, даёшь духи для опохмелки.
Двум невесткам всё равно, мужу сестрину вино,
Ну. а мне вот эти жёлтые тарелки.
Не помню про фунты, про стерлинги слов,
Сражённый ужасной догадкой.
Зачем я тогда проливал свою кровь,
Зачем ел тот список на восемь листов,
Зачем мне рубли за подкладкой?
Но всё же надо взять доху, зятю кофе на меху.
Тестю хрен, а кум и пивом обойдётся.
Также взять коньяк в пуху, растворимую сноху,
Ну, а брат и в серебре не перебьётся.
ТОВАРИЩИ УЧЁНЫЕ
Товарищи учёные, доценты с кандидатами,
Замучились вы с иксами, запутались в нулях.
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.
Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниёт, заплесневеет картофель на корню.
Значит так, автобусом до Сходни доезжаем,
А тамрысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой её намять.
Вы можете прославиться на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм.
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а этобандитизм.
Товарищи учёные, кончайте поножовщину,
Бросайте ваши опытыгидрид и ангидрид
Садитесь на полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину,
А гамма-излучение денёк повременит.
Значит так, автобусом к Тамбову подъезжаем,
А тамрысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой её намять.
К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми.
Мы славно здесь разместимся, и скажете потом,
Что Бог, мол, с ними, с генами, Бог с ними, с хромосомами.
Мы славно поработали и славно отдохнём.
Товарищи учёные, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слёз,
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные,
Земле, ей всё единоапатиты и навоз.
Так приезжайте, милые, рядами и колоннами.
Хотя вы все там химики, и нет на вас креста.
Но ведь вы ж там задохнетесь за синхрофазотронами,
А здесь места отличные, воздушные места.
Товарищи учёные, не сомневайтесь, милые,
Коль что у вас не ладится, ну, там не тот эффект,
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и вилами,
Денёчек покумекаем и выправим дефект.