Я, пытаясь достичь внутреннего равновесия, еще несколько часов бродила по родному городу, отмечая, насколько он изменился. Повсюду на месте прежних домишек с белыми глухими заборами, как грибы мутанты, повырастали многоэтажные гостевые дома разной степени готовности, меняя внешность знакомых улочек почти до неузнаваемости. Было немного жаль, что город теряет свой неповторимый шарм, обращаясь в один сплошной конвейер для приема бесконечной череды жаждущих моря и солнца туристов. Прогулка проветрила, конечно, мозги, но, однако же, Кирюше я так и не позвонила, подумав, что буду решать по одной проблеме за раз. И сегодняшней я назначила объяснение с Арсением. Впрочем, как построить или хотя бы начать разговор, я так и не придумала. Ну, будем надеяться, что оно как-то само пойдет, а начав, я уж точно донесу до Арсения, что считаю нужным, хочет он этого или нет. Его ведь никогда не останавливало мое нежелание слушать все, что сыпалось из его рта. Так что переживет как-нибудь.
Войдя во двор, я нос к носу столкнулась с крепким молодым человеком в синей спецовке, который нес мягкий стул из дома в гараж. Данный предмет мебели был прекрасно узнаваем, так как являлся частью гарнитура из святая святыхкабинета Максима Григорьевича. Заглянув в гараж, я увидела там письменный стол и шкаф, сиротливо приткнувшиеся у дальней стены. Оказавшись в доме, я застала там человек шесть грузчиков и самого хозяина выдворяемой мебели. Максим Григорьевич отдавал приказы, они же их исполняли без лишней суеты. Большая светлая комната, бывшая его кабинетом сколько мы тут жили, теперь удивляла пустотой и неожиданной просторностью.
А, Васенька, ты вернулась! бледно улыбнулся мужчина. А у нас тут вот. Пошумим немного. Ничего?
Да ничего, конечно, недоуменно ответила я, озираясь. А что тут, собственно, происходит?
Да скоро же Мариночку из больницы забирать, а ей первое время кровать специальная нужна будет и уход особый. Да и передвигаться может быть тяжело, когда ходить начнет. Вот я и решил, что организую тут нам комнату, на первом этаже.
В смыслевам?
Сейчас быстро стены освежим, а завтра кровать привезут. Вот тут поставим. А мне кушетку здесь, мужчина указал на место в ногах маминой предполагаемой кровати. Буду все время рядом.
Вы же это не серьезно? пораженно посмотрела я на него.
Почему? Максим Григорьевич обиженно нахмурился.
Потому что доктор сказал, что мамино выздоровление может занять месяцы!
И что с того?
Боже ее надо будет кормить, мыть, делать с ней упражнения и массаж, некоторые процедуры да столько всего! перечислила я все, что запомнила из разговора с Тимуром Вадимовичем.
Василиса, я бывший боевой офицер. Поверь, я знаю, как нужно ухаживать за кем-то, кто не в состоянии передвигаться. А массаж и все остальное я смогу освоить. Вот сейчас в его голосе прозвучали прежние волевые нотки, призванные внушить всем окружающим, что они могут положиться на этого мужчину, и он не подведет.
Но вам нужно будет отдыхать и ходить на работу! Что это со мной? Голос задрожал, и неожиданно стало больно от понимания, что не особо я кому-то тут и нужна. Ну а с другой стороны это ведь я уехала, сбежала, никому ничего не объясняя, и практически вычеркнула их из своей жизни. Почему же удивляюсь, что они привыкли жить без меня и прекрасно обходиться своими силами.
Вот тут рядом и буду отдыхать. А с делами пока и Арсений прекрасно справится. Вообще, думаю, пора ему все передавать, я на фирме уже и без надобности, только место занимаю, не замечая моих переживаний, ответил Максим Григорьевич.
Нет, все же я считаю, что это неправильно! возразила я, ища аргументы, а честнее будет сказатьпридумывая их.
Ты считаешь, что я не справлюсь? Вот теперь, похоже, я умудрилась еще и обидеть его.
Конечно, справимся, но не вы, а мы вместе! нашлась я. Я остаюсь тут столько, сколько потребуется.
Василиса, я прекрасно понимаю, что переживаешь, но у тебя своя жизньА сейчас захотелось действительно заплакать, как будто мне вежливо указали на дверь.
Нет, не понимаете! Я никуда уезжать не собираюсь, пока маму не поднимем. Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, потому что едва не сорвалась на крик.
Послушай, девочка, у мамы есть я, и тебе не обязательно приносить все в жертву. Максим Григорьевич шагнул ко мне и как-то неуверенно положил ладонь на плечо.
Нет, обязательно. И нет никаких жертв. Я так хочу.
Ты просто не доверяешь? Думаешь, не справлюсь? В этом причина?
Да нет же! Я, безусловно, верю в ваши силы и желание, но есть вещи интимные. Которые я, допустим, не хотела бы, чтобы для меня делал мой мужчина муж. По крайней мере, я бы на ее месте постоянно бы чувствовала себя неловко. Понимаете?
И это была чистая правда. Мне казалось, что мама бы со стыда сгорела, если бы Максиму Григорьевичу пришлось подмывать ее и менять пресловутые подгузники. А без этого не обойтись, доктор мне все объяснил. Хотя, может, я просто не понимаю степени близости, возможной между людьми, давно живущими вместе, и напрасно лезу тут со своими домыслами.
Я считаю, Василиса права, раздался прямо за спиной голос Арсения, и я вздрогнула так сильно, что это наверняка не ускользнуло от его глаз. Тут же разозлилась на себя за эту не поддающуюся контролю реакцию.
Но дело не только в этом, продолжил он, подходя так близко, что я ощущала его дыхание, щекочущее мой висок и щеку, и я едва сдержалась, чтобы резко не отшатнуться, потому что мне показаласькожу словно обожгло. Я полагаю, что у нас, уж извините меня, нет достаточно знаний и навыков, чтобы сделать все идеально. А одного нашего желания помочь недостаточно. Ну, по крайней мере, поначалу. Нам нужен кто-то с опытом, тот, кто хотя бы научит нас, как и что правильно, а что делать не стоит.
Я опешила не столько оттого, что Арсений поддержал меня, сколько оттого, что он совершенно естественно и убежденно произносил это «нас и наших». Так, словно этим он нас по умолчанию объединял как в нормальной семье.
Я не доверю Марину чужому человеку! Ни за что! мгновенно взвился Максим Григорьевич, будто ему предложили совершить нечто святотатственное.
Я тоже никогда бы о таком просить не стал, пап! У нее будем мы, но я предлагаю еще и нанять профессиональную сиделку, хотя бы поначалу, до тех пор пока и мы, и Марина освоимся в этом новом качестве, наладим быт и изучим все тонкости ухода.
Поддерживаю, пробормотала я, не веря собственным ушам. Считаю, что это будет разумным решением.
Чем она лучше меня, эта сиделка? Я могу делать все то же, что и она! Теперь этот огромный мужчина звучал действительно обиженно.
Можешь, пап, никто и не сомневается. Вот только ты уверен, что точно знаешь, как правильно? В голосе Арсения были одновременно и настойчивость, и мягкость, и такого я от него никогда прежде не слышала.
Дядя Максим, никто не говорит о том, чтобы сбросить маму на постороннего человека. Будем воспринимать ее как учителя для нас и как еще одно средство для скорейшего маминого выздоровления, снова поддержала я Арсения. Ну не начинать же мне глупо упрямиться, просто чтобы противоречить ему?
Максим Григорьевич, продолжая хмуриться, повернулся к нам спиной. Постояв так с минуту, он шумно вздохнул.
Ну ладно. Если вы оба уверены в том, что это необходимо, то так и сделаем. Но спать я все равно стану здесь.
А вот это на твое усмотрение, легко согласился Арсений, а я снова напряглась, лихорадочно обдумывая, как лучше подойти к вопросу о разговоре. Но, как и в случае с телефонным объяснением с Кириллом, ничего нужного сейчас не приходило в голову. Не спрашивать же мне прямо тут у Арсения, какие у него планы на ближайший час и не могли бы мы подняться к нему или ко мне. Я невольно поежилась, представив его ответ.
Я хочу что-нибудь организовать на ужин, только и сумела выдавить я, обращаясь к обоим мужчинам, хотя важен был ответ одного. На вас рассчитывать, или вы будете ужинать не дома?
Я никуда не собираюсь, ответил Максим Григорьевич.
Хотите что-нибудь определенное?
Нет, Васенька. Съем все что угодно. Мужчина уже отстранился от нас, уходя в свои мысли.
Я тоже дома и даже готов тебе помочь. Каким-то образом Арсений сместился и теперь стоял прямо передо мной. Слишком близко.
Что, прости? Я невольно зацепилась взглядом за линию скул и подбородка Арсения с двухдневной темной щетиной и соскользнула к его рту. Вдохнула резко и поняла, что сжимаю кулаки от того, что исходящий от него запах моря, ветра, сильного мужчины ударил в голову, как сильноалкогольный коктейль. Тут же сердце ухнуло вниз, и я едва успела остановить свои пальцы на пути к губам, которые вдруг заполыхали от краткого, но острого воспоминания. О прикосновении. О вкусе. О шепоте и дыхании.
Говорю, что приму душ и собираюсь помочь тебе готовить. Не возражаешь? Привел меня в чувство голос Арсения.
Нет, не возражаю, ответила я и, развернувшись, пошла, едва сдерживая желание бежать, как в детстве, в свое убежище за дверью моей комнаты.
Привалившись к всегда спасавшей меня преграде с обратной стороны, я хлопнула ладонями, злясь на себя, потому что в какой-то момент, стоя там напротив Арсения, просто не знала, чего я хочу сильнеестереть со своих губ память о его поцелуях или ощутить хоть раз снова.
Арсений появился на кухне через минут десять после меня, и я была ему очень благодарна за то, что сейчас оделся нормальнов футболку с длинными рукавами, а не стал щеголять по своему прежнему обыкновению голым торсом.
Что готовим? спросил он меня, забирая уже очищенную большую луковицу и доставая нож. Может, рагу?
Ты же всегда его терпеть не мог, усмехнулась я и откусила от морковки.
Зато ты наминала так, что за ушами трещало. А так как ты сегодня единственная дама в доме, то за тобой и выбор блюда. Арсений выхватил у меня морковь и, отхватив здоровенный кусок, стал громко пережевывать, пристально глядя на меня и улыбаясь. Именно просто улыбаясь, а не высокомерно ухмыляясь или ехидно-угрожающе скалясь, как раньше.
Ну, рагу, так рагу! согласилась я и полезла в холодильник за остальными овощами, ощущая на себе пристальный взгляд Арсения. По телу пробежала волна дрожи, как будто после жары резко погружаешься в прохладную воду с головой, и ты не можешь понять: приятно это или чересчур холодно. Так, стоп! Это совсем не то, о чем мне сейчас думать нужно! Но то, что Арсений и не думал отводить глаз, вовсе не добавляло мне концентрации. Но с другой стороны, куда ему тут еще смотреть?
Нужно овощи почистить, пробормотала я.
Просто скажи сколько и отойди, покрутил в пальцах нож Арсений.
Что, прямо так сам и картошку чистить будешь? Насколько я помню, он раньше и тарелки за собой мыл так, словно делал всем огромное одолжение.
Василиса, да я этой картошки перечистил столько, сколько тебе за всю жизнь не придется, рассмеялся Арсений. Наряды по кухнеони такие. Так что в сторону, госпожа дилетант. За дело берется профи!
И он действительно стал чистить картошку с такой скоростью, что я только и могла, что удивленно пялиться.
А разве на армейских кухнях нет ну, не знаю, картофелечисток каких-то?
Они-то, конечно, есть! Но техникавещь нежная, в отличие от балбесов солдат, и если ею пользоваться, то в чем же будет состоять воспитательный момент? Арсений одной рукой ловко несколько раз подбросил последний корнеплод, улыбаясь и подмигивая, как озорной мальчишка, а я не могла оторвать глаз от его лица. Он что, в самом деле пытается сейчас произвести на меня впечатление, рисуясь и жонглируя овощами? Если бы я могла забыть, что передо мной стоит мой сводный брат, целью которого было всегда поражать меня только своими худшими чертами характера, то я бы именно так и подумала. Но ради бога, это же Арсений, и ему плевать, что я о нем думаю. Василиса, давай соберись! Ты на этой кухне не ради ужина и уж тем более не для того, чтобы любоваться на выпендреж этого зазнайки.
Мне надо
Я хотел
Мы заговорили одновременно и так же синхронно замолчали. Мне в момент опять стало жарко, и мысли спутались.
Давай ты первая. Арсений быстро отвернулся к раковине, чему я была очень рада.
Мне поговорить с тобой нужно. Боже, ну и ужас! Я то ли пищу, то ли шепчу, но точно не звучу так, как представлялось.
Говори. Арсений развернулся и, опершись на стол, наклонился ко мне, опять оказываясь слишком близко. Ох, нет. Так не пойдет.
Это не срочно, попятилась я, отмахиваясь. Трусиха! Глупая трусиха! Давай лучше ты говори, что хотел.
Арсений несколько секунд смотрел на меня так, что захотелось спросить: «Какого черта ты хочешь?» Но потом он опустил глаза и стал быстрыми отточенными движениями шинковать лук, а мои непослушные глаза будто приклеились к его кистям.
Ты сказала отцу, что не собираешься уезжать, сказал Арсений, не поднимая на меня глаз. Это правда?
Я сказала, что останусь до тех пор, пока мама не будет здорова.
А потом? Нож застучал еще быстрее.
Что потом?
Хочешь развернуться и снова уехать обратно?
Ну да. Там моя работа, жизнь, друзьяЛадно, я лгала. Друг только один.
Я не спросил, что и кто у тебя там. Руки замерли, и Арсений уставился на меня так, что мне захотелось заметаться по кухне, вслед за кульбитами собственного сердца, ища убежища от какой-то беспощадной откровенности в его глазах. Я спросил, чего ты хочешь.
Вот опять он это делает! Смотрит так, что не могу отвернуться, давит своим голосом так, что теряю контроль над эмоциями и мыслями, вторгается туда, куда вздумается, не обращая внимания на мои границы. А я, как раньше, в лучшем случае только и могу, что бессильно огрызаться, потому что никакая оборона с ним не работает. Арсений ее словно не видит. Запел мой телефон, который я положила на стойку поодаль, и Арсений схватил его, передавая мне, само собой не преминув глянуть на экран. По мелодии я и так знала, что звонит Кирилл. Лицо Арсения потемнело, на лбу появились глубокие складкипризнаки гнева, глаза жгли насквозь, будто я самое никчемное существо на земле, а рот искривился в презрительной усмешке. Вот теперь передо мной был мой сводный брат, которого я знаю и помню. И это было как приводящий в чувство ледяной душ. Вся моя робость и его смущающее влияние на меня растаяли, как и не было, и появилась решимость.
Я тебе перезвоню! сказала я Кириллу, отключилась и засунула гаджет в задний карман. Зачем тебе это знать? привычка защищаться, выработанная годами жизни с Арсением, оказалась сильнее времени и собственных установок. И плевать, что раньше это не работало! Сейчас-то все поменялось! Тебя это не касается.
Арсений швырнул нож на стол и стремительно обогнул его, оказавшись прямо передо мной. А я едва сдержалась, чтобы не броситься позорно наутек. Нет, нет, я больше не убегаю!
Касается, Васька, сказал он тихо, хотя я ожидала вспышки его обычного прежде гнева, но от звучания его голоса меня пробрало до самых костей. Ведь всегда касалось, ты и сама это знаешь.
Я смотрела на его шею, на то, как дернулся кадык, когда он сглотнул, неожиданно остро осознавая, что если встречусь с ним взглядом, будет очень-очень плохо. Мы застыли посреди просторной кухни, в которой вдруг совершенно не осталось свободного от этого мужчины пространства. На секунду я стала той прежней Васькой, у которой никогда не было способности сопротивляться энергии, исходившей от Арсения, и что годами держалась на чистом упрямстве и старательно разжигаемых обидах. Я прекрасно понимала, что должна отступить, увеличить между нами расстояние, потому что так близко к нему мой боевой дух обращался в пшик с космической скоростью, но почему-то ничего не делала. Было отчетливое предчувствие, что, если хоть шаг сделаю назад, это разбудит в Арсении преследователя, и вот тогда он уничтожит даже эту крошечную, так нужную мне сейчас дистанцию между нами. И тогда непременно случится катастрофа, что сделает ситуацию не просто плохой, как сейчас, а фатальной. Глубоко вдохнув и призывая на помощь всю ту решимость, которую растила в себе эти годы, я подняла голову, встречаясь с ним глазами. Боже, как же я надеюсь, что он сейчас видит в моих глазах готовность дать ему раз и навсегда отпор, а не то, как мне тяжело дается такая близость к нему, к его телу и запаху.
Я знаю лишь, что ты всегда вторгался туда, куда тебя не приглашали! И права такого у тебя не было ни тогда, ни сейчас.