Я я простите, сэр, я не слышала, как вы вошли. Это «Дневники Пепписа», милор то есть Эсмонд.
Пепписа? И тебе чтоинтересно это читать? удивленно спросил он.
Воодушевленная его вниманием, она робко продолжала:
Здесь, например, он описывает майский день[12], как «он ехал по городу на лошадях, в гривы и хвосты которых были вплетены красные ленточки»
Эсмонд кивнул, и она дочитала абзац до конца. Он вспомнил, что в письмах, которые ему присылала Магда, тоже часто шла речь о лошадях. Да, она была не похожа на других девиц, которые зачитывают до дыр книгу сонетов, а в остальную литературу даже не заглядывают. Надо же«Дневники Пепписа»! Своеобразный выбор. Впрочем, что это он Разве за этим он сюда пришел? Выражение его лица на глазах переменилось, и Эсмонд сухо сказал:
Попрошу тебя вернуться к себе в спальню, дорогая. Скоро придет сиделка. Тебе не следует забывать о своем недуге.
Тут она не выдержала.
Мне чтодаже нельзя свободно ходить по своим комнатам? Я же не больна, и вы это знаете.
Больнане больна нахмурился он. Я же велел тебе разыгрывать роль тяжелобольной. А вдруг сюда случайно заглянет кто-нибудь из слуг и увидит тебя преспокойно разгуливающей по комнатам? Кто тогда поверит, что у тебя сифилис? Все решат, что это подлог.
А это и есть подлог, мрачно заметила она. И опять я выступаю в заглавной роли
Ты чтовздумала со мной спорить?!
Меня всю жизнь втягивали во всякие споры. Только и делали, что стращали меня и пытались сломить мой дух. Я к этому привыкла, сказала она с такой твердостью, что невольно вызвала у него удивление.
Странная девица эта Магда. Он ожидал всего, чего угодно, слез, душещипательных сцен, жалобных просьб о прощении. А эту ничем не прошибешь! Возможно, при других обстоятельствах подобная стойкость характера вызвала бы у него уважение, но сейчас она только еще сильнее разозлила его.
Он сказал:
Мне совсем не интересно, к чему ты там привыкла или не привыкла. Теперь тымоя жена, хотя мне и тяжко это сознавать. И попрошу подчиняться моим требованиям без возражений.
В ответ она ощетинилась, как дикая кошка. Нет, это была вовсе не та леди Морнбьюри, которую он хотел бы в ней видеть, покорно исполняющая все его приказания жена, это была чужая, незнакомая ему Магда, которую всю жизнь загоняли в угол и которая научилась, если нужно, выпускать когти. Если на нее плевали, как это делал ее мучитель отчим, она плевала в ответ. Слишком часто ей приходилось вставать на защиту своей беспомощной матери и полуголодных слуг. Тронув пальцами кружевной воротничок на шее, она сказала:
Вы жестоки и бесчеловечны. Гораздо более жестоки, чем ваш друг сэр Арчибальд Сент-Джон!
Что ты сказала?! в гневе вскричал он. Да как ты смеешь критиковать менявспомни лучше сама, как помогла отчиму обвести меня вокруг пальца
Я не отрицаю того, что сделала, прошипела она. Я же предложила вамдавайте я уеду назад.
Не будем больше это обсуждать.
Но и я не буду сидеть здесь, словно какая-то сучка в конуре, которой бросают кость и уходят, пусть даже цепь трижды золотая, а конура обита шелками!
Вы употребляете слова, недостойные порядочной женщины, мадам.
От злости на глазах у нее выступили слезы.
А я и не собираюсь строить из себя порядочную леди, когда на самом деле ею не являюсь.
Неужели? А между тем, судя по вашим письмам, можно было решить, что вы весьма образованны и утонченны.
Да, сэр, у меня неплохое образованиену и что с того? Эти знания, она обвела рукой стеллаж с книгами, вовсе не подразумевают утонченности. Помимо них, я получила еще и кое-какое воспитание.
Только не думайте, что вы разжалобите меня рассказами о своей нелегкой доле.
Я не собиралась разжалобить вас, просто я не могу и не хочу сидеть здесь без воздуха и без движения. Так ведь можно умереть
Глупое создание, ты что, не понимаешь, что все должны думать будто ты заразнадля других?
Тогда я могла бы выходить из дому по ночам. Мне уже приходилось выезжать верхом при свете луны.
