Нас на посадку скушно стюардесса приглашает.
Похожая на весь гражданский флот.
Открыли самый дальний закуток,
В который не заманят и награды.
Открыт закрытый порт Владивосток,
Париж открыт, но мне туда не надо.
Взлетим мы, можно ставить рупь за стозапреты снимут,
Напрягся лайнер, слышен визг турбин,
Но я уже не верю ни во что, меня не примут,
У них найдётся множество причин.
Мне надо, где метели и туман,
Где завтра ожидают снегопада.
Открыли Лондон, Прагу, Магадан,
Открыли всё, но мне туда не надо.
Я прав, хоть плачь, хоть смейся,
Но опять задержка рейса,
И нас обратно к прошлому ведёт
Вся стройная, как ТУ, та стюардесса, мисс Одесса,
Доступная, как весь гражданский флот.
Опять дают задержку до восьми,
И граждане покорно засыпают.
Мне это надоело, чёрт возьми,
И я лечу туда, где принимают.
КАМНЕМ ГРУСТЬ ВИСИТ НА МНЕ
Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет.
Отчего любое слово больно нынче ранит?
Просто где-то рядом стали табором цыгане
И тревожат душу вечерами.
И как струны, поют тополя, хоп, ля-ля-ля-ля, ля-ля,
И звенит, как гитара, земля, ля-ля-ля.
Утоплю тоску в реке, украду хоть ночи я,
Там в степи костры горят, и пламя меня манит.
Душу и рубаху, эх, искромсаю в клочья,
Только пособите мне, цыгане.
Прогуляю я всё до рубля, хоп, ля-ля-ля-ля, ля-ля,
Пусть поёт мне цыганка, шаля, ля-ля-ля-ля-ля.
Всё уснувшее во мне струны вновь разбудят,
Всё поросшее быльём да расцветёт цветами.
Люди добрые простят, а злые пусть осудят
Я, цыгане, жить останусь с вами.
Ты меня не дождёшься, петля, ля-ля-ля-ля, ля-ля.
Лейся, песня, как дождь, на поля, ля-ля-ля.
ВО ХМЕЛЮ СЛЕГКА ЛЕСОМ ПРАВИЛ Я
Во хмелю слегка лесом правил я.
Не устал покапел за здравие.
А умел я петь песни вздорные:
Как любил я вас, очи чёрные.
То плелись, то неслись, то трусили рысцой,
И болотную слизь конь швырял мне в лицо.
Только я проглочу вместе с грязью слюну,
Штофу горло скручу и опять затяну:
Очи чёрные, как любил я вас
Но прикончил я всё, что впрок припас.
Головой встряхнул, чтоб слетела блажь,
И вокруг взглянул, и присвистнул аж:
Лес стеной впереди, не пускает стена,
Кони прядут ушами, назад подают.
Где просвет, где прогалне видать ни рожна.
Колют иглы меня, до костей достают.
Коренной ты мой, выручай же, брат.
Ты куда, родной, почему назад?
Дождь, как яд, с ветвей, недобром пропах.
Пристяжной моей волк нырнул под пах.
Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза
Ведь погибель моя, а бежать не посметь.
Из колоды моей утащили туза,
Да такого туза, без которогосмерть.
Я ору волкам:Побери вас прах!
А коней, гляжу, подгоняет страх.
Шевелю кнутом, бью кручёные
И пою при том «Очи чёрные»
Храп да цокот, да лязг, да лихой перепляс
Бубенцы плясовую играют с дуги.
Ах вы, кони мои, погублю же я вас.
Выносите, друзья, выносите, враги.
От погони той даже хмель иссяк,
Мы на кряж крутой на одних осях.
В хлопьях пеныструи в кряж лились.
Отдышались, отплевались да откашлялись.
Я лошадкам забитымчто не подвели
Поклонился в копыта до самой земли,
Сбросил с воза манатки, повёл в поводу
Спаси Бог вас, лошадки, что целым иду.
Я НЕСЛА СВОЮ БЕДУ
Я несла свою беду
По весеннему по льду,
Обломился лёд, душа оборвалася.
Камнем под воду пошла,
А беда, хоть тяжела,
А за острые края задержалася.
