Агораном Аттал, постойте! У меня к вам послание от царя Палака.
Глава 4. Ихневмон и Еловрит
12
Это была та самая девушка из скифского племенина коне и с флажком парламентёра. Она снова стоит у холма и смотрит на лагерь оборотней с лёгким презрением, как горожанин на варварскую деревеньку.
Как она могла так быстро вернуться?
Лик прикинул, потом пригляделся к коню и понялэто с трудом, но возможно. Если менять коней, можно за день доскакать отсюда до Новой Столицы, доложиться царю и вернуться под Калимену с новым посланием.
Здесь, на Киммерийском полуострове, всё близко. Намного ближе, чем кажется.
Был и другой вывод, ещё неприятней. Когда Палак прикажет выдвигаться, его армия окажется под стенами внезапно, за один или два перехода. И в Калимене, и в Херсонесе жители лягут спать, а наутро увидят, что вражеский лагерь уже под стенами Хорошо, если осаждённые успеют закрыть ворота и убрать от стен строительные леса.
Агораном повернулся в её сторону. Он опять был вынужден смотреть снизу вверх. И опять делал это, не теряя достоинства.
Вам послание, сообщила девушка.
Читай, был ответ.
Снова разворачивается очередной свиток. Когда-нибудь на горе поставят храм Меспеллы, Могучей Луныи разворачивание свитка станет частью ритуала.
Это послание было составлено по-гераклейски. Но Лик почти всё понялон научился, пока рос в Новой Столице, и языку, и разбирать выговор местных скифов.
Вождь Палак, Скифии Киммерийской повелитель, богатой конскими пастбищами, мудрым управителям города Калимена радоваться желает!
Дошло до нас, что бесчестный Лик Невриец, убийца и ликантроп, ищет убежища у стен вашего города. Предлагаю вам изловить его и передать моим слугам, живым или мёртвым. В том случае, если такое для вас невозможно, советую не препятствовать моим слугам в ловле и наказании этого разбойника. Если исполните это и принесёте присягубыть вам свободным городом под моей защитой. Гордый Херсонес больше не посмеет вами помыкать. А если попытаетесь укрыть бесчестного Лика или принять в союзники, ждёт вас с ним одна судьба, а дети и домашние ваши станут моими рабами.
То есть, Палак нам приказывает, Аттал наклонил голову, словно хотел получше прислушаться.
Пока предлагает, ответила девушка, Вам лучше заключить с ним союз по своей воле. Будет союзи великий Палак дальше будет вам предлагать. Откажетесьи он вас сначала покорит, а потом будет уже приказывать. Я советую вам прислушиватьс к предложениям. Потому что приказы его тяжелы.
Передай вашему Палаку, Аттал оскалился под космами бороды, что вольные города спросят его варварского совета, когда придёт пора навоз убирать или коням хвосты расчёсывать. А с нашими делами и жителями мы и сами управимся. Пусть пойдёт попрыгает, раз у него фригийский огурец в
Где именно расположен фригийский огурец, Лик услышать уже не успел. Копьё с флажком свистнуло, рассекая воздух, и звонко вошло Атталу прямо в голову.
Арогораном охнул, всхлипнул и осел на траву, роняя кровь из разбитого носа. Попытался сказать что-то ещё, но второй удар копья опрокинул его на землю. Так он и остался лежать, лицом в кровавой луже и совершенно бесшумный.
Ещё одно тело, подумал Лик. Юному оборотню казалось, что он смотрит на эту сцену с большой высоты, где парят орлы и слышится движение небесного огня. Умирающее тело корчилось на траве, но невриец всё равно был на удивление спокоен.
Он лишь отметил, что Аттал, конечно, заслужил посмертное жертвоприношение. Он отказал Лику в дружбеэто обидно, согласен. Но тогда он говорил от лица города. А сейчас он отказался склониться перед Палаком. И это было его собственное решение.
Парни схватились за копья и выставили перед собой, словно собирались вспорость коню. Но девушка махнула рукой и они замерликак новобранцы по одной команде опытного офицера.
Заберёте его тело, произнесла она, Отнесёте в город. Покажите всем. Расскажете, что он говорил про моего правителя. Пусть горожане увидят, что бывает с тем, кто клевещет на царя непобедимых скифов.
Ты убила нашего агоранома! процедил сквозь зубы тот парень, что стоял слева. Но напасть не рискнул.
Лик решил, что и не рискнёт.
Изберёте себе нового, ответила девушка, Агораномне кузнец, ничего ему уметь не надо.
Парни посмотрели на неё, потом перевели взгляд на холм. Почти никто из тавров не понимал по-гераклейскино язык силы они понимали отлично. И, как завороженные, смотрели на то, что произошло.
Горожане поняли, что с холма помощи не будут. И подчинились.
Взяли тело агоранома подмышки и потащили прочь, в сторону города. Копья им только мешали и они постоянно пытались ухватить их поудобнее.
Девушка смотрела им вслед, сжимая поводья. Потом перевела взгляд на холми окаменела.
Лик уже стоял в полный рост. Глаза сощурены, отросшие рыжие кудри развеваются под прохладным ветерком.
Уже у неё на глазах он вытянул правую руку.
Лук мне! скомандовал юный оборотень.
13
Близнецы бежали наперегонки. Один с луком, второй с колчаном. Ещё не добежав, Дандалид просто кинул оружие. Брат последовал его примеру.
Лик поймал лук, потом колчан. Поставил колчан на землю и начал проверять тетиву.
Что ты собираешься делать, невриец? спросила девушка по-скивски.
Посмотрим, как далеко ты сможешь ускакать с новым посланием, отозвался Лик, и вынул стрелу из колчана.
В голову пролезла непрошенная мысль, вместо колчана надо завести ещё и деревянный футляр для стрел. По-гераклейски он называется горит. К седлу его не подвесишь, но стрел помещается больше. Если ты в лагере, то очень удобно.
Я не буду убегать, спокойно ответила девушка, Но прежде, чем выстрелитьвыслушай.
Как скажешь, ответил Лик и положил лук перед особой. А стрела так и осталась в руках. Пока девушка говорила, юный оборотень вертел её в руках и пощипывал оперение.
Зовусь я Каллиопа, начала девушка. Она говорила по-скифски, так что понять её могли все, Как ты знаешь, женщины у скифов редко носят гераклейские имена. Они бывают либо у аристократов, что подражают жителям городов. Либо у тех, кто родился в рабстве.
Я была рабыней ещё прежде, чем родилась. Моя мать была из скифов, и тоже рабыней. Я никогда не спрашивала, как она попала в рабство и кто были её родители.
Я не знаю и имени моего отца. Возможно, он был рабом, возможно и свободным человеком. Я думаю, мать его любила. Но она зачала меня не по собственной воле, а по приказу хозяев.
Хозяева и назвали меня Каллиопой. Им было сложно запоминать скифские имена.
Что самое страшное, удел моего рабства был почти счастливым.
Это была обычная пара из эллинских переселенцев. Они разводили птицу на окраине Ольвии, их дочери давно вышли замуж и оставили дом.
Хозяева были люди небогатые, но рачительные. Они понимали, что проживут долго поэтому нужны молодые руки, которые будут стряпать, омывать их дряблые тела, и выносить их их ночные горшки. И заранее приказали моей матери завести детей.
Пока они будут стариться, она должна была обучить мне всему, что положено знать служанке в моём положении.
Повторюсь, я не знаю, кто был моим отцом. Может быть, он был недостаточно важный человек, чтобы набить цену. Меня часто дразнили этим, но я не видела в этом ничего важного. Даже если этот ещё крепкий старик с окладистой бородой и был моим отцом, он всё равно остался моим хозяином.
Я думаю, что мой отец был всё-таки скиф. Может быть, он был даже моложей моей матери. В моём лице нет ничего гераклейского, и раньше на рынке Ольвии хватало скифов не продажу.
Скифы часто ищут военный удачи, вы знаете это по себе. И бывает так, что удача от их отрабатывают. Поэтому на невольничьих рынках так много скифских рабов, который не умеет ничего, кроме войны. Я думал, их там даже больше, чем возможных покупателей. Их приходится для верности продавать за море, но даже там они убегают.
Но мне бежать было некуда. Я жила в городе и скифской воли не знала. Впрочем, в городах её знает никто. Как я уже сказала, помнят о ней лишь молодые скифские рабы, шумные и бесполезные.