Эсмонд прищурился. Такую женщину ему еще не приходилось встречать. Никого из знакомых дам он не смог бы представить седлающими посреди ночи своего коня и скачущими под луной. Изумление его граничило с недоумением. Поэтому он не нашел ничего лучшего, как наброситься на нее:
Послушай, ты ведь теперь не Магда Конгрейл из глухого Котсвольдса. А леди Морнбьюри из Морнбьюри-Холла. Как ты думаешь, что станут говорить люди, если случайно увидят, как ты скачешь по полям среди ночи?
Магда спрятала лицо в ладонях и сердито всхлипнула:
Ну хорошо, хорошо, запри меня, привяжи к кровати! Очень скоро мне действительно понадобится доктор, а потом и священник, чтобы совершить положенный обряд! А после закроете меня уже в склепе, как мою кузину, так будет надежнее!
Эсмонд побелел как полотно и заскрежетал зубами от злости.
Как ты смеешь напоминать мне об этом!
Магда в отчаянии взмахнула рукой и бросилась в соседнюю комнату. Там она упала лицом вниз на кровать и разрыдалась. Ну вот, теперь Эсмонд не знал, что ему делать, что говорить Одно ему было понятно: жена ему попалась с характером. У него вдруг разыгралось воображение. Он представил, как Магда с развевающимися по ветру волосами скачет без седла на необъезженном жеребце Но ведь это совершенно непозволительно для дамы ее положения! И все-таки Эсмонд мог ее понять: он и сам часто выезжал так на своей Джесспросто проветриться и отогнать дурные мысли. А вдруг в этой хрупкой девочке сидит тот же демон, что и у него, тот самый демон, который привел ее сюда, спрятав лицо Магды под ужасающую маску?
Как ни странно, но сегодня ее лицо уже не казалось ему таким страшным. Арчи был прав. Без дурацких локонов, без пудры на щеках она выглядела по-своему изысканно. А какие у нее глаза! Как они загораются, когда она злится!
Он глубоко вздохнул и сказал:
Ради Бога, прекрати это нытье. Я обдумаю твое предложение насчет свежего воздуха. Но попозже. А пока выполняй все, что я тебе сказал, только так ты сможешь помочь человеку, с которым так гадко обошлась.
Она ничего не ответила, но плакать перестала. Повисла неловкая тишина. Эсмонд повернулся, чтобы идти.
Я уезжаю в Лондон вместе с Арчибальдом Сент-Джоном, сказал он. Меня не будет несколько дней. Предупреждаю: если я вернусь и обнаружу, что ты сделала что-нибудь, что может расстроить мои планы или каким-нибудь образом осквернить мое имя, то берегись!
До него донесся ее глухой хриплый голос:
Больше я не сделаю ничего, что могло бы вас расстроить. Всего хорошего.
До свидания, отрывисто бросил он и напоследок хлопнул дверью.
После полудня в карете Сент-Джона они выехали в Лондон.
Дела министерства иностранных дел вновь призывали Арчи в Эдинбург, где он собирался продолжить знакомство со своей шотландской чаровницей.
А знаешь, Арчи, тыболее утонченная натура, чем я? с ехидным смешком спросил Эсмонд, когда друзья ехали по заледеневшей дороге. Это потому, что ты видел свою невесту до свадьбы
Сент-Джон попытался его утешить. Молодая графиня не оставила его равнодушным, такой одинокой, испуганной и несчастной она ему показалась.
Ничего, Эсмонд, может, все еще образуется, сказал он. Не давай себе озлобиться. Монахи же научили тебя властвовать над собой. Постарайся взять себя в руки.
Ты всегда был добр ко мне, Арчи, но поверь: для меня это страшный удар, сказал Эсмонд и порывисто прижал ладонь к глазам.
Ты сделаешь все, как собирался, и выйдешь сухим из воды, сказал Арчи.
Но моя жена останется прежней. Такой же, как сейчас.
Но ведь не исключено, что и это можно исправить.
Эсмонд пожал плечами.
Посмотрим. Наш старый доктор Ридпат говорил о каком-то гениальном голландце, который сделал чудо-операцию одной даме, которой сумасшедший изуродовал все лицо.
Мне так ее жаль, твою м-м-м жену, сказал Арчи и закашлялся.