И беда с того ли дня
Ищет по свету меня,
Слухи ходят вместе с кривотолками.
А что я не умерла,
Знала голая ветла
И ещё перепела с перепёлками.
Кто ж из них сказал ему,
Господину моему,
Только выдали меня, проболталися.
И от страсти сам не свой
Он отправился за мной,
Ну а с ним беда с молвой увязалися.
Он настиг меня, догнал,
Обнял, на руки поднял.
Рядом с ним беда с молвой ухмылялася.
Но остаться он не мог,
Был всего один денёк,
А беда на вечный срок задержалася.
ОНА БЫЛА ЧИСТА
Она была чиста, как снег зимой
В грязь соболяиди по ним по праву.
Но вот мне руки жжет её письмо,
Я узнаю мучительную правду.
Не ведал я, что это только маска,
И маскарад закончится сейчас.
На этот раз я потерпел фиаско,
Надеюсь, это был последний раз.
Не ведать мне страданий и агоний.
Мне встречный ветер слёзы оботрёт.
Моих коней обида не догонит,
Моих следов метель не заметёт.
Итак, я оставляю позади,
Под этим серым неприглядным небом,
Дурман фиалок, наготу гвоздик
И слёзы вперемешку с талым снегом.
Не ведать мне страданий и агоний.
Мне встречный ветер слёзы оботрёт.
Моих коней обида не догонит,
Моих следов метель не заметёт.
ОПЛАВЛЯЮТСЯ СВЕЧИ
Оплавляются свечи
На старинный паркет.
Дождь стекает на плечи
Серебром с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино.
Пусть былое уходит, уходит, уходит, уходит,
Что придёт, всё равно.
И в предсмертном томленьи,
Озираясь назад,
Убегают олени,
Нарываясь на залп.
Кто-то дуло наводит
На невинную грудь.
Пусть былое уходит, уходит, уходит, уходит,
Пусть придёт что-нибудь.
Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспалённый закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот.
Всё былое уходит, уходит, уходит, уходит,
Пусть придёт что придёт.
ТО ЛИ В ИЗБУ И ЗАПЕТЬ
То ли в избу и запеть просто так, с морозу,
То ли взять и помереть от туберкулёзу.
То ли выстонать без слов, то ли под гитару,
То ли в сани рысаков, и уехать к «Яру».
Вот напасть: то не всласть,
То не в масть карту класть,
То ли счастье украсть,
То ли просто упасть.
Страсть!
В никуда навсегда вечное стремление,
То ли с неба вода, то ль разлив весенний.
Может, песня без словца, может, без идеи,
А я строю печку в изразцах или просто сею.
Сколько лет счастья нет, всё кругом красный цвет.
Нед одаренный букет, недопетый куплет.
Бред!
В никуда насовсем со звездою в лапах,
Насовсем, назло всем, в пимах косолапых.
Не догнал бы кто-нибудь, не учуял запах.
Отдохнуть бы, продыхнуть со звездою в лапах.
Без неё, вне её ничего не моё.
Невесёлое жильё, и быльёи то её.
Ё-моё!
НА ТИХОРЕЦКУЮ СОСТАВ ОТПРАВИТСЯ
На Тихорецкую состав отправится,
Вагончик тронется, перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные,
Платочки белые, платочки белые, платочки белые,
Платочки белые, глаза печальные.
Ты у окошечка стоишь негрустная,
И только корочка в руке арбузная.
Ну что с девчонкою такою станется
Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется,
Вагончик тронется, перрон останется.
Начнёт выпытывать купе курящее
Про моё прошлое и настоящее.
Навру с три короба, пусть удивляются.
Кто провожал меня, кто провожал меня, кто провожал меня,
Кто провожал меня, их не касается.
Откроет душу мне матрос в тельняшечке
Как одиноко жить ему, бедняжечке,
Сойдёт на станции и не оглянется.
Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется,
Вагончик тронется, а он останется.
ОДИН МУЗЫКАНТ ОБЪЯСНИЛ МНЕ ПРОСТРАННО
Один музыкант объяснил мне пространно,
Что будто гитара свой век отжила.
Заменят гитару электроорганы,
Электророяль и электропила.
Гитара опять не хочет молчать,
Поёт ночами лунными,(Припев)
Как в юность мою
Своими семью
Серебряными струнами.
Я слышал вчера, кто-то пел на бульваре,
Был голос уверен, был голос красив,
Но кажется мне, надоело гитаре
Звенеть под его залихватский мотив.
Припев
Электророяль мне, конечно, не пара,
Другие появятся с песней другой.
Но кажется мне, не уйдём мы с гитарой
В заслуженный и нежеланный покой.
Припев
МЫ ВСЕ ЖИВЁМ КАК БУДТО, НО
Мы все живём как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки.
Иныете, кому дано,
Стремятся вглубь и видят дно,
Но как навозные жуки
И мелководные мальки.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте.
Одни под них подставиться рискнули,
И сразукто в могиле, кто в почёте.
Другие не заметили, а мытак увернулись,
Нарочно, по примете, на правую споткнулись.
Средь суеты и кутерьмы,
Ах, как давно мы не прямы:
То гнёмся бить поклоны впрок,
А то завязывать шнурок.
Стремимся вдаль проникнуть мы.
Но даже светлые умы
Всё излагают между строк
У них расчёт на долгий срок.
Припев
Стремимся мы подняться ввысь,
И думы наши поднялись.
И там парят они легки.
Свободны, вечны, высоки.
Итак, нам захотелось ввысь,
Что мы вчера перепились,
И горьким думам вопреки
Мы ели сладкие куски.
Припев
Открытым словом без ключа
Навзрыд об ужасах крича.
Мы вскрыть хотим подвал чумной.
Рискуя даже головой.
И трезво, а не сгоряча
Мы рубим прошлое сплеча,
Но бьём расслабленной рукой,
Холодной, дряблой, никакой.
Припев
Приятно сбросить гору с плеч
И всё на Божий суд извлечь,
И руку выпростать, дрожа,
И показатьв ней нет ножа.
Не опасаясь, что картечь
И безоружных будет сечь.
Но нас, железных, точит ржа
И психология ужа.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте.
Одни под них подставиться рискнули
И сразукто в могиле, кто в почёте.
Другие не заметили, а мытак увернулись,
Нарочно, по примете ли, на правую споткнулись.
В ЭТОМ ДОМЕ БОЛЬШОМ
В этом доме большом раньше пьянка была
Много дней, много дней.
Ведь в Каретном ряду первый дом от угла
Для друзей, для друзей.
За пьянками, гулянками, за банками, полбанками,
За спорами, за ссорами, раздорами
Ты стой на том, что этот дом,(Припев)
Пусть ночью, днёмвсегда твой дом,
И здесь не смотрят на тебя с укорами.
И пускай иногда недовольна жена,
Но Бог с ней, но Бог с ней.
Ведь есть у нас что-то больше, чем рюмка вина
У друзей, у друзей.
Припев
ТУМАН
Сколько чудес за туманами кроется,
Не подойти, не увидеть, не взять.
Дважды пытались, но Бог любит троицу.
Ладно, придётся ему подыграть.
Выучи намертво, не забывай
И повторяй, как заклинанье,
Не потеряй веру в тумане
Да и себя не потеряй.
Был ведь когда-то туман наша вотчина,
Многих из нас укрывал от врагов.
Нынче, туман, твоя миссия кончена.
Хватит тайгу закрывать на засов.
Припев
Тайной покрыто, молчанием сколото
Наколдовала природа-шаман
Чёрное золото, белое золото
Сторож седой охраняет, туман.
Припев
Что же, выходит, и пробовать нечего?
Перед туман 4 ничто человек?
Но от тепла, от тепла человечьего
Даже туман поднимается вверх.
Припев
ОДА СПЛЕТНИКАМ
Я славлю скважины замочные.
Клевещущему исполать:
Все репутации подмочены,
Трещит трехспальная кровать!
У, сплетники! У, их рассказы!
Люблю их царственные рты.
Их уши, точно унитазы
Непогрешимы и чисты.
И версии урчат отчаянно
В лаборатории ушей,
Что кот на даче у Ошанина
Сожрал соседских голубей.
Что гражданина А в редиске
Накрыли с балериной Б.
Я жил тогда в Новосибирске
В блистаньи сплетен о тебе.
Как пулемёты, телефоны
Меня косили наповал,
И точно тенор анемоны,
Я анонимки получал.
Междугородние звонили,
И голос, пахнущий ванилью,
Шептал, что ты опять дуришь,
Что твой поклонник стар и рыж,
Что таешь, таешь льдышкой тонкой
В пожатьи пышущих ручищ.
Я возвращался. На Волхонке
Бежали чёрные ручьи.
И всё оказывалось шуткой,
Насквозь придуманной виной.
И ты запахивала шубку
И пахла снегом и весной.
Любимая, Наташа, чудо,
Чистейшая среди клевет,
Чем траурнее пересуды,
Тем чище твой высокий свет.
Та ложь становится гарантией
Твоей любви, твоей тоски.
Орите, милые, горланьте!
Да здравствуют клеветники!
Смакуйте, дёргайтесь от тика!
Но почему так страшно тихо?
Тебя не судят, не винят
И телефоны не звонят.
ВЛАСТЬ ИСХОДИТ ОТ НАРОДА
Власть исходит от народа,
Но куда она приходит,
И откуда происходит,
До чего ж она доходит?
Что томитесь? Живо слазьте!
Кто-то спрашивает что-то,
Задаёт вопросы кто-то,
Почему-то, отчего-то.
Тут, конечно, дали власти
Очередь из пулемёта,
И тогда свалился кто-то,
Как-то сразу отчего-то
Повалился наземь кто-то.
Власти ходят по дороге.
Кто лежит там на дороге?
Кто-то протянул тут ноги,
Труп какой-то на дороге.
Э, да это ведь народ.
Я НЕ ЛЮБЛЮ
Я не люблю фатального исхода,
Поэтому об этом не пою.
Я не люблю любое время года,
В которое болею и не пью.
Я не люблю открытого цинизма,
В доверчивость не верю, и ещё,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда наполовину,
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или когда всё время против шерсти,
Или когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза,
Досадно мне, что слово «честь» забыто,
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье,
Но очень жаль распятого Христа.
Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю.
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.
Я это никогда не полюблю.
ОНА БЫЛА В ПАРИЖЕ
Наверно, я погиб, глаза закроювижу,
Наверно, я погиб, робею, а потом
Куда мне до неё, она была в Париже,
И я вчера узналне только в нём одном.
Какие песни пел я ей про Север дальний.
Я думалвот чуть-чуть, и будем мы на «ты».
Но я напрасно пел о полосе нейтральной
Ей глубоко плевать, какие там цветы.
Я спел тогда ещё, я думал, это ближе.
Про юг и про того, кто раньше с нею был,
Но что ей до меня, она была в Париже,
Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил.
Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе.
Засел за словари на совесть и на страх,
Но что ей до того, она уже в Варшаве,
Мы снова говорим на разных языках.
Приедет, я скажу по-польски: Проше пани,
Прими таким, как есть, не буду больше петь.
Но что ей до того, она уже в Иране.
Я понял, мне за ней, конечно, не успеть.
Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле,
Да, я попал впросак, да, я попал в беду.
Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после,
Пусть пробуют они, я лучше пережду.
ДАЙТЕ СОБАКАМ МЯСА
Дайте собакам мяса, авось, они подерутся.
Дайте похмельным кваса, может, они перепьются.
Чтоб не жиреть воронам, ставьте побольше пугал.
А чтобы быть влюблённым, дайте укромный угол.
В землю бросайте зёрна, может, появятся всходы.
Ладно, я буду покорным, дайте же мне свободу.
Псам мясные ошмётки дали, а псы не подрались.
Дали пьяницам водки, а они отказались.
Люди ворон пугают, а вороньё не боится.
Пары соединяют, а им бы разъединиться.
Лили на землю водунету колосьев, чудо.
Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?
АХ, УТОНУ Я В ЗАПАДНОЙ ДВИНЕ
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и горькие обиды.
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
Я никогда не ездил на слоне
И мне не приносили передачи,