Головчук Александр ДаниловичПочему и нет? Часть вторая
Памяти автора
' Здравствуй, Сергей Александрович!
Прости, не знаю, верно ли обращаюсь к тебе, поскольку в иных обстоятельствах знал тебя только как бойца да по прозвищу. Наверняка помнишь, что нас тогда не представляли друг другу и были мы там все на 'ты'. Но то - прежде, теперь жизнь приходится начинать с чистого листа и, возможно, оно к лучшему. А посему позволь представиться в дне сегодняшнем.
Пишет тебе Анатолий Георгиевич Беспамятный, казак, вписанный этой зимой в реестр Великого Войска Донского. Поскольку жизнь моя начинается сызнова, то взял я из прошлого только имя. Отчество мне записали от станичного батюшки - отца Георгия, в миру бывшего близким родичем моего боевого побратима Дмитрия Шеста, а фамилией уж казаки наградили.
Цыган Илья, твой знакомец, был ко мне приязнен и открыт, узнав, что разыскиваю того кто складывал новые песни, которые он вывез летом из Смоленской земли, не таился. Он направил меня в Витебскую губернию, указав имение, где можно тебя встретить. Но не повезло мне по приезду застать там хозяина. Твой староста рассказал, что ты теперь на службе и в отъезде, а квартируешь в Смоленске. Очень подробно описал мне своего барина. Я окончательно убедился, что не один угодил в переделку и что ты - это действительно - ты.
Немного о себе. Так уж вышло, что очутился я здесь посреди боя. Ничего не понимал. Только то, что это - не Балтика, да и только. Невдалеке от себя увидел, как духи собираются добить матерящегося раненого бородатого парня, который один стоял с саблей против нескольких врагов. Понятно - русские своих не бросают, ну и влез я в бой. Отбились. Но и нам досталось крепко. Был ранен я сам и неслабо. Пока лежал среди таких как я порубанных да пострелянных бойцов, разобрался, что к чему и куда меня судьбина закинула.
Детина, за которого я вступился, оказался донским казаком и принял меня к себе в семью братом. Вместе на поправку к нему на Дон нас отправили, где по обычаю меня станичный круг и принял в казаки, по старому закону. Даже документы выправили. Вот и жил я в станице, да по ходатайству побратима казакам передавал науку, которую знал из прошлых времен, и сам у них перенимал ухватки. А поучиться, поверь мне, есть чему. Пластуны на Дону - крепкие.
Поскольку ты, Сергей Александрович, ныне по служебным делам в отъезде, то и я отъеду к Москве. Хочу поклониться иконе Божьей Матери, как и обещался отцу Георгию и себе самому, когда от ран исцеления просил. А более того, хочу исповедаться и причаститься в Соборе Донской иконы Божией Матери в Донском монастыре. Много на мне грехов от прежней жизни. Да ты и сам, наверное, на себе это ощутил. В этом мире нельзя долго такой груз на душе носить. Потому и хочу встретить день Пасхи, сняв с души этот камень.
Я чувствую, что поступаю верно.
Но скоро, еще по весне, сразу как бездорожье позволит, жди в гости на свою смоленскую квартиру. Уж прости, я после имения в Горках в Смоленск прибыл к тебе в гости напроситься, думал наудачу - а вдруг застану. Твои домовладельцы, люди добрые и простые, приняли меня хорошо. Пожил я у них два дня, словно у родни побывал. Они и весточку пообещались передать, что я тебе в конверте оставляю.
Надеюсь на скорую встречу.
Анатолий Беспамятный. (Виверра)'
Вот такое послание ждало вашего покорного слугу в незапечатанном конверте, лежащем на столе в моей комнатушке. Я разминулся с Толиком буквально на неделю. Досадно, но, в общем-то, не страшно. Весть от современника хоть и ожидаемое, но все равно очень приятное событие. Связь мы установили, встреча оговорена - а это самое главное. Теперь не потеряется, просто встреча чуть отложена.
***
Как же хорошо опять оказаться дома.
Вот так-то. Здравствуй, мой добрый город Смоленск. Встречай меня и весну.
Апрельское тепло необычайно сильное в этом году буквально рухнуло на землю и за несколько дней растопило сугробы, превратив дорогу в полностью непролазное болото. Хорошо, что застала нас распутица уже на подъезде к городу, верст этак двадцать осталось. Впрочем, хорошо ли? Ох и намаялись мы, форсируя эти версты, будь они неладны. По-моему 'форсировали' - самое удачное слово для определения нашего передвижения в сторону Смоленска. Грязь и лужи между нами и таким близким городом становились порой непреодолимой преградой. Были бы чуть дальше, то скорее всего переждали. Два-три дня такого почти летнего тепла и дороги подсохнут, но ведь - рядом же. Дневной пеший переход для пехоты, а мы-то верхами. Вот и решили - прорвемся.
Но я во второй раз повторять такой подвиг не хочу.
Мы это - три офицера попутчика.
Я - Сергей Горский, поручик Иркутского драгунского полка, мой однополчанин, штабс-капитан Арнаутов, получивший в Санкт-Петербурге назначение в запасной шестой эскадрон, расквартированный в рекрутском депо, что в Ельне. Смоленск был промежуточной точкой его командировки. У него были еще и попутные поручения в губернском центре из столицы. От кого и к кому, спрашивать не принято. Служба - и все тут. Сам он как-то обронил, что к губернатору, а после и к городничему Ельни. Третьим в нашей маленькой компании был веселый и лихой корнет-отпускник из Сумского гусарского полка Беклемишев.
Все трое - неплохие наездники на добрых конях. Но когда мы одолели эти двадцать верст, то были похожи вместе с нашими лошадьми на три больших комка грязи. Брррр.
Вот это - настоящее Бездорожье с большой буквы. Кто не испытал, тот не поймет. Все, зарекся я. По таким дорогам больше не ездок. Зимой, конечно, не сахар, но эти двадцать верст весенней распутицы это - нечто. И мы, и наши красавцы кони измучились до последней крайности.
На въезде в город мы разделились, я - к себе на квартиру, а Арнаутов с Беклемишевым, которые здорово сдружились дорогой, отправились к родственникам корнета. Гусар зазвал штабса к ним в гости. У всех нас было одно желание - в баню и спать.
Именно оттого, что я был весьма грязен и вымотан, то и не приметил письмо сразу. Только после бани, которая по какому-то фантастическому, но приятному стечению обстоятельств была истоплена моими хозяевами буквально к моему приезду, я его и прочел. Да и великан Фрол уважительно прогудел басом о моем знакомце, который квартировал здесь пару дней в ожидании моего благородия. Я от всей души поблагодарил своего домовладельца за то, что приветили Анатолия и за письмо. А за то, что уступили мне баню, поблагодарил отдельно.
- А как иначе? Ты, Сергей Лексаныч, ровно из болота вылез. Весь мокрый да в грязи, словно... Прости меня Господи, чуть не помянул...
Кто ж в распутицу-то ездит? Так и пропасть недолго. День-другой переждать всяко надо было. Тут баня с дороги - то святое.
Меня как-то так по весне тоже застало, чуть лошадей да груз не загубил, да сам мало не сгинул. Хватило ума на второй версте вернуться в ям. А то бы пропал.
Фрол, увидев, что я в порядке, перестал хлопотать возле меня и переключился на Ворона. Конь с благодарностью принял заботу от умелого лошадника. Возчик не только с ломовиками может найти общий язык, но и со строевиком справится без труда. Профи. Ну, а его миниатюрная супруга занялась спасением моей верхней одежды. Каторжный труд, отчистить такую грязь. Но маленькая женщина смело, а главное умело взялась за это безнадежное дело. Добрые они люди, спасибо им.
Вот теперь я могу отдохнуть и еще раз перечитать послание от Анатолия. Мне этот парень нравился еще там, в будущем-прошлом. Хоть в любой день судьба могла бросить нас на Арену, где нам каждому приходилось бы защищать свою собственную жизнь, но вот с ним встретиться не хотелось больше всего. И вовсе не оттого, что он был по гладиаторской росписи димахер (двуручный мечник), виртуозно работающий двумя короткими сабельными клинками и свирепо-беспощадный боец. Мы все там не подарки были. Но убивать он не любил. Умел лучше многих, это - да, но ролью гладиатора тяготился уж слишком явно. Чем его Витюша спеленать смог мне не понятно, наверное, очень уж крутая причина у него для выхода на Арену. Знал о нем только то, что он какой-то военный спец в прошлом. По возрасту Толик был вроде чуток меня постарше, где-то подходило к сороковнику. Или его перенос тоже омолодил? Надо будет завтра расспросить Фрола о госте побольше, а сегодня - заслуженный отдых. Завтра предстоит хлопотный день. До Пасхи всего два дня, а мне еще с начальством пообщаться надо, пока у них еще рабочее настроение.
Впрочем, бумаги которые я привез с собой рабочее настроение обеспечат в любом случае, просто не хочется переносить проблемы службы на праздничные дни. Пасха в эти времена - один из самых почитаемых праздников. А может не спешить со всеми этими служебными заморочками? Завтра посмотрим.
Перед тем как заснуть еще раз пробежался по событиям последних десяти месяцев своей жизни.
Почти десять месяцев тому я проживал в городе Риге, да еще и в другом времени, а именно в конце двадцатого столетия, но случай и некие могущественные силы, не спрашивая моего мнения, зашвырнули меня сюда, в июньский зной Смоленской губернии Российской империи 1810 года. Попал короче. Без права возврата. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Ну и что делать было. Только одно - выживать и адаптироваться к новым для себя реалиям. В общем - жить. Наживать друзей и врагов, приобретать авторитет и положение. Я выбрал военную стезю, зная о близкой войне с Наполеоном. Ну и завертелось. Приключениями меня этот новый мир просто баловал, порой даже сверх меры, как на мой вкус.
Я принимал участие в ликвидации контрабандного канала доставки фальшивых ассигнаций в Россию, искал клад Сигизмунда, а также попал в группу людей, которые создают новую службу контрразведки Российской Империи. Вот так вышло - с суконной рожей да в калашный ряд. Кстати, мне от сильных мира сего лучше как-то подальше быть, некомфортно мне с ними, но судьба как назло все время с этим непредсказуемым контингентом сталкивает. Очень не скучная и насыщенная жизнь от июня 1810 до марта 1811 года. Всего несколько дней тому, я встретился с еще одним попаданцем, своим 'братом по шпаге' и лучшим другом Вадимом. А вот сегодня установил связь с еще одним - Толиком. Такая вот вкратце история.
Следующий день, который выпал на последний день страстной недели, прошел в хлопотах, как и предполагалось, вовсе не служебных. Поскольку завтра - Пасха, то все заботы только об этом. Все-таки православный люд Империи отодвигал все дела в сторону и праздновал Воскрешение Христово. Наверное, это и правильно. На Руси Пасха считалась 'царем дней' и 'праздником праздников', а разве я не русский? Только представился начальству по прибытию да передал пакеты. Служба начнется после праздников. Ну и ладно.
И я, как и многие жители города, направился к Успенскому собору. Почему к собору, а не в собор? Да потому, что туда попасть не было никакой возможности, настолько плотно он был заполнен теми, кто пришел заблаговременно. Но и в толпе прихожан, стоящей у порога Храма, была слышна хоть и слабо служба, которая велась в самом соборе. По крайней мере, когда диакон возвещал 'Христос воскрес' ясно было слышно и на площади. Акустика в соборе - великолепна. Народ дружно отвечал 'Воистину воскрес', но порой слышались и совсем неожиданные ответы. Так мой сосед справа, пожилой мужичок в праздничной одежке, явно был рыбаком, поскольку под нос шептал ' А у меня рыба есть!'. Сосед слева, щеголь в модной одежке и казенной треуголке, который отвечал 'Карты здеся!', во второй раз - 'Хлюст здеся!', а в третий - 'Тузы здеся!' был явно завзятым картежником. Хм, и грешник к тому же. Такое просить... А вот молодая девушка, что стояла чуть впереди, между возвещениями просила у Бога, что и положено просить девушкам ' Жениха хорошего, в сапогах да пригожего, да не на корове, а на лошади'. Тихонечко так, но я расслышал.
Каждый в этот день мог попросить исполнения своих самых потаенных желаний. Ну и я - как все.... Каких желаний? А не скажу, на то они и потаенные.
Я стоял, слившись с толпой в своей прежней, добротной солдатской шинели, которую вынужден был временно носить взамен офицерской, пока еще мокрой после чистки. Да оно и неплохо вышло, служилый в толпе простого люда был своим, никто не косился.
Уже завершилась 'полуношница', окончен Крестный ход и теперь шла праздничная заутренняя служба и Пасхальная литургия. Припозднился я, конечно, нет у меня еще опыта, ну некому было дать православное воспитание, потому и не знаю многого. Да не беда - была бы душа готова принять Бога, канонам обучиться недолго, было бы желание. Независимо от моей воли толпа внесла меня в Собор, замещая собой выходящих людей, не выдержавших духоты или по другим причинам покинувшим храм. Меня, даже без особой давки, буквально вынесло к отцу Андрею, тому который принимал мою первую исповедь. Ну, не чудо ли?
Несмотря на народное скопление, он узнал меня, хотя и видел-то всего несколько раз, а разговаривал вообще единожды. Разглядев под шинелью ворот офицерского мундира, он тепло улыбнулся. А перед причастием, до чтения причастной молитвы, спросил:
- Служишь, как и хотел?
- Да, батюшка.
- Был ли в бою, раб божий Сергей? Познал ли, принял ли труды и раны за Веру, Отечество и Государя как награду наивысшую?
- Был, батюшка. Познал и труд и раны.
- Не осрамился видать, коль так отмечен... Служи и далее. Благослови тебя Господь. Ступай уж. Христос воскрес!
- Воистину воскрес!
Я отошел в сторону, уступая место другому человеку, для которого у отца Андрея тоже нашлась пара добрых слов. Тот уступил другому... И еще....
Как он умудряется к каждому найти ключик? Откуда в этом, в общем-то, довольно строгом даже суровом человеке столько доброты и искренности?
На душе у меня было светло и странно, покой и волнение одновременно. А ничего странного-то и нет, просто - Христос воскрес!
Вечер на второй день Пасхи был посвящен встрече в офицерском собрании, где в череде прочих дел обмывался мой новый чин и награда. Круг приглашенных был расширен практически до полного списочного состава обер и штаб-офицеров смоленского гарнизона.
Так уж совпало, что гарнизонная система с марта месяца претерпела коренные изменения. Списочные батальоны и губернские роты уходили в прошлое. Все. Они отныне заменялись Внутренней Стражей. Так что эта встреча в офицерском собрании была своеобразным прощанием сослуживцев с привычным налаженным бытом. Очень скоро большей части офицеров придется перейти в линейные пехотные полки или артиллерийские бригады, а другой части - сменить армейские мундиры на мундиры нелинейных частей нового воинского формирования.
Как говорится, с днем рождения, Внутренние Войска. Вот и в этой реальности вы появились по указу Императора Российского, изданному в январе 1811 года.
Прекрасно осознавая неотвратимость войны с Наполеоном Бонапартом, Российское правительство в 1811 году наметило меры, способные укрепить действующую армию. Одной из них было утвержденное в том же январе этого года Указом для Воинской коллегии решение о принятии всех гарнизонных войск в военное ведомство. И как сказано в этом документе, приложить все силы и старания для сформирования из гарнизонных батальонов 13 пехотных и егерских полков.
В Смоленске, как и в остальных губернских городах Российской Империи, имелся гарнизонный батальон в составе 4 рот и Губернская гарнизонная рота. Всего пять рот. Для полноценного военного гарнизона - недостаточно, а для поддержания порядка - явно избыточное количество.
'Но так как из числа гарнизонов сиих должно полагать некоторою часть людей к полевой службе неспособных, то представилось нужным выбрать из каждого гарнизонного батальона в состав пехотных полков токмо по три роты...'.
В соответствие с этим расписанием три роты Смоленского гарнизонного батальона совместно с таким же количеством рот Ахтиарского, Акерманского и Киевского гарнизонных батальонов формируют Пензенский пехотный полк, местом формирования которого определен город Феодосия. Не ближний край.
А четвертая рота Смоленского гарнизонного батальона по-прежнему остается гарнизонной. Помимо этого находящиеся во всех губерниях губернские роты принимаются в военное ведомство и соединяются с гарнизонными ротами и батальонами в определенном порядке, приобретая вид дву-ротного полубатальона.
'Роты сии расположатся в Губернских городах и состоять им на внутреннем гарнизонном положении.... Сиим образом составленные внутренние дву-ротные полубатальоны, находясь в совершенном воинском ведении и порядке, будут отправлять все то служение, которое для охранения внутреннего спокойствия нужно'.
Надо сказать, что губернские гарнизонные войска финансировались до января 1811 года из средств Губернских правлений, а, следовательно, крайне плохо. Военный министр генерал от инфантерии Барклай-де-Толли, принимая в ведение военного ведомства гарнизонные части, информировал императора об их жалком состоянии. В результате Император Александр I подписывает именной указ, данный Военному министру об удовлетворении нижних чинов Губернских рот и штатных команд амунициею и прочими вещами от Гражданского ведомства. 'Дошло до сведения Моего, что нижние чины некоторых Губернских рот и штатных команд, переходящие в военное ведомство, по ветхости и недостатку амуничных вещей, терпят нужду в одеянии, и безобразят вид, приличный заслуженным воинам.
Я поручаю вам (Барклаю) вменить в непременную обязанность Командирам гарнизонных полубатальонов настояние, чтобы нижние чины Губернских рот и штатных команд при самом соединении их с полубатальонами удовлетворяемы были от Гражданского ведомства всем тем, что только следует им по 811 год, и имели бы амуницию в должной исправности.
В противном же случае предоставляю вам все недопущенное или неисправленное отпустить и исправить от Комиссариата на счет Гражданских Губернаторов'.
Были ли в восторге от этого нововведения губернаторы? А в частности барон Аш? Теперь он вместо одной губернской роты, которая прежде была сугубо в его распоряжении, имел головную боль в виде полубатальона, которым вроде как и не командовал. Аш являлся человеком очень честолюбивым и властным. Конечно, вначале он был не в восторге. Военные формирования выводились из-под власти гражданских властей, оставляя им лишь полицейские силы.
Майору Гончарову, бывшему командиру губернской роты, а ныне командиру формируемого полубатальона, надо было быть очень большим дипломатом. Впрочем, они и прежде ладили с губернатором, так что думаю, найдут общий язык. Армейское начальство - оно далеко, а вот прежний благодетель, губернатор Аш - вот он, рядышком, хоть снабжение вроде и не зависит от него больше, но лучше с вельможей быть попокладистей. Так что еще неизвестно, кто будет самым главным командиром...
Ладно. Устаканится как-нибудь. Все равно всех боеспособных солдат будут выводить в линейные части. Война ждать не будет.
Нас, в смысле сводную группу 'охотников' под командой графа Васильева, блестящего капитана, а правильнее ротмистра-кавалергарда, задействованную в недавних событиях по ликвидации каналов поставки фальшивых ассигнаций эти перетряски и переформирования пока не касались. Все мы оставались в списочных составах своих полков и находились в, как сказано в одном документе,
'... безвременной командировке из распоряжения войск генерала от инфантерии Михаила Богдановича Барклая де Толли, в команду ротмистра Кавалергардского полка, графа Васильева. Вплоть до распоряжения особого. Команде же быть для пользы и оказания помощи от Первой армии в делах секретных, кое может быть нужда для Особенной канцелярии, либо для Сената, либо для Государственного Совета. В иных делах людей сих не тревожить и оказывать им всяческую поддержку в их начинаниях, препон же не чинить...'.
Эта часть текста той грозной бумаженции за подписью Александра прикрывала лучше любой брони от чиновника даже уровня губернатора.
Печально, но это собрание было еще и своеобразным прощанием самих господ офицеров. Как и положено мы крепко выпили. Ведь вскоре большинству моих прежних сослуживцев предстояла дальняя дорога к новому месту службы в далекий Крым прямо под бок туркам. Ох, как не хотели многие из них менять тихую гарнизонную жизнь на походный быт, но чего уж там - служба не спрашивает. Хуже всего было многодетным семейным, да тем, кто выслуживал уже свой срок, поэтому конкурс на офицерские вакансии в четвертой роте, которая оставалась, был огромный. Как раз на собрании и решали, кто остается, а кто - в путь-дорожку. Чуть до драк не доходило, но как-то разрулили, причем в большей мере по справедливости. Оставались наиболее тяжелые на подъем.
В принципе это можно было решить и простым приказом, но сейчас так не принято. Офицеры имели некую довольно таки сильную демократическую организацию своего мира. Наверное, наследие потешной вольницы Петра, а может и еще более старые традиции княжих дружин. Непривычно как-то, я о таком прежде и не знал. Совсем не Советская армия, где все решает старший по должности, а от тебя ничего не зависит. Абсолютно другие традиции.
Барон Вадим Борисович Черкасов обладал одним незаменимым свойством, он был умный скептик. Самый правильный критик при обсуждении операций. Все лихие порывы гасил на корню, выворачивал наоборот и заставлял сделать все то же, что и задумывалось, но без излишнего риска и по возможности без пальбы и шума. Был у него талант сводить необдуманность к нулю и заставлять других осмысливать свои действия, а не рубить с плеча.
Когда веселье в собрании стало набирать обороты, он подошел ко мне и намекнул, что завтра с утра надо иметь свежую голову.
Ага! Значит, работа уже идет.
Мой план рейда, видимо, изучен от корки и до корки, а завтра с утра начнется обсуждение деталей. Скорей бы.
Так и вышло. По прибытии утром в наш импровизированный штаб я застал Вадима Борисовича на месте. Он уже работал в своей комнате. Васильев отсутствовал. Фельдфебель тоже. На его месте стену подпирал Алесь. Ну-ка, ну-ка, а что это у нас за изменения в форме у моего лешего? Унтерские нашивки на воротнике мундира - надо же. Всего на втором году службы? Ха! Радует...
- Поздравляю, Алесь! Когда повышение получил? - Спрашиваю драгуна, избавляясь при помощи дневального от шинели и фуражки у вешалки.
- Так нас всех отметили. - Ответил лесовик, вытягиваясь в струнку у двери.
- И деньгами наградили, и вообще... А фельдфебель наш вот похлопотал перед их светлостью, мол, замену ему надо, стареет-де, да раны беспокоить стали. Обещался из меня отменного отделенного за год сделать. Нашивки - это как аванец, навроде... А их благородие господин штабс-капитан вас уже дожидаются.
- Гоняет фельдфебель-то? - Поинтересовался я, уже направляясь в кабинет Черкасова. Алесь только тяжело вздохнул, открывая передо мной двери. Ничего это на пользу, а унтер из него действительно будет толковый, парень хоть молодой, но рассудительный.
- Здравия желаю, господин штабс-капитан, - поприветствовал я барона, который как раз потягивался, закинув руки на затылок, сидя за заваленным бумагами столом в расстегнутом мундире. - Уже в трудах? Я так понял, будете громить мой план?
- Обязательно! - Рассмеялся, приветливо пожимая мне руку, Вадим Борисович. - Разберу по камушкам ваш прекрасный план, но исключительно для того, чтобы из них сложить вместе с вами план безупречный. Присаживайтесь и начнем. Граф Васильев сегодня отсутствует, но мне дал все полномочия. Приступим?
Итак - цель. Тут с вами полностью согласен. Уничтожить и типографию и людей, причастных к изготовлению фальшивых российских ассигнаций, необходимо. Цель благая.
Далее - срок. Все должно быть закончено в промежуток кратчайший, но и без торопливости, могущей во вред делу быть. Это выходит где-то в конце мая. И тут я с вами согласен.
Далее - место. Хм... Тут я вам могу и помочь. Ничего вам вызнавать уже не надо. Князь Куракин озаботился, не позабыл. Его люди вызнали адрес, а также раздобыли план маетка, где тайная типография сейчас находится. Некий шляхтич, имеющий в поместье фольварк невдалеке от Варшавы, почти на самом берегу Вислы, был так любезен, что предоставил свое имущество в полное распоряжение французской администрации сроком на три года.
Кроме места люди князя провели и предварительный анализ охраны. Ну что сказать, Сергей Александрович, охрана очень достойная.
Во-первых, сам фольварк, а это - капитальное двухэтажное кирпичное строение буквой 'П' , где четвертую сторону перекрывает трехметровый кирпичный же забор. Почти крепость. Построен двести лет тому, тогда строили капитально. На манер наших Смоленских построек. Пушку не выдержит, а с ружьями такой орешек не разгрызть.
Внутри него находятся работники типографии на казарменном положении и люди Савари ( министр полиции Франции) в непосредственной охране. Их общее количество известно весьма приблизительно, можно определить только по количеству провианта, доставляемого в фольварк. Примерно двадцать, двадцать пять человек.
Там же проживает и гениальный гравер - господин Лаль, он изредка выбирается в Варшаву, естественно, с сильной охраной. Дважды за время наблюдения его проведывал барон Клод-Франсуа де Меневаль, личный секретарь Бонапарта.
В самом маетке, вот взгляните на план, расположена на постой рота егерей. Состав - сменный. Службу несут в полуротном составе в течение десяти дней. Патрули и посты - круглосуточно. На версту от фольварка - запретная зона. Никого постороннего не пускают, даже местных. И на закуску... Вот тут, в трех верстах квартирует уланский полк. Поляки. Связь с егерями держат постоянно, путем разъездов, каждые четыре часа конный патруль проезжает мимо французских постов, обмениваются паролем. Вот так.
Наблюдения ведутся уже месяц. Какими средствами люди князя это выяснили, то, наверное, только сам князь да Всевышний знают, но сведения достаточно точные на сегодняшний день. Считаю, что-либо в охране менять в ближайшее время не станут. Хотя... - Взъерошив волосы ладонью Черкасов задумчиво уставился в окно, обдумывая что-то. Потом продолжил:
- Хорошо. Это понятно. Лихостью не взять. Силой не прорваться. Переходим к следующему пункту? - Я кивнул.
- Далее - способ. Итак, что вы предлагаете в своем плане? Найти путь проникновения в типографию и по возможности тихо уничтожить людей, а оборудование сжечь. Это общие слова. Мы не знали многого, сведений которые добыты, конечно, недостаточно.
Что в такой ситуации можете предложить конкретно, Сергей Александрович? Лично я, честно говоря, в полной растерянности.
Я внимательно рассматривал план поместья. М-да. Задачка. А по зубам ли она мне? Я не Бэтмэн, в одиночку раскатать этот Форт-Нокс. Будем думать.
- А можно узнать, кто посещал фольварк, желательно в карете или повозке? - Задал я вопрос, не особо надеясь на исчерпывающий ответ, но ошибся. Штабс-капитан уже держал наготове списочек.
- Так. Провиант. Этим занимаются армейские снабженцы. Все время одни и те же. Раз в три дня, крытый фургон.
Ну, карета секретаря Бонапарта. Коляска мосье Лаля. Пару раз другие высокие чины наведывались. Это без всякой системы.
Раз в неделю привозят женщин. Ну, для..., понятно, в общем. Фургон тот же, что и провиант возит. Эпизодически что-то подвозят из маетка селяне. Всегда в сопровождении егерей. Раз в десять дней, когда меняется охранный егерский состав, приходит закрытая карета, под охраной гвардейцев. Видно, забирают то, что напечатали за этот срок. Все. Ага, еще была один раз бочка золотарей, чуть не позабыл.
Ну, что. Не густо. Но и не пусто. Тут уже можно что-то думать. Это если через ворота... А если через стены?
- Собаки есть? - Я с напряжением ждал ответа штабс-капитана.
-Нет. Наблюдатели - толковые, отметили бы наверняка... Скорее всего - нет, но надо проверить. Есть какие-то мысли, Сергей Александрович?
Есть мысли, есть. Егеря это - хорошо. Они конечно отчаянные храбрецы в бою, но караульную службу не любят. Не тот тип людей. Была бы линейная пехота, тогда - сложней. Однозначно. А версту и проползти можно. И к стенке подобраться. И через стенку, только бы с погодой да ночкой подгадать. ' Была бы только ночка, да ночка, потемней...'. Классика.
Наши, да и немцы тоже, через передовую в Отечественную лазить друг к другу за языками умудрялись? Умудрялись. А мы что - хуже? Фигушки. И мы смогем.
Еще варианты?
Это здание старинное, а значит и лисий ход должен быть, на всякий пожарный. Тогда фольварки как укрепления служили при наездах соседей. Должен-то, должен, но где его искать, да и уцелел ли? Впрочем, если строение кирпичное, значит и ход должен быть фундаментальным. В шестнадцатом столетии такие вещи строили на века.
Подобьем...? Давай.
Три варианта. По дороге - внаглую, закосив под тех же снабженцев, без дороги - втихаря, ползком по-пластунски, под землей - это при большой удаче, если отыщем подземный ход в нормальном состоянии. По воздуху? Хотелось бы, но не та эпоха. До аэропланов с парашютами еще больше сотни лет.
Ладно, допустим, нашли способ попасть внутрь. Попали.
Задача по силам очень небольшой группе, не более трех - четырех человек. Больше едва ли выйдет.
Внутри стен живут работники типографии и охрана. Будем считать по дюжине тех и других. Причем охрана - из полиции.