Эсмонд отвернулся к окну. Мимо проплывала заснеженная пустыня. При воспоминании о Магде его терзали противоречивые мысли. Что ни говори, она была очень молода и свежа. Несмотря на то сильное опьянение, он хорошо разглядел, какие у нее нежные плечи, каким красивым было бы лицо, если бы не шрамы Ее чистое, девственное тело, мерцающее в свете свечей, так и стояло у Эсмонда перед глазами. А как она бросилась на него сегодня днемнастоящая дикая пантера! И это ее увлечение «Дневниками Пепписа». Уж в чем, в чем, а в самообладании и уме его жене не откажешь
К черту! К черту все! Его уже тошнит от всего этого, он уже сам, как больной!
Неожиданно он сказал:
Мне надо уехать, Арчи. Надолго уехать, пока не закончится вся эта история с сифилисом.
Ты уверен, что за твоей женой как следует присмотрят?
Думаю, да, с трудом выдавил Эсмонд.
И куда ты поедешь?
Прежде мне надо сходить вместе с тобой к лорду Честерманухочу немного поработать на благо родины.
Арчи удивленно вскинул брови. Джеймс Честерман был главным лицом всего министерства иностранных дел. Насколько известно Арчи, он приходился Эсмонду каким-то дальним родственником. Но еще больше Арчи удивился, когда узнал, чем Эсмонд хочет заниматься.
Оказывается, он рассчитывал с помощью Честермана устроить себе должность в Брюсселе. Несмотря на полное отсутствие опытаЭсмонду никогда не приходилось служить, он был хорошо образован и умен. Арчи не сомневался, что его друг справился бы с такой работой.
После удачи в сражении при Рамильи герцог Мальборо укрылся во Фландрии. Антверп, Остенде, Дендермон сдались союзным войскам. Но все понимали, что плоды этих быстрых побед недолговечны, и, если Мальборо вовремя не сменит тактику, фландрские города будут возвращены французам.
После цепочки неудач в любви и женитьбе Эсмонда так и тянуло уехать из Англии. А с помощью Честермана он вполне мог бы вписаться в окружение Мальборо.
Ты же знаешь, Арчи, я всегда интересовался политикой, а кроме того, прекрасно владею французским. Думаю, я смогу быть полезен в этих кругах.
Не сомневаюсь, сердечно поддержал его Арчи. И непременно устрою тебе встречу с лордом Честерманом А потом вдруг добавил, уже менее уверенно:Но не вызовет ли толки столь поспешное расставание с молодой женой?
Я уже привык, что мое поведение вызывает толки, дружище. И там, где дело не касается моей гордости и чести, меня это совершенно не волнует. Разумеется, я дождусь дня, когда «здоровье Магды будет уже вне опасности», а затем воспользуюсь неудачным походом герцога и займусь наконец настоящим делом. Хватит мне бездельничать!
Вот теперь Сент-Джону было нечего возразить. Удовлетворенный, он откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и погрузился в мечты о предстоящей встрече с очаровательной Элисон. Дай бог, чтобы ему повезло больше, чем Эсмонду
8
Вот уже три дня Магда провела под неусыпным наблюдением сиделки Маусли и миссис Фланельпоследняя вела себя как настоящая тюремщица и страшно действовала Магде на нервы. Кажется, обе они находили изощренное удовольствие в том, чтобы беспрестанно напоминать ей, что она тяжело больна сифилисом и должна все время лежать в постели. Несмотря на все ее просьбы, окна в комнатах были наглухо затворены, а камин топился круглые сутки, причем в огонь бросали разные ароматические травы, от которых у Магды щипало ноздри. Она прекрасно понимала, для чего это делается: запахи расползутся по всему дому, и уже никто не будет сомневаться, что жену графа лечат от сифилиса.
Никому не было дела до того, что сама Магда при этом задыхалась. Кажется, начались самые ужасные дни в ее жизни. Она молила Бога, чтобы поскорее приехал Эсмонд. Когда она решила найти утешение в чтении, надсмотрщицы тут же отобрали у нее все книги, которые Магда взяла в будуаре, и заявили, что так можно испортить себе зрение. В довершение всего миссис Фланель вообще заперла будуар, а ключ унесла в кармане своего фартука.
Дома Магду никогда так не лечили и не ухаживали за ней. В конце концов это ограничение физической свободы привело к тому, что она действительно почувствовала себя больной. Ей ни на секунду не давали забыть, что теперь она графиня Морнбьюрийская и должна вести себя соответственно. Но она и так ничего не забывала, ни подлога, в котором невольно участвовала, ни отвергнувшего ее мужа.
Единственным утешением явилось торопливо нацарапанное письмо, которое пришло из Страуда. Ее мать писала, что жизнь в Уайлдмарше стала немного получше.
«Сэр Адам вернулся не в духе, но все же теперь оставил меня в покое, о чем я давно молила Господа. Кажется, ему удалось получить от твоего мужа денежную поддержку. Падаю на колени и преклоняюсь перед твоим именем, дитя мое. Я очень рада, что граф решил не отсылать тебя назад. Твой отчим ничего мне толком не рассказал, но теперь он в Лондоне, и тем лучше, я хоть могу спокойно вздохнуть. Меня не тревожат даже шалости твоих братьев, которые, кстати, передают тебе привет и свою братскую любовь. Мы надеемся, что когда-нибудь все же увидим тебя снова».
Прочитав письмо, Магда облегченно вздохнулаее жертва во имя справедливости ненапрасна. Она прониклась стыдливой благодарностью к Эсмонду, который преодолел свою злобу на сэра Адама и обеспечил ее семью.
Но Магда не представляла, как долго еще сможет выносить свое заточение и разыгрывать этот фарс.
Джемайма Маусли оказалась вполне достойной своей фамилии. Это была серенькая и невзрачная, как мышка, женщина с седым пухом на голове и маленькими остренькими глазками. Она все время что-то жевалапеченье, конфеты, которые ей приносила миссис Фланель, ставшая ее лучшей подругой.
Эта парочка имела привычку шептаться во всех углах, чем совершенно выводила Магду из себя. Нет, злой сиделка Маусли вовсе не была. Она была даже слишком доброй и своими бесконечными заботами невыносимо утомляла Магду. То раздевала ее и мыла. То меняла ей рубашку. Магда должна была принимать то отвар из трав, от которого ее бросало в пот, то лекарства, от которых у нее начинались какие-то видения. Несколько раз Магда даже подозревала, что ей подсунули опиум, потому что она невероятно долго спала и просыпалась с тяжестью в голове и сердцебиением. Некоторое время они пытались держать балдахин над ее кроватью закрытым, но она начинала так громко кричать, что почтенные женщины предпочли сдаться. Когда Магда слушалась их, ее оставляли одну. А если начинала роптать и возмущаться, переходили к угрозам:
Мы немедленно пошлем за доктором Ридпатом. Вашей светлости стало хуже. Не дотрагивайтесь до лица, а то будет еще больше отметин
И все в том же духе, пока Магда не начинала вопить во весь голос:
У меня нет никакого сифилиса, и вы это знаете! Вон из моей комнаты!
Когда она сказала, что хочет видеть графа, ей ответили, что он еще не приехал из Лондона.
Отдыхала Магда, только когда оставалась одна. Например, сиделка могла спуститься в комнату экономки, чтобы немного поболтать за кружечкой пива. Тогда Магда имела возможность встать и пройтись туда-сюда по комнате, как зверь, запертый в клетке. Глаза ее лихорадочно блестели, на лице застыло мрачное выражение. Иногда она останавливалась и смотрела на себя в зеркало. Сон и усиленное питание привели к тому, что Магда еще сильнее поправилась и теперь уже не была, как прежде, болезненно худой. Однако при этом лицо ее оставалось бледным, а чувствовала она себя предельно уставшей.
Подолгу стояла она, прижавшись лбом к оконному стеклу, глядя вниз на классические террасы, скульптуры и колоннады прекрасного сада, на живописное озеро. А уж на грациозных лебедей, плавно скользящих по зеркальным водам, смотрела просто с замиранием сердца! После болотистых просторов Уайлдмарша Морнбьюри-Холл казался воплощением сказочной красоты. Ей так хотелось выйти из дома, прогуляться вдоль дорожек, усаженных кустарником, пройтись по липовой аллее, обследовать тайные уголки величавых парков
Особенно милым казался ей небольшой садик в итальянском стиле, в котором росли кипарисыона представляла, как хорош он весной, когда все в цвету. Но еще больше ее привлекала статуя в фонтане, изображающая фигуру всадника. Из ноздрей коня струями била вода. Как бы ей хотелось припасть к этим струям и искупать в них свое заморенное тело!
Дни сменялись ночами, и она уже начала терять счет времени.
Сначала Эсмонд собирался вернуться в Морнбьюри через неделю, но потом передумал. После встречи с лордом Честерманом он вынужден был задержаться в Лондоне для дальнейших переговоров. От Мальборо пришли плохие вести. Сейчас Англии как раз нужны были такие люди, как Эсмонд. Ему уже прочили важную должность в Брюгге.
Эсмонд почти забыл о том, что творится у него дома, после того как послал в Морнбьюри гонца, чтобы тот привез ему новости, и выяснил, что все развивