- Это не солдаты, а полицейские. Караульный для них что-то на манер дежурного только с дополнительными обязанностями часового. Он наш. Кто возьмет?
- Шунга и возьмет, он ножи мечет получше меня и тебя. Ты и я - караулку, а Шунга - часового. Одновременно. Я - внутрь, ты - на дверях. Нагнись только, помогу шпагу вытащить, там с клинками удобней будет. И без шума, едва ли выйдет... Только бы без стрельбы обойтись, егеря в десять минут будут здесь.
- Годится, а...
Я умолк от жеста Вивера. Палец к губам. Тихо... Типографский кадр возвращается.
Берем хлопца. Не шумнуть бы только...
Парень зашел в типографию, что-то мурлыча себе под нос, вроде как напевал. Толик рукоятью сабли резко бьет его по голове. Одно мгновение и парень готов.
- Убил? - Отрицательно качает головой. - Если нет, свяжи и заткни рот, пусть будет хоть один живой. - Вивер кивнул и сразу принялся веревочкой пеленать бессознательного кадра как младенчика. Потом все же помог мне со шпагой.
Ну вот, а теперь к воротам.
Часовой таки разгильдяй. Проморгал свою смерть. Засмотрелся на огонь факела, и не заметил. Бывает.
Клинок из темноты профырчал в полете и с чавкающим звуком вошел в горло. Одновременно с хрипом часового Толик влетел в открытую дверь караулки. Я на выходе страхую, сейчас внутри только буду мешать. Для Вивера все в помещении - чужие. Там не спали, горела лампа и пара свечей, но это помогло мало. Вивер влетел в комнату как ураган. Сабля в левой руке на обратный хват, в правой - опущена острием вниз. Он умеет работать в тесноте помещения. Тело как юла, в постоянном вращении, а противники, ошеломленные этим торнадо из стали, просто валятся словно кегли.
Удар. Удар. Добивание. Удар и добивание в связке . Удар. Добивание.
Э, а ты куда, такой шустрый? Взблеск Дель Рея остановил беглеца и секундой позже Толик кончил последнего из караульной смены. Мы взяли людей Савари. Смогли. А ведь им хоть секунду на то чтобы опомнились и был бы нам каюк.
Еще шесть в минус. Отчего тут один лишний? Ага, на мою шпагу, оказывается, нарвался офицер. А вот не надо распивать алкогольные напитки с подчиненными, да еще и на службе. Понимаю, что скучно...
А что у тебя за ключики у пояса? Конфискуем и займемся арифметикой.
Считаем. Двенадцать трупов, один пленный. В доме, стало быть, приблизительно около двадцати душ народа. Конюшня! Там тоже может быть кто-то. Проверить...
Ну, где же Гаврила с мужиками?
- Шунга - ворота. Схоронись и наблюдай. Мало ли. Толик - к дому, наших глянь, потом к их хранилищу. Разберись что тащить, что палить. Ключ держи. Я конюшню проверю. Делаем...
Отставить. Уже никто никуда не идет. Из дверей панского дома выходят Гаврила и Бир. Комбинезон Гаврилы и одежда Бира - черные. Кровь. Глаза у мужиков дикие, лица бледные до синевы, даже в полутьме видно. Толик моментально просек ситуацию и уже спешит к ним, вытаскивая из-за пазухи серебряную фляжку с Гаврилиным 'лекарством'. Мужикам сейчас надо...
- Где Хруст? - Неужели не уберегся?
- Сейчас выйдет. Там одного взял. Разговорил. Для дела надо... - Бир шумно выдохнул и сделал хороший глоток из фляжки. - Остальных мы всех... Но перепроверить надо бы. Там их много было...
Толик кивнул на его слова и шагнул за порог. Я тоже не стал стоять над душой, а все-таки пошел смотреть конюшню. Пора думать про ретираду.
В конюшне людей не оказалось, только две пары коней всхрапывали, пуча глаза на свет факела. Чуяли смерть и кровь.
А где тут наша меточка? Ага, вот она. Начинаем валить кладку. Вон и кирка есть среди прочего инструментария. Кстати. Кто-то здесь хозяйственный работал. Вываливаю киркою первый кирпич. Пошла работа.
Чья-то рука тронула меня за плечо. Бир.
- Ты во дворе нужен, Вран, мы тут с Секарем сами. Дай струмент, а сам с дуваном разберись, старшОй. Уж птицы засвистали. Сейчас светать станет.
Выхожу во двор. Толик и Хруст стоят у открытой двери хранилища. Хруст держит за шею тщедушного немолодого человека, время от времени встряхивая его. Толик задает вопросы, а этот несчастный что-то бормочет в ответ. Вдруг пленник рванулся и сделал попытку сбежать. На что рассчитывал? Топор Хруста развалил голову беглеца на третьем шаге.
- Кто это был? Вызнали чего? - спрашиваю.
- Старший дневной смены типографщиков это. - Вивер с Хрустом переглянулись. Толик продолжил.
- Склад полон денег. В зарядные ящики уложены для транспортировки и маскировки. Сегодня вывезти должны были. Гвардейцев с утра ждут с повозками. Надо шевелиться. И еще. В фольварке порох остался, то ли с тех времен как склад военный был, то ли от артиллерийской мастерской, но с полдюжины бочонков есть. Можно бабах организовать, да и следы за собой замести. А всякой горючей фигни здесь полно. Как, командир?
- Делай! В помощь Шунгу возьми, но и за воротами приглядывайте, а мы тут пошарим. Темп, Толик, темп. Наших с рассветом погонят с берега. Ведь каютку не скроешь, если начнут искать. Надо успеть подпалить этот гадюшник, дать сигнал огнем да дымом. Это тоже на тебе. Действуй, спецназ.
Толик кивнул:
- Сделаем.
Ну а нам с Хрустом пахать. Хорошо, что знаем, где что лежит. Вот это - ассигнации России. Палим. Здесь бумажки для Австрии. И родственничков Бонапартий кидает. Тоже в огонь. А у той стеночки - фунты и шиллинги. Еще есть какая-то байда, но нам всего не вынести. Хватаем первый ящик. Ох, моя поясница. Это я кокетничаю, но тяжеленько. Поперли, Хруст. На себя пашем.
Когда пришли с первой партией груза в конюшню, то в стене уже виднелась хорошая такая дырочка. За две минуты - готов проход.
- Бир. Хватайте ящик и в кирпичный тоннель тащите, только подальше. Будет еще этого добра... Не загромождайте ход.
Вторая ходка. Третья. Погнали. Темп, мужики, темп. Вот вам истинные галеры. Сколько там до рассвета?
А нисколько. Светает. Ну, еще ходочку давай, Хруст. Не стони, кому сейчас легко? Толик должен справиться, вон и дымом потянуло. Как там пиротехник?
Толик, словно услышал мои мысли, сменяет Хруста, схватив ящик с другой стороны, а тот куда-то резко ускакал с Шунгой. Куда пошли, трах-тибидох...?
- Три минуты, командир... - Толик задыхается в едком дыму, что затягивает двор.
- Линяем.
- Стоп. Хорош. Кидай ящик. Где Хруст?
- Счас будет. За какими-то граверными досками побежал, заодно запалит, что я не успел. Да вот они.
Сгибаясь под какими-то ящиками бегут Хруст и Шунга.
Все. Пламя рвется из окон второго этажа хозяйственных пристроек и панского дома. Из-под крыши коровника валит серый дым. Ну, сигнал для наших виден наверняка. Уходим.
В ворота фольварка снаружи лупят чем-то тяжелым, но они крепкие, так легко не сломать. Успели.
Когда уходили в ход, рванул первый фугас заготовленный Толиком где-то в типографии. Земля ощутимо дрогнула. Блин, не хватало еще, чтобы нас в этой норе завалило. Тикаем по шустрому. Толик, жги свой запальной шнур, и валим отсюда. Обрушится же и без нашего подрыва.
Вваливаемся в кирпичный тоннель, и я сразу же получаю травму, налетев ногой на ящик. Первую и единственную за всю эту бешеную ночь. Больно. Не хватало еще сломать ногу в горячке побега. Сажусь на этот злосчастный ящик, шипя от боли в голени. И в этот момент бумкнуло. Чего этот пиротехник недоделанный в ход заложил? Там чихнуть погромче - все рухнет.
Из пролома вылетел поток воздуха, дым, пыль, какие-то обломки. Все фонари задуло вмиг, а меня скинуло с ящика и приложило многострадальной башкой обо что-то твердое. Перед погружением во тьму, в глазах расцвели миллионы разноцветных искр. Фейерверк.
Невезуха. Кучу народа перебили, а от собственного фугаса пострадали больше всего. Обидно. Это была последняя угасающая мысль.
В себя я пришел, как мне показалось, через секунду. Темно.
Что же это парни не зажгли фонари? А может и им досталось? Нужно срочно проверить. Хм. А пыли в воздухе и нет. Странно...
Попытался подняться. Ох, бедная моя голова! Ой, так тебя через коромысло, еще и нога. И бок колет. А правая рука не слушается, словно отлежал. Затекла. Даже зажигалки не нашарю.
- Да дайте же свет! Инвалид себя осмотреть желает. - Мысленно взвыл я.
Мою возню услышали.
Ударил кремень о кресало. Затлел фитилек. Наконец загорелась свеча, вернее ее малюсенький огарочек, вырвав из темноты лицо Гаврилы. Рядом еще одно светлое пятно. Хруст. Лицо у него изможденное до крайности. А остальные?
- Гаврила, что...? Другие где? Целы? - Голос у меня хрипловат, горло царапает, ощущение как перед простудой.
- Целы, целы. Приложило неудачно только тебя одного, остальные синяками да шишками обошлись. Как рванул этот аспид свою пороховую бонбу, так нас ровно полову на веялке по туннелю раскидало. Кого куда. Из пролома такой силой шибануло, куды там... Дальше уйти надо было, да только как? Весь туннель ящиками забили, сами себя, стало быть, закупорили. Правда и завалило за нами все землею плотно, словно и не было никакого хода.
Ты без памяти уже много лежишь. Скока и не скажу. Долго. Свечи бережем, ждем...
- Чего ждем? Я гляжу тут только ты да Хруст. Где остальные? Чего творилось, пока я без сознания валялся?
- Сейчас расскажу. Мы, стало быть, у колодца в тамбуре подземном. И часть ящиков здесь. Шунга - на мельнице, снаружи высматривает. Он в этом самый умелый. Вивер и Бир сразу как смерклось, пошли глянуть, что с драгунами на барже. Вивер их в схорон выведет, коль уцелели, а Бир приглядит со стороны. На глаза им без нужды не покажется, но в случае ран или еще чего, тогда уж подмогнет. Да и нам с тобой туда выбираться надо будет вскорости. За ящики не беспокойся. Вон, Хруст занимается, схоронит, что и в жисть не найдут. Там ниша есть наполовину заложенная, вот в ней и упрячет. А после камнем заложим, пылью присыплем... - Гаврила устало улыбнулся, протянув мне флягу с водой. Действительно, пить охота просто жуть.
Тут заговорил Хруст, он же Иван Савельич Бубнов, старший из сынов Бубновых.
- Полдела сладили. Бир и Шунга подойдут, свечи к фонарям поднесут, за полдня и закончим. Дотаскаем, что осталась. Заложим камнем, благо его хватает в старых нишах. От глаза чужого хабар скроем. Мало ли, вдруг ход все-таки кто и обнаружит. В свой срок схованку достанем. Крутко наказал, пока даже не прикасаться к деньгам. А то, что прежде в ходе нашли, мы уж поделили.
Твои, Вран, три доли атаманские, да одна как старшОго, что без мертвых обошлось, да одна ватажная. Пять долей, стало быть... У Гаврилы с его долей и долей Вивера хранится. Наши доли я забрал. Все ли верно, старшОй? По делу ли?
- Спасибо, Иван Савельич. - Я сделал еще одну попытку подняться, но голова закружилась, и пришлось опуститься обратно на землю. Тряхнул башкой пару раз, ловя на себе обеспокоенные взгляды Гаврилы и его брата. Впрочем, они сделали вид, что не заметили моей слабости. Старший брат даже замечание мне сделал. По делу, между прочим.
- Хруст я, Вран, пока не разойдемся - только Хруст. Все имена позабудь, пока в деле. Так предки делали и нам завещали. Как могли, береглись и не открывшись крест целовали, ежели до дыбы доходило. Имен не помнили. Родства не имели.
- Пусть так, Хруст. Все равно спасибо. Сам знаешь за что.
- Сочтемся, Вран. Жизнь длинная. - Хруст примолк, что-то про себя решая, потом продолжил.
- Тут это... Уйдем мы сразу как тебя в схрон сведем. Своими тропами уйдем, Вран. Нам с казенными людьми не по пути.
- Понимаю. Вас ведь тут и не было?
- Ага. Но вот граверные доски, как эти ящики зарядные я тут схоронить не могу. Крутко наказал чтобы все до единой доставить да сберечь до срока. Так что путь с ними может долгим выйти. Поспешать не будем. С оглядочкой пойдем. А то и пересидим где. Дале мы вам не подмога. Сами уж...
- Что сказать? Все верно решили. Вы - люди вольные.
- Я свечу загашу? То наш последний свет. - Тихо сказал Гаврила. Я кивнул.
Мы опять погрузились в абсолютную темноту. Я вытянулся на земле. Будем ждать вестей снаружи.
Хорошо же меня приложило. Судя по головокружению и тошноте сотрясение есть. Нога болит, но не перелом. К счастью обошлось, просто болезненный ушиб. И так, по мелочи, пара мелких травм. Взрывной волной меня кувыркнуло знатно.
Долго ли ждали? А кто его знает. Под землей, да в полной темноте время идет несколько иначе. Я даже уснул. В моем положении - наилучшее лекарство.
Проснулся от скороговорки на языке офеней, которой сыпал Шунга. Горел фонарь, и свеча в нем была новая. Вокруг огонька сидели все клановые и держали совет. Толика не было. И еще я зверски хотел есть.
- Проснулся, Вран? - Бир, заметил мои открытые глаза первым. Шунга сразу замолк. - Да и пора. Почитай более суток отлеживаешься.
- Ты как? - Вопрос Хруста.
- Да нормально. Есть хочу. И голова вроде в норме уже. В ушах не звенит. Считаю - здоров.
- Тогда давай к огоньку. Сейчас последние новости узнаешь, заодно и пожуешь. Благо, плохих вестей нет, а вот мясо вяленое еще малость есть и воды в колодце сколько хошь.
Я поднялся, слегка потянулся. Норма. Тело побаливает, но воевать уже могу. Если доведется, конечно...
Через минуту я уже сидел в кружке людей у фонаря, приготовившись слушать.
- Стало быть, так. - Хруст усмехнулся в свои усы, которые сейчас носил на польский манер. - Живы твои драгуны. Молодцы мужики. Как они баржу увели, за ними погоня почитай вмиг наладилась. То, что там всех людей уже нет, французы в суматохе и не приметили. Догнали на свою голову. Драгуны ту калошу и взорвали, да так ловко, что всю погоню из егерей разом к водяному отправили, будут русалок развлекать. А сами вплавь ушли. До ночи пересидели под берегом. Всех пиявок с Вислы на себя собрали, но не шелохнулись дотемна. Вивер их в схрон свел. Оклемываются там полегоньку.
Остальные с баржи за Вислу ушли. Как у них там дале будет, то уж в Божьей воле, но были живы. А остальное тебе Шунга расскажет, он главный соглядатай был нынче.
Шунга разулыбался. Свой рассказ он, скорее всего, уже повторял, и делал это с удовольствием и даже с некоторым артистизмом.
- Там словно палку в муравейник сунули. Никогда еще такой чехарды не видел. Народу похватали - жуть!
- Ты по порядку давай. - Одернул его Бир.
- Добро. Стало быть, пока я там ползал вот что вызнал.
Неладное охранники у фольварка почуяли, когда мы уже жечь все там начали. Кинулись к воротам, а те на запоре. В суете да сутолоке не сообразили через стену забраться, стали ворота высаживать. За подмогой послали.
Два десятка улан да десяток егерей в фольварк и ворвались, да не в добрый час. Как раз порох и взорвался... Почитай половину их побило, а кто жив остался, то камнями зашибло. Постройки хозяйственные в щебень разметало. Коровник вполовину устоял, а панский дом просто сгорел весь из середины.
На барже чуть отсвет огня увидели, так от берега и отчалили. Егеря и не поняли сразу, а после и они дым углядели, по барже палить начали. С баржи - в ответ. Пока туда-сюда, пока лодки нашли, баржа уж версты на две вниз по течению ушла. Ну, от лодок ей само собой не уйти. Тем более, что там офицер въедливый распоряжался, командир егерский. Догнали, да на борт взобрались. А там все порохом и разорвало. Еще два десятка егерей пошли на дно. Ну, может полтора. Один так точно.
- Это ты откуда такое вызнал? - Мне стало любопытно.
- Э! Там жолнежы меж собой говорили у коновязи, а солдаты слухи вмиг разносят, хуже баб. Хорониться лучше всего там, где самое людное место. Вот я у лошадок и затаился в старой бочке. Да и послушать можно...
Уланы еще и радовались, что гнев гвардейцев их лишь чуток коснулся.
- Что за гвардейцы? Уж не те ли...?
- Они, они. Их в тот день ждали в фольварке, они и прибыли к полудню с тремя фургонами. А с ними колонель какой-то. Зверь. Всех егерей, что уцелели, под арест забрал. Благо их офицер на барже погиб, а то лично зарубил бы его. Злой был, чисто медведь-шатун с больным зубом. - Шунга шмыгнул носом.
- Гвардейцы лютуют... Хватают всех подозрительных. А ныне на подозрении каждый. Так-то вот.
- Еще чего слыхал? - Поторопил Гаврила.
- Да! Тот типографщик, которого мы в коровнике повязали, выжил. Как умудрился? Побитый да обожженный взрывом жутко. Еще и умом вроде тронулся. Все про германцев каких-то талдычет. С чего бы? Но нам-то его разговоры на руку.
Уланы окрестности проверяют, всех чужих - в кутузку. За Вислу их с пол-эскадрона перевезли, и там шерстят. Чистый Вавилон после гнева Господнего. Беготни много - толку мало. Было. Но колонель за два часа порядок навел. Кого-то уже и расстрелял под горячу руку. Теперь все чуть ли не землю роют. Даже на мельнице пост оставили. Лежку нашу нашли к вечеру, так что на мельнице не меньше взвода улан да пара гвардейцев.
- Что-то еще? - Спросил Гаврила. - А то нам уходить надо. Ночь не ждет.
- Вроде все. Про тех с баржи, что за Вислу ушли, вестей не было. Стало быть, сумели скрыться.
- Тогда идем. Кто дорогу кажет? - Гаврила повернулся к родичам.
Шунга молча поднялся и запалил свой фонарь от горящего огонька. - Я проведу. Тут работать надо, ящики таскать, а я - ленивый.
Все усмехнулись немудреной шутке. Гулять этой ночью рискованно, как никогда. Ну что ж, рискнем.
Утро мы встречали в безопасном схроне. Все живые. Относительно целые. Выполнив свою задачу. С этой минуты я становился Алексом фон Вольфом. Саксонец, сын барона, семья которого поймала пять лет тому назад удачу за хвост. С падением в 1806 году Священной Римской империи многие древние фамилии разорились, но иные напротив, сумели подняться. Так далеко небедный род Вольфов в Саксонии стал еще богаче, и один из младших отпрысков самой захудалой ветви этого рода получил возможность путешествовать из Дрездена в Варшаву, а далее в Вену, Константинополь и Каир. Зачем? А вот мечта у него такая - увидеть пирамиды и посмотреть мир перед женитьбой.
Это было пожеланием молодого повесы в ответ на требование родителя жениться и остепениться. И средства позволяют. И обстановка в Европе благоприятствует. Что ж, отец скрепя сердце дозволил сынку напоследок, перед женитьбой оторваться на воле. А чтобы сыночка не слишком загулял, приставил к нему слугу да проверенных гайдуков-наемников из литвинов для охраны.
Чем нелепее придумка, тем скорее в нее поверят, так уж человек устроен. А эта легенда даст нам зеленый свет до самого северного Средиземноморья. Черкасов долго возмущался, когда я предложил такой вариант, но потом, подумав документы по этой легенде выправил. В конце концов он согласился, что чувства не желающего жениться молодого оболтуса найдут отклик у многих, а особенно у военных.
И еще одна новость. Шунга ушел не один. Толик отпросился идти вместе с клановыми. Мало их для того груза, что будут сопровождать. Слишком мало. Еще один человек был нужен позарез, но меня не просили. Толику только сказали, и он этот вопрос взял на себя. Оттого и поджидал меня теперь снаружи схрона, неся дежурство и наблюдение.
Мы перемолвились с ним. Он обрисовал обстановку и сказал, что сам хотел бы с клановиками идти. Если бы драгуны погибли, то Толик даже не дергался, а так ... В общем, я отпустил.
Скажете зря? Не думаю. Толик очень сложный человек, озлобленный одиночка в прошлом. Его душа только начала оттаивать в этом времени и ... Да не знаток я человеческих душ, но среди клановых он - словно свой, а с моими людьми так своим и не стал до конца. Там ему лучше. Этому человеку нужно всего две вещи. Время и дорога. Пусть сам с собой обновленным познакомится. А эти ниндзи Бубновы ему помогут. Вот где-то так. Правильно? Я очень надеюсь, что да.
Перед уходом Толик рассказал, отчего тот несчастный типографщик про германцев заговорил. Он видно в себя пришел, когда Толик минировал типографию. А пока он этим занимался, то напевал считалочку. 'Айн, цвай - полицай, драй, фир - гринадир...' - сосредоточиться, понимаешь ли, ему эта песенка помогает. Вот так и появились 'германцы'. Ведь как бывает. И нарочно бы не придумали. Всего несколько слов, а как стрелки перевели на тевтонов-то.
Только когда Толик ушел, а я, спустившись в подпол и увидев измученные лица Ивана Михайловича, Грача и Гаврилы, до конца понял - мы справились.
Мы справились!
Это совсем не мелочь, ЧТО мы сотворили. Мы за одну ночь лишили Бонапарта еще одной армии. Мы все. Клановые, люди Черкасова, что сейчас уводят за собой погоню, ветераны-драгуны, разведчики Куракина, я с Толиком, Гаврила мой. Смогли! Урррра!
Уря-то уря, вот только вид у нас на данный момент несколько не товарный. Заявив Хрусту, что уже полностью в порядке, я несколько погорячился.
Не в порядке.
Честно говоря, к схрону добрался уже буквально 'на зубах'. Тело избито, а накатывающая временами слабость делали из меня весьма неважного путешественника. Мои драгуны тоже были далеко не в лучшей форме. Видно в момент взрыва они нырнули и находились под водой. Их и глушануло, как рыбу при браконьерском лове. Оба еле слышат, и вообще состояние очень не ах. Сидение в воде в течение длительного времени тоже здоровья им не прибавило. Чисто инвалидная команда. Самый крепкий среди нас Гаврила.
Поэтому мы последовали примеру всякой раненой твари, забились в логово и потихоньку восстанавливались. Еда в виде сухарей, вяленого мяса и саломахи была, воду Гаврила добывал по ночам в ближайшем ручейке. Быт наладили в соответствии с правилами конспирации. Потихоньку, за недельку и оклемались.
Период времени, когда мы изображали 'детей подземелья' прошел для нас довольно спокойно. Французы и уланы потревожили всего пару раз.
Буквально в тот же день, как я с Гаврилой прибыл на эту базу, хутор посетили уланы. По всей вероятности, их вел кто-то из местных, и они проверяли буквально все подозрительные места. Проверили и сожженный хутор. Искали тщательно, даже старые печи разворошили, но нашу схоронку не нашли.
В прежние времена хутор был богатый. Хозяева - люди зажиточные и не особо законопослушные. Видно с того, что у них имелся секретный подвал, сделанный и укрытый на совесть. В нем когда-то хранили браконьерскую добычу и разбойничий хабар, а так же прятали людей, судя по уцелевшим деревянным лежакам. Остатки всего этого воровского хлама, которые так и сгнили здесь, клановые убрали. А кое-что просто скинули в угол. Сетки, капканы, старая одежда. Утварь в виде кринок и плошек из расписной глины, что еще была годной, пригодилась и нам. Даже очаг присутствовал, но мы им благоразумно не пользовались, чтобы не выдал запах дыма. Имелось у подвала и два выхода. Один - в виде лаза в подпол под домом, ныне заваленный остатками сгоревших бревен и второй - в виде восьмиметрового лаза прямо под корни старого дуба, что рос рядом с остатками плетневой ограды хутора. Как его обнаружили клановые, ума не приложу. Но для нас - отличное место для того, чтобы отсидеться.
Второй раз на хутор наведались французы. Оказались наши коллеги-драгуны. Их медные каски в чехлах и косички трудно с чем-то спутать. Эти проверяли все подряд, и лес и хутор, ехали верхами, но растянувшись в цепь, на расстоянии пары метров друг от друга и с ружьями в руках. Лес - не особо густой. Оттого его видимо конницей и проверяли. Медноголовые молодчики доразвалили на хуторе все, что не разрушили уланы и пошли дальше.
Через неделю, когда мы подокрепли и стали уже тяготиться бездельем, я объявил о выходе из подполья. В прямом и переносном смысле.
И вот стоим мы у дороги скрытые придорожными кустами. По моде одетый барин со слугой, да двое гайдуков-охранников. Чистенькие, выбритые. Саквояж да дорожный баул при нас.
И пешие....
М-да. Нескладушка вышла. Здесь баре - панство гонорове, пешком не ходят. Прокол в плане. После того тарарама, что мы здесь организовали, покупка или кража лошадей, карет и колясок наверняка под контролем. И что теперь?
Деньги есть, но как только засветимся на покупке в этой местности, то сразу попадем под подозрение. Наблюдения, которые постоянно проводил Гаврила во время своих вылазок, нам дали не особо утешительную информацию.
Да, погоня была отвлечена в западном направлении. Основные силы брошены именно туда, за Вислу. Там даже стрельба случилась. Убили в стычке с патрулем двоих, вроде как из наших. Кого именно неизвестно, тела увезли французы, зато остальные преследуемые - как в воду канули. Пленных не удалось захватить, а мертвые много рассказать не могут.
Это за Вислой.
Но и здесь, в окрестностях места диверсии, контроль остался на весьма высоком уровне. Пока солдаты ловили людей Черкасова, здесь землю рыли полицейские из Варшавы, а после и прибывшие из Франции. Им помогали гвардейские гренадеры, это из тех, что сопровождали фургоны, их где-то до полуроты народа набиралось. Следствие по делу уничтоженной тайной типографии вели серьезно и въедливо. Возглавлял весь этот цирк тот самый прибывший с гвардейцами колонель, имя его уланы - наш основной источник информации, в разговорах промеж себя не говорили. Колонель и колонель.
У нас теперь было два пути. Либо скрытные ночные марш-броски до Варшавы, благо до столицы не очень далеко. Либо разбоем добывать какой-никакой транспорт, при этом вынужденно зачищать всех свидетелей. Чтобы не было следа в принципе. Мне второй путь не нравился категорически, поскольку незаметно бричку можно изъять у совсем уж безобидных обывателей, а резать абсолютно непричастных людей, как-то не очень.... И так грехов набрал на душу.
Мимо нас по дороге прокатило достаточное количество колясок и бричек, даже парочка карет четверней было, но отдать команду на захват я так и не решился. Наверное, ждем вечера и потихоньку пешим ходом чапаем к Варшаве. За пару ночей доберемся. Правда и риск...
Ну, да ладно. Лучше так. Хватит лишней крови, Серега. Довольно...
Пока я предавался размышлениям, мои драгуны что-то оживленно обсуждали вполголоса, внимательно за чем-то наблюдая сквозь листву. Я глянул, куда это они уставились с таким интересом и понимающе улыбнулся. На противоположной стороне дороги через луг несся истинный кентавр.
Мне нравятся хорошие всадники, но этот парень в белой сорочке на темно-гнедом жеребце с белыми чулочками был наездником просто отличным. Слившись с конем в одно целое, бросив поводья, он несся по зеленой поверхности недавно подкошенного лужка. Удовольствие от бешеной скачки, явно, получали и конь, и его всадник. Красивое зрелище.
Наверное, местный барчук выехал на конную прогулку и теперь гнал, раскинув руки в стороны и управляя своим великолепным скакуном только при помощи коленей и шпор. Его счастливый, жизнерадостный смех был слышен далеко над дорогой. Но только, что же он безбашенный-то такой?
Вот шалапут! Как несется! Так и гробануться можно, бедовая твоя голова. Лужок - не дорога. Там и ямы и кротовины могут быть.
Ну вот. Как наворожил...
С жалобным ржанием гнедой гривастый красавец грохнулся на землю, перелетев через голову и приложившись об землю седлом. Всадник, каким-то чудом не попал под рухнувшего коня. Выдернув ноги из стремян, совершив невообразимый кульбит, прокатился по траве. Убился, что ли?
Ага, как же. Вон шевелится. Сел. Головой трясет. Опираясь на землю руками, пытается подняться.
Мои драгуны ахнули, от резкой смены картинки. Только что радостная скачка, и через секунду... Мужик вон подняться не может, конь бьется на земле, тоже зашибся. Это в лучшем случае.
- Ваше благородие... - Грач умоляюще смотрит на меня. Видеть, как мучается лошадь, для него выше сил.
- Ладно, давай... И чтоб по-польски мне..., не забудь, паразит... - Только и успел прошипеть я.
Рискнем...
Во, рванул! Там же конь зашибленный, как же... На лежащего человека даже не посмотрел. Не, ну в годах уже мужик, умней быть должен. Ну, Грач... Трах-тибидох... Айболит, недоделанный.
Даю отмашку остальным. Всем вперед. Будем выкручиваться.
Подбегаю к пострадавшему человеку.
Вроде не покалечился. С виду цел. Вот только кровь из носа и с губы капает на белый шелк сорочки. Конечности как будто не поломаны. Мы с Гаврилой, осторожно поддерживая под руки, помогаем ему подняться на ноги. Тот только мычит, видно язык прикусил или просто сильно забился, но к своему коню все равно пытается подойти.
А там уже хлопочет Грач, ему помогает Перебийнис.
Подбежав к лежавшему коню, коновал резко за узду задрал голову жеребца, поднимая коня. Встанет?
Рывок, еще один, еще. Благородное животное все-таки поднимается, хоть и не с первой попытки.
Стоит, дрожит всей кожей. Глаза навыкате, ноздри раздуты, переднюю правую поджимает. Фельдфебель держит за узду, которую ему сунул в руки Грач. Виновато смотрит на меня. За друга неловко, понимаю. Сам тем временем оглаживает и успокаивает коня, хорошо хоть на польском языке шепчет, а коновал занялся бабкой и копытом. Ему все по барабану. Точно - Айболит. Ветеринар.... Грррр...