Я родилась и росла, вскормленный моими хозяевами. Нельзя сказать, что они меня угнетали. Я была всё равно, что младшей в семьино, в отличии от детей, я была из тех младших, кто никогда не станет старше.
Я была рада, что хозяева знают меня в лицо и готовы меня накормить. Мне не придётся выходить замуж за нелюбимого, или пытаться продать себя, как это приходится делать свободным девушкам. И никто не осмеливался высмеивать меня за то что я рыжая, а не пышнобёдрая гераклейка с кудрявыми черными волосами.
Так что детство было счастливымнасколько счастливым может быть детство в рабстве.
Но смерть всегда стояла рядом со мной. Точно так же, как она стоит рядом с каждым из вас. Мы стараемся о ней не думать, а она просто приходит. К каждомув его час, и всегдане вовремя.
Моя мать и отец семейства умерли в один год, когда пришла холера. И нас осталось двое в домикея и хозяйка. По возрасту она годилась мне в бабушки.
Я была ещё достаточно молода, чтобы верить, что меня ждёт беззаботная жизнь. А вот хозяйка переживала это тяжелее.
Она говорила, что собирается отпустить меня на волю и завещать мне часть имущства за всё то, что я сделала в эти годы. Но не сразу, а потом, когда закончится её жизнь. Она боялась, что если дать мне свободу, то я немедленно её брошу. Убегу за море или ещё неизвестно куда.
Я что, не помню себя в твоём возрасте? повторяла она по десять раз в день.
Дом опустел, с птицами возни было мало, и всё равно каждый день у неё находились для меня десятки и десятки самых разных дел. Я не смогу сейчас вспомнить, что это были за дела но она так и не успела даже нацарапать на восковой табличке всё то, что обещали её губы.
А потом она умерла. Я омыла её и закрыла ей глаза моими монетками. Было странно чувствовать, что я теперь хозяйка над всемнад домом и над её птицами.
Пришёл агораном, другие из города. Пришли и мужья её дочерей. Я распоряжалась похоронами.
Наутро мне объявили, что завещания от покойной не было. Дом вместе с птицами отходит старшей дочери. А мне не отходит ничего. Даже через год после холеры город их хозяйство ещё не оправилось. Они не желали кормить лишнюю служанку, а работать в поле я не умею.
И меня повели продавать. Я клялась, что хозяйка любила меня и обещала свободу. Но по законом Ольвии клятвы рабов не имеют никакой силы
На этом месте Лик заметил, что кое-что изменилось. К холму подошли ещё двое, оба мелкие и в синих хитонах.
Да что за нашествие такое! Холм, где обосновались юные скифы, за счёт какого-то волшебства привлекался к себе новых и новых гостейкак та волшебная гора пастуха Магнеса, что притягивает к себе всё металлическое.
И каждому из этих гостей было что-то нужно
Первого из новых гостей Лик узнал сразу. Как не узнать Ихневмона? Его даже ночью опознаешь, по голосу и блеску любопытных глаз.
Второй был незнаком. Вроде бы одного возраста с Ликом, он был чуть низенький и узкоплечий, а выглядел необыкновенно спокойным. Так выглядит человек, который привык, что за него всё делают слуги. Смуглое, почти сарматское лицо с жёлтыми, как прибрежный песок глазами, а волосычёрные, густые, и кучерявые, какие и в Херсонесе не у каждого гераклейца встретишь.
Какой-то родовитый полукровка, не иначе. На головевышитая серебром повязка. Такая защищает не хуже, чем шлем. Сразу ясно, что у мальчишки есть богатые и влиятельные родственники, и ты не хочешь, чтобы они стали твоими врагами.
Лику страшно хотелось узнать, с чем мальчики пришли. Но они не подали вида и почтительно слушали, с таким видом, словно понимали скифское наречие.
Хотя кто знает Тот, что был с повязкой, может и знать. Только посмотрите, как он внимательно слушает А Ихневмон наверняка захочет выучить, после всего, что творится. Интересно, как по-скифски будет ихневмон?..
Когда закончилась экзекуция, мне сказали, что в приличном доме меня не потерпят, продолжала говорить Каллиопа, А потерпят только в неприличном, где я буду работать не только руками или ногами, а всем телом. Я закричала, что дорого продам свою жизнь. Они посмеялись, и сказали, что строптивым там рады. А потом снова начали бить, просто так. Потом бросили в подвал и заперли. Надо было, чтобы сошли синяки, иначе за меня не дадут хорошую цену. И вот я лежала в какой-то комнате, где даже в полный рост не встанешь. Окно было почему-то на потолке, с деревянной решёткой, которую не сломаешь и не согнёшь. Кормили, конечно. Осматривали. Но кормили с каждым днём хуже и хуже. Я всё больше не верила, что смогу налиться силой и красотой н
Я пыталась откусить язык и выплюнуть им в лицо, а сама истечь кровью. Четыре раза пробовала! В песнях это намного проще, чем в жизни.
Но страшне всего была пыль. Пол, стены даже решётка узилища словно пропитались мерзкой белой пылью. Голова начинала кружиться и болеть, а ночью ей снилось, что её опускают в чёрную воду.
В конце концов она едва могла подниматься. Лежала на полу в душной, обложенной камнем комнате и смотрела, как ползёт по полу солнечное пятно, расчерченное на квадраты решётки и как танцует в солнечном столбе белая пыль.
В один из дней, который ничем не отличался от прочих, дверь распахнулась, но не было слышно даже лязга оловянной плошки с жидким варевом. Каллиопа лежала на полу, хитон прилип к телу.
Она даже не подняла голову, а просто скосила глаза. Ей было всё равно
В дверях стоял человек. Прекрасный. Рыжий. С окладистой бородой. И он сказал Каллиопена языке её матери:
С сегодняшнего дня ты свободна.
Это был скифский воин.
Царь киммерийских скифов Палак взял Ольвию и поставил наместником своего двоюродного брата, Эминака. Эминак в первый же день разрешил перейти без выкупа в свободное состояние всем рабам скифского рода.
КРАК!
Это стрела сломалась в руках у Лика.
Теперь я одета в парадную одежду, и путешествую на царском коне под царским флагом, ответила девушка, Хозяева поместий и агораномы гордых гераклейских городов прислушиваются к каждому моему слову. Вот что сделал для меня царь Палак!
Хорошо рассказала, сказал Лик, Теперь уходи! Прочь!
Застрелишь меня? спросила Каллиопа.
Нет. Теперь я тебя понимаю. Выполняй свой долг и доставь моё послание.
У тебя есть послание?
Появилось, пока ты рассказывала. Доставь и его тоже, вместе с тем, что передавал покойный агораном Аттал.
Что мне сказать великому царю?
Скажи Палаку, чтобы в следующий раз посылал других посыльных. Потому что если мы встретимся сновая тебя застрелю. У Палака, я уверен, достаточно других женщин, чтобы посылать с известиями. Посыльныйне мать, не гетера, и даже не повариха, ничего ей уметь не надо.
Каллиопа отсалютовала заляпаным кровью флажком и тронула коня.
14
На холме снова царило спокойное оживление. Лик решил, по случаю гостей и последней ночи на этом месте, сварить рыбный суп. Лодки столкнули на воду, под безмолвным взглядом с городских башен.
Конечно, это была городская бухта и городская рыба. Но жителям Калимена сейчас рассматривали мёртвое тело агоранома с разбитой головой. Едва ли им было дело до юных рыболовов.
Тень убийства ещё не покинула этих мест. Даже весёлые тавры невольно нет-нет, но косились на пятно, что продолжало темнеть среди травы под холмом.
Настало время принять последних посетителей. Ихневмон и его новый приятель.
Это Еловрит, представил юный дак своего спутника, Он из Понта, путешествует для образования. А этоЛик, родом из скифов-невриев. Он великий герой, победитель, изгнанник и просто замечательный человек. И это всёв шестнадцать лет. Сам понимаешь, как непросто выжить при такой жизниа он ещё и ходит, командует и разговаривает.
Он и есть тот самый учитель? спросил второй.
Да. У него ты научишься тому, что не даст тебе ни один философ большого города.
Эй, вступил в разговор Лик, Погодите! Чему я должен учить? Меня не предупредили!
Говорить было непросто. Юный невриец только что услышал столько скифских слов, что с трудом возвращался к гераклейскому языку.
Многим вещам, как ни в чём ни бывало, ответил Ихневмон, Например, страху.