Впереди на дороге видны три крытые повозки. И кому это в такую погоду охота путешествовать? Либо беда гонит, либо где-то припоздали, теперь наверстывают.
Подъезжаю. Да это табор кочует. Цыгане.
Везет мне на этот народ. Это я удачно заехал.
- Лачё дывэс! Доброй дороги, рома. Я Сергей, брат Ильи Черного, может, слышал кто про меня?
- Далеко ли кочуешь, пшало? Слыхали мы о тебе, земля слухом полнится для того кто умеет слушать.
Есть нужда в чем? Или нам чем поможешь? Может, коней продаешь? Совсем загнал красавцев. От кого убегаешь? Или догоняешь кого? - Еще довольно молодой, но явно старший в этой ватаге цыган говорил от имени всех на хорошем русском языке.
- Судьбу свою догоняю, от неволи убегаю. Хороших хозяев для своих коней ищу, а то ведь пропадут. Жалко, из беды меня выручили теперь бы отблагодарить их. Походили под военным седлом, пусть походят под цыганским.
- Отдохни Сергей, дальше не надо ехать. За час метель будет, до утра не стихнет. Не бойся, судьба дальше не побежит, и неволя тоже пережидать метель будет, не нагонит. Айда с нами, до утра отдыхать будешь в тепле.
А и верно, ветер крепчает. Сворачиваем под защиту деревьев в распадок . Тут и ветер потише, да и укрытие есть. Громадный сруб. Склад или сарай, но по мне больше похож на авиационный ангар. Окон нет, только двое ворот в разных концах строения. Хватило места под крышей и для кибиток, и для людей, и для коней.
Я так подумал, что это помещение используется только летом, как временное хранилище для урожая. Оказалось - нет. Здесь планировался военный магазин. Магазин не в понятии торговая точка, а склад фуража и продуктовых запасов армии. Поставили уже года три тому, но пока пустует. Вскоре явился и смотритель за добром, пожилой отставной солдат.
Видно процедура по получению мзды за возможность комфортно заночевать была отработанна всеми сторонами, проходила не впервые и много времени не заняла.
За стеной воет вьюга, а мы сидим в тепле у огня самодельного очага. Лишних лошадей и ружья с пистолетами я оставил в таборе, переведя стрелки за расчет на Илью, моего названного цыганского брата.
Мол, встретите, что положено за лошадей и стрелялки ему и отдадите.
Ужином меня покормили и теперь пришла пора подумать, в какой ситуации я оказался.
Насколько я понимаю, меня втравили в одну из государственных афер, где задействованы несколько различных интересов сильных мира сего. Каких?
Что я помню о министре финансов Гурьеве? Да маловато, пожалуй. Знаю только, что он был третьим министром по счету.
Ну да, Васильев, родной дядя капитана, был первым. Служил еще у Павла, потом у Александра. Был ценим независимо от власти.
После его смерти назначен второй, фамилии не помню, но тот накосячил и его сняли и в этом году назначили графа Гурьева. Вроде справлялся, налоги собирал на войну, за что его в дворянской среде не любили. Чего еще? По-моему какая-то реформа, связанная с банками и бумажными деньгами. Или это уже не он? Не помню, но уже теплее.
Точно, изымались излишки ассигнаций с заменой на серебро.
Так, так - это что же выходит?
Россия изымает необеспеченные собственные бумажки, выплачивая при этом компенсацию, а Париж эти бумажки штампует. Здорово. Включили печатный станок и получают в обмен на бумагу золото от контрабандистов. Те тоже не в накладе, вернее их высокие покровители. Меняют французскую бумагу на русское серебро по официальному курсу. Все в плюсе, в минусе только Россия. Блин, как все знакомо.
Что еще по министру?
В памяти потомков остался больше не как министр финансов, а как любитель манной каши, которой присвоили его имя. И, похоже, был несамостоятельной фигурой, а так - хороший и преданный исполнитель. Пусть это будет - сила раз.
Теперь по Кочубею. С этим полегче. Интересовался его фамилией, как связанной с Петром и Мазепой после прочтения 'Полтавы' Пушкина. Попутно и про князя Виктора Павловича прочитал - личность примечательная.
Англофил, ненавистник Наполеона, сторонник отмены континентальной блокады. Входил в Негласный комитет при Александре, но держался особняком. Всегда был у власти в разных должностях, вплоть до министра внутренних дел, а позже и канцлера. Дружил со Сперанским, даже выдвигал его, но не ладил с Аракчеевым. Сейчас являлся членом Государственного Совета и курировал там один из четырех департаментов. Экономики, между прочим. Значимый дядя. Пусть это - сила два.
А мой-то капитан, похоже, слуга двух господ. От министерства финансов занимался золотом Сигизмунда, и под этим прикрытием, от князя Кочубея французскими фальшивками и русскими предателями. Что-то типа контрразведки. Полковник, пусть земля ему будет пухом, тоже что-то копал именно под крышей Кочубея и, скорее всего, Сперанского. Сперанский сейчас в фаворе, и будет в силе еще год вроде.
Третья сила - деятели, делающие бизнес на фальшивых ассигнациях и, скорее всего, на торговле Родиной.
Вычислить можно? Попробуем. Судя по тому, что за нами гонялись полицейские чины и в деле плотно завязаны контрабандисты, которых полиция должна гонять, плюс Васильев обмолвился о ненадежности полиции - это следы мышек, ведущие в одну норку. Везде - ключевое слово полиция.
И кто у нас во главе доблестной ми, блин, полиции?
А это, выходит, ее глава - Балашов Александр Дмитриевич, генерал и чего-то там шеф и комендант. Имеет кучу чинов. Главмент.
Так, а про этого что знаем?
Был противником Сперанского, сам его арестовал в 1812. Один из врагов реформ, умен и прагматичен. На словах - истинный русак, но всегда держал сторону немцев. Крепостник. Масон. Сторонник союза с Пруссией и Австрией. Соратник Аракчеева. Всегда - при Александре, до начала 1814 года, а после - больше по заграницам. Не хотел Александр его видеть рядом. А вот Николай вообще, турнул в отставку. Еще был вхож в круг приближенных сестры императора. Чуть не первая скрипка.
Умная и властная баба была, великая княжна Екатерина Павловна, своим влиянием на брата делиться не желала ни с кем. Тем более с реформатором, или как его окрестили в свете, 'бездушным преступником' Сперанским.
Да тот и сам постарался. Ему было просто интересно просчитать задачу - обустроить Россию так, чтобы она стала первой в мире. Он ее успешно решил, но вот с внедрением решений в жизнь лоханулся. Слишком многим его реформы были не по нраву.
Екатерина Павловна собрала кружок, в который входили кроме главмента еще куча влиятельного народа, в том числе Карамзин и какой-то швед на русской службе. Фамилию вот не помню, Арфельд или Армфельд, вроде.
Его мемуары попадались мне как-то на глаза, вот только осилить до конца не смог. Основной тезис в них таков, все русские - свиньи и от Европы их надо держать подальше.
А денежку и чины этот швед, между прочим, именно в России и рубил, и влияние на императора имел. Мразь, одним словом.
Вот они тепленькой компашкой Сперанского и свалили.
Карамзин убедил Александра, что русские могут жить только в крепостном состоянии, да по старине. Доказывал свою концепцию исторического развития яркий представитель русской интеллигенции, блин. Доказал таки императору, что мы - дикие и к изменениям не способные, низкий ему поклон.
Балашов материальчик на реформатора собрал, я так понимаю, свою собственную шкуру спасая, а бывший шведский подданный преподнес в нужном свете.
Александр - в гневе, Сперанский - в опале, реформы - под сукном, страна - в заднице. Финита.
На полвека откинули ребятки державу. И добро бы это произошло в средневековье, так ведь нет. Уже наступил век пара - век скоростей. Каждый год шел за три. Почти все реформы потом прошли, только с временной задержкой и позором Крымской войны. Мы отстали, как в том анекдоте про электронику, навсегда.
ГЛАВА 12
Метель дала передохнуть и мне, и лошадям. Особенно мне, ведь сутки перед этим не спал, просто не имел возможности отдохнуть.
Снега намело не слишком много, но вот ветер был действительно сильный. Сек сухой снежной крупкой кожу лица до крови. В такую погоду путешествуют только самоубийцы.
Цыганский Гидрометцентр оказался точен, перед рассветом вьюга стала затихать. Проверяю сбрую перед дорогой и выслушиваю последние напутствия атамана. Старики предсказывали затишье на сутки, может чуть больше, а после уж зимушка разгуляется настоящей вьюгой на несколько суток.
Встреча с табором позволила мне не только согреться и отдохнуть, но и превратить предприятие по обгону противников из почти безнадежного дела во вполне исполнимое предприятие.
Фокус оказался прост. Я не могу менять лошадей на станциях, а мои противники могут. Это минус. Но я очень хочу выжить и помочь своему командиру. В помощь мне - моя удача и цыганская конокрадская тропа. А это - большой плюс.
Лошадиная подмена есть в зимующих таборах, на лесных хуторах, в помещичьих усадьбах и даже военных частях, нужно только знать где они находятся и к кому обратиться с нужным словом. Так и уходили от погони при нужде конокрады и воры, растворяясь среди дорог и теряясь на лесных тропках. Свежие кони уносили их от измученных лошадей преследователей, срезая путь более короткими хоть и малоезжеными маршрутами. Ветер в поле поймать легче, чем цыгана на коне. Как там в песенке про российские дороги, что распевали с Гаврилой: 'Здесь спасаться легче, чем ловить'.
Вот уж точно сказано.
Кроме того, за обещание подарить чалого, я приобрел попутчика и проводника в лице чаворо (паренька), которого все называли Мурш (удалец, мужчина). Неплохое имя для совсем молоденького паренька. На вид ему не больше пятнадцати лет но, как я убедился дальше, парень действительно абсолютно безбашенный, а о таком попутчике в скачке можно только и мечтать.
Чалый ему глянулся, да и он чалому тоже. Пацан даже ночевал возле него. А утром заявил мне: - или отдай, или продай, или уведу.
Перед всем табором.
Вот смеху было. Подарил, конечно. На эту парочку надо было посмотреть. Стоят, как двое влюбленных, а чалый все головой о плечо Мурша трется и на шаг отойти не хочет. Картинка.
Я себя вспомнил и подаренный бабулей тайком от родителей мотоцикл на мое четырнадцатилетие. Как я его тогда обхаживал. Очень похоже.
Вьюга почти стихла, выезжаем. Последнее - Джя Дэвлэса! ( Иди с Богом) - и в путь.
С места стартуем размашистой рысью. Гонка началась.
Дистанция, которую нам нужно пройти - около семисот верст. Но прямых дорог тут нет, так что верст семьдесят лишних набежит, а может и больше. На машине - часов десять езды. Верхом, на подменных лошадях не теряя время на отдых и переброску седла - дольше раза в три, а то и четыре. И это летом. Но мы с чаворо решили побить летний рекорд.
Наша средняя скорость при скачке держалась в районе двадцати двух верст в час. Это очень много. Время теряли только на смену коней и переговоры с хозяевами точек, где мы меняли лошадей. Себе позволили лишь два коротких отдыха по часу, когда уже совсем валились с седел.
Нас передавали как эстафету от адреса к адресу, от человека к человеку, сообщая секретное слово по которому нас встречали и оказывали помощь. Доплачивать, естественно, тоже приходилось, но не много, весьма по-божески. Пока переседлывали лошадей, нам от хозяев давалось описание маршрута, видные приметы, ориентиры.
Многие дороги Муршу были известны, как и многие из встречающихся нам на маршруте людей, а его, похоже, вообще все знали. Это была весьма значимая помощь. Ни разу не сбились.
Тропа работала четко. Американский Дикий Запад с его ковбоями может отдохнуть и покурить в сторонке. Здесь было круче. Даже в темноте не слишком сбавляли ход, получая вместе с лошадьми факелы или фонари.
День, ночь, еще день. Больше тридцати пяти часов в седле. От морозного ветра слезятся глаза и горит кожа на лице. Ноги немеют от постоянного напряжения. Кожа на бедрах, ну про это даже лучше не вспоминать. Вьюга нас все-таки догнала, и в Санкт-Петербург я въезжал вместе с разгулявшейся непогодой и наступившей ночью.
Хорошо, что последний отрезок дороги шел уже прямо по тракту, но задержись я еще на пару часов - все, не прорвался бы. Паренька оставил на предпоследней подмене у родственников. Цыгане только головой качали с уважением глядя на него, когда пацан рассказывал о нашей скачке.
Абсолютно измученный и ужасно гордый своим поступком Мурш уже почти засыпая, пообещал позаботиться о Морете, которую оставили вместе с его чалым граем (конем) на первой точке смены. Выдержал мальчишка, теперь он считается взрослым, всем это доказал. Молодец. А у меня оставался последний рывок.
Петербуржская ночь и вьюга. Какая романтика.
Я хоть и двужильный после переноса, но из седла почти выпадаю. Пробираюсь сквозь снег по указанному солдатом, дежурившим на въезде в город, адресу. Министерство, конечно, закрыто, но тусклый свет внутри горит. Сторож бдит.
Слез с седла. Слегка повело в сторону. Эк меня качает. Стучу в двери.
- Отопри, служивый. Кто там на стороже! Отопри! Пакет для его светлости графа Гурьева от губернатора Смоленска.
- Ступай себе. Не видишь, ночь на дворе. Какие пакеты? Утром приходи.
- Да не будет меня утром, у меня еще пакет, дальше еду. Ты, служивый, скажи, на кого мне кивать, что пакет не приняли? Обзовись, как зовут-то тебя, человече?
Мне без разницы, но ты в Сибирь поедешь. Сейчас подорожную на ближайшем посту отмечу, что был я тут, да далее двину. Там рапорт складу, а на обратной дороге через пару али тройку дней и завезу. Да только их превосходительство барон Аш, наказывали срочно.
Ты давай думай быстрей, я ведь не железный. Отмахал столько, погода поганая, а мне ехать еще. Это ты,в тепле сидишь, а я на сосульку промерз. Слыхал, али нет?!
Ну, на нет и суда нет. Прощевай, колодник!
- Эгей, постой. - Дверь приоткрылась.
- Давай свой пакет, передам с утра дежурному. И подорожную давай, отмечу уж, а сам тут жди. Не велено никого пускать ночью.
- Ну, коли по службе нельзя, так это, хорошо подожду. Давай, только быстрей. Холод собачий.
Минут через десять, когда начал терять терпение, дверь опять скрипнула. Подорожная отмечена каракулей и штампом. Порядок. Двигаем дальше. До утра оставалось еще несколько часов.
Первая задача была выполнена, теперь - к дому Кочубея. Патрули в городе в такую погоду все попрятались, но дежурные в полосатых будках на перекрестках не спят, завернувшись в безразмерные тулупы. У одного такого бедолаги и выспросил адрес дома князя.
Кочубей не любил Питер, хоть дом в нем и держал рядом с Невским Проспектом. Статус обязывал.
Особнячок, который я отыскал до двадцать первого века не сохранился, а может, я его не помню. В Питере бывал частенько до распада Союза, да и после наезжал. Вроде и неплохо знал исторический центр, что помогало ориентироваться и сейчас, но именно это здание не припоминаю.
Спрятавшись от ветра в подворотне, прямо против нужного мне дома, кормлю с фуражки овсом усталого коня. Конечно, неказистый конек, но с характером. Последний отрезок он провез меня махом, только всхрапывал на ветер. Но устал он тоже крепко.
А вот как я с ног не падаю просто непонятно самому. Держусь на нервном напряжении да на упрямстве. Пока держусь. Хуже всего, что голова от усталости слабо работает. Придумать способ попасть до утра к князю не выходит.
А ведь утром граф Гурьев почту прочтет. Разве что не захочет ехать в министерство в такую погоду, но это едва ли. Дисциплина на представительской службе была железной. Не явишься - вмиг недоброжелатели доложат, что пренебрегаешь государевой службой. Пара таких доносов - и прощай хлебное место. Приедет министр и прочтет, это точно.
Значит, кровь из носу - пробиться в дом нужно прямо сейчас. Только бы князь Кочубей был дома.
- Эй, драгун. Чего тут надобно? - Голос раздался неожиданно из-за спины.
Откуда душа живая здесь взялась, ведь пусто было? Ага, да тут дверка есть, проглядел я. И, судя по тому, что из нее вышел дворник, это и есть вход в дворницкую.
Дворник был человек колоритный, совсем непохожий на современных мне пенсионеров. Здоровенный гренадерских статей, хоть уже и немолодой мужик в тулупе нараспашку, в фартуке и с охапкой дров. На голове - старая суконная фуражка без козырька. Похоже - отставной солдат, но еще вполне в силе.
Ну, ясно на такой работе нужно хорошее здоровье. Это ж сколько снега перекидать вручную надо. А если он еще и истопник, так это целая прорва дров наколотых за зиму. Плюс он же - сторож, отпор лихим людям дать может.
- Здравствуй, служба. Вот укрылся здесь от ветра, уж не обессудь. Спешное дело по службе в столицу пригнало, торопился, хотел непогоду обогнать, да вот в ночь и прибыл. Ничего здесь не знаю, знакомых нет. Может можно, где коня пристроить, да мне чуть согреться надо. Поспособствуй, а уж я не обижу. Не дай христианской душе пропасть на холоде.
Дядька внимательно оглядел мою промороженную тушку. Видать оценил мое состояние и степень измученности коня. Смачно крякнул.
- Эвон как тебя дорога-то побила. Рожа - вся поморожена. Спускайся-ка ты к печи, а я лошадку в дровяной сарай сам поставлю, место есть, до свету постоит скотинка. Замучил ты его унтер, как есть замучил.
- Погодь - сам поставлю, проводи только. Тебе вон топить надо. Не возись со мной, я сам справлюсь.
- Ну, как знаешь, но я подсоблю все же. Хоть подсвечу тебе.
И он, прихватив тусклый фонарь со свечой внутри, проводил к сараю. Задубевшими пальцами расседлываю и пытаюсь обтереть измученное животное. Хреново выходит. В сарае ветра нет, но - холодрыга. А, плевать, мне сейчас в тепло, а друга согреть надо.
Скидываю шинель и накрываю конька. Так-то лучше, отдыхай.
Отставной солдат одобрительно качнул головой.
- Добро, пусть стоит, я после напою теплой водой, есть у меня.
Подхватив оружие и дорожное снаряжение, топаю в дворницкую, а дворник тащит седло. Мне оно уже неподъемно, ослаб я что-то.
Дворницкая встретила гудением разгорающихся в печи дров желанным и мучительным теплом. Миллионы иголок выходящего холода впились в руки, лицо и ноги. Это - больно, ребята, но тело, истосковавшееся по теплу, готово переносить это неудобство.
Потихоньку стало отпускать. Дворник хлопотал по своим делам, протапливая дом на утро.
Топили обычно за пару часов до подъема хозяев, значит - скоро рассвет. С этой мыслью, так вот стоя возле печки плечом привалившись к стене,я и задремал. Проснулся от звука хлопнувшей двери. Вернулся мой благодетель в фартуке.
Сколько я так простоял? Все тело затекло.
Дом - здоровенный, дровишки надо на все печи разнести и растопить каждую. Времени потратить необходимо не меньше часа, а то и поболее. Пальцам уже вернулась чувствительность, но холод еще остался глубоко внутри неразмороженной льдинкой. Эх, сейчас бы в баньку, да на верхний полок и прогреться насквозь. Мечты, мечты.
- Ну что, унтер, отогрелся? Вечно вас, кавалерию изнеженную, выручать надо. Ну да астраханцы своих не бросают, хоть в бою, хоть в походе. В мою службу мы драгун пешком загоняли. Умел научить, батюшка Александр Васильевич, пехотой конного обогнать. Вам, молодым, такого не дано. - Прямо приятно слышать это ворчание. Бери и рисуй с него героя 'Бородино'. Вот сейчас скажет, мол, мы были богатыри, не Вы.
- Не больно зазнавайся, гренадер, я сам месяц тому в пехоте был. Вон память о том у стенки стоит, глянь. Видал у драгунов пехотную винтовку? Вот то-то. А в капральстве у меня служили астраханцы, справные солдаты, один даже унтера заслужил. Крепин его фамилия, может, слыхал?
- Ба, да кто его в полку не знал. Так ведь раненый он был вроде как на турка ходили. И я тогда осколок от бомбы в ногу получил, теперь едва согнуть могу. Да все же не деревянная, а своя. Мне - полная отставка, а он, стало быть, поправился. И где сейчас служит?
- В Смоленском гарнизоне в третьей роте. После меня и отделение принял. Командиром у нас был капитан Васильев, тоже - добрый офицер. Он Крепина и приметил. Хоть и из гвардии капитан, но под его командой служить можно. Строг по службе - это да, но и не обижал зря. Как вернусь, от кого Крепину привет-то передать?
- Эко мы, как нерусские. И действительно, чего это, все в суете да суете, а не познакомились даже.
Егор я Малютин, прежде - гренадер, а ныне - дворник, вот. С Крепиным мы в разных батальонах служили, но меня сей баламут помнить должен. Мы с ним против семеновцев в кабаке крепко стояли. Во драка была, нас, гренадеров - горстка, а их чуть не цельная рота была. Но мы отбились. Эх-ма, есть что вспомнить.
- А я - Сергей Горский, будем знакомы, Егор.
Отставной гренадер поскреб макушку.
- Так это. За знакомство надо бы. Да вишь нельзя с утра, управляющий больно строг.
- Так то - не беда, Егор. За мной - кабак, а может, и у тебя посидим да обмоем это дело. Службу я справил. Подорожную отметил. Вот исполню еще одно дело от своего прежнего ротного порученное, и - вольная птица. Только как его исполнить - ума не приложу. Мне ведь письмо от него князю Кочубею надо передать, да еще и приватно, без лишних глаз. Может, поможешь еще коннику, гренадер?
Мой капитан на это дело целых десять рублей дал, серебром. Половина твоя будет, если с утра я то письмо и передам. Сам подумай, дело - плевое, а навар есть. Мне те рубли лучше тебе отдать, чем искать кого из прислуги в доме князя.
Как мне нужен такой союзник. Ведь дом, где служит Егор, рядом с домом князя Кочубея. Насколько я знаю в таких ситуациях сторожа и дворники друг друга хорошо знали, а порой и помогали, и даже подменяли один другого. В мое время, по крайней мере, было так. Это шанс. Моя удача меня не должна оставить.
- Ну, ежели князь приехал и сейчас в доме, то помогу. Только редко он ныне в столице бывает. Не любит князь бывать тут в это время. Вот после Рождества - так тут и живет, а ранее - только наездами. Ну-ка погоди, сейчас гляну.
Дворник вышел наружу. Отсутствовал минут пять, а вернулся весь в снегу. Зимушка явно набирала силу. На мой выжидательный взгляд широко улыбнулся.
- Повезло нам, Сергей. Тришка все печи топит, значит князь ныне дома. Он тепло любит. Сейчас чайку попью да схожу к Тришке, только ты рубль выдели. За так, он аспид, и не сдвинется. Да ты не боись. Князь Кочубей зря, что большой человек, а прост. Вот как просыпается в добром духе, так вовсе приветлив, бывает и целковый даст. Тришка хоть и дворник, да только брательник его при князе в лакеях состоит. Вот как одевать будет, так и шепнет слово, а уж там как князь решит.
- А записку передать сможет? Так верней будет.
- Отчего нет, только ты два рубля готовь.
Вот ведь хитрец. Да я тебе все отдам, что от денег Васильева осталось, лишь бы прорваться к князю. Жучара ты Егор, но я не в обиде, помоги только.
Пока дворник хлебал кипяток, я на листочке бумаги свинцовым карандашом набросал короткую записку. Писал на английском, опасаясь любопытства слуг.
Letter from Smolensk. It is very urgent. Personally. Top Secret. (Письмо из Смоленска. Очень срочно. Лично в руки. Секретно.)
Вскоре Егор ушел, а я остался ждать. За окном уже светает, даже сквозь метель пробивается свет. Привожу, по возможности, себя в порядок, тотошку и ладанку прячу среди вещей, ДельРей привычно пристраивается с левого бока. Больше оружия с собой не беру. Пакет за отворот мундира.
Бахнули двери, влетает припадая на увечную ногу дворник и еще один тип в фартуке. Тришка должно быть.
- Их высокопревосходительство срочно просять! Ждут уже. Поторопись, унтер, а то он велел в секунду предоставить. Ох, грехи наши тяжкие! Чего ты там написал служивый, что князь аж орать изволили. Поспешай, поспешай.
Так, под причитания Тришки, вхожу в дом члена Государственного Совета, ближнего государева человека, князя Кочубея Виктора Павловича.
Человек, встретивший меня, был красив своеобразной аристократической красотой. В наше время сказали бы просто - порода. Статный в самом расцвете сил сорокалетний мужчина, волос - соль с перцем слегка курчавый, чуть видны залысины. Глаза - темные, брови и бакенбарды чернее ночи и густы. Взгляд - суровый. Бордовый халат и домашние тапочки как-то не замечались, а вот требовательное движение руки даже без слов заставило моментально извлечь пакет и вручить его князю. После - отступить на шаг и вытянуться во фрунт.
В течение почти получаса, пока Кочубей просматривал бумаги, сначала - бегло, а после второй раз более внимательно, я стоял навытяжку.
Князь стал переглядывать бумаги в третий раз, не все, а только залитые кровью полковника что-то сверяя. Закончив просмотр, прижал листы левой рукой, а правой позвонил в серебряный колокольчик, стоящий на столе.
В помещение вошел лакей, встретивший меня и принявший от меня шпагу. Служба охраны была поставлена здесь неплохо. На входе в дом меня сразу разоружили, хоть и не обыскивали. В комнате кроме князя находились еще два лакея с очень внимательными глазами и бесшумными мягкими движениями.
Я стоял столбиком посредине комнаты в четырех шагах от сидящего князя и очень старался не упасть. Задача была выполнена, и у меня начался откат. Все оставшиеся силы были направлены на одну цель - не брякнуться на пол.
- Тришку кликни. - Негромко распорядился князь. Меня он по-прежнему словно не замечал. Стоит мебель и стоит.
Дворник материализовался через пару секунд, видно был за дверью. Поклонился князю и стал ждать его слова. На бледном лице - тревога и ожидание, вдруг, что не так сделал. Пальцы нервно тискают шапку.
Князь поставил колокольчик на стол, после, откинув крышку стоящей здесь же изящной шкатулки черной глазури с аметистами по краю, извлек оттуда золотую монету.
- Это тебе, Трифон, за верную службу и за сообразительность. А ну ответствуй мне, кто был тот драгун, что записку тебе передал?
Лицо дворника прояснилось, он еще раз низко поклонился.
- Помилуйте, Ваше сиятельство, как можно, никого с утра и в глаза не видел. Вот печи топил да дорожку чистил. В такую метель рази ж кого углядишь. Не ведаю я, о чем спрос. - И опять поклон.
Князь улыбнулся.
- Соображаешь, шельма. Ну, ступай себе, ступай - отпускающий взмах руки. Дворник, пятясь задом, стал отступать к двери.
- Вы тоже ступайте. - Это лакеям.
Через миг мы с князем остались одни в комнате, и он глянул мне прямо в глаза.
- Докладывайте. О себе и о деле. С самого начала.
- Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, с нынешней осени поступил в службу в составе роты Смоленского гарнизона, коей командует капитан от инфантерии Васильев.
При поимке беглых каторжан имел отличие и был примечен своим командиром. Тогда же у беглых татей были изъяты значительные средства, в виде старинного золота и фальшивых ассигнаций.
Капитан Васильев имел участие в моей дальнейшей судьбе, кроме того, оказал доверие, взяв с меня слово дворянина и письменные обязательства, назначил себе помощником. Мне был открыт секрет о поиске средств, за которые закупаются поддельные ассигнации.
После я с капитаном Васильевым должны были выехать на Москву для проведения дознания по данному делу. Далее.
Комната шаталась перед глазами, а отдельные детали интерьера просто расплывались в туманной дымке. Легкое головокружение грозило перейти в тяжелое беспамятство. Покачнувшись чуть не рухнул.
Ну, нет, моей слабости князь не увидит. Тряхнул головой, гоня туман перед глазами. Взять себя в руки, солдат! А ну - смирно! Стоять, немочь ходячая!
- .Далее. При тайном следовании в Москву капитаном Васильевым были переданы некие сумки встреченным в условленном месте людям.
Как я позже узнал, одним из них был полковник Смотрицкий хоть и в цивильном платье, а вторым - его помощник. Чина не ведаю, зовут Валентин, капитану Васильеву другом приходится. Передали без всякого затруднения. После остались на месте встречи с намерением там заночевать.
Ночью к нам пришел весь израненный помощник полковника Смотрицкого Валентин и принес известие об измене и убийстве. Часть конвоя и проводник, изменив присяге, напали на остальных и, убив их, захватили сумки. Вадим спасся, поскольку дезертиры посчитали, что он в болоте утоп.
Капитан приказал преследовать и покарать изменников. Зная, где они ночуют, за ночь вдвоем мы до них добрались, а с утра и перестреляли. Проводник, пока не помер от ран, успел рассказать, что за нами в погоню люди идут. Ведет этих людей какой-то урядник Семенов.
Капитан, спасая сумки и раненого помощника полковника стал пробираться в Смоленск, мне же с двумя пакетами велел наискорейшим образом скакать в столицу да погоню за собой уводить. Второй пакет, Ваше высокопревосходительство, мною передан для графа Гурьева, как и было приказано.
Туман перед глазами не хочет рассеиваться, меня качает. Внезапно пол сорвался с места и понесся мне навстречу. Какой он мягкий. И воском пахнет.
Я, кажется, вырубаюсь. Интересное ощущение. И ничего не болит. Какая красота.
Когда очнулся было темно, только горел масляный ночник. Я лежал в постели облаченный в длиннющую полотняную рубаху. Все тело ломило, но это мелочь. А вот то, что природа требовала. М-да, как говорят, вода плотину рвет, не опозориться бы.
Со скрипом поднялся, заглянул под кровать - и где тут удобства?
Шторы на окне не задернуты, слышно как снег бьет в стекла оконного переплета. Вьюга так и бесится среди питерских проспектов. Отчего-то вспомнились Егор и Тришка, это сколько же им вкалывать придется, бедолагам. На улице - ночь непроглядная, но было ощущение скорого наступления утра. Сам не понимаю с чего я это взял, но такое чувство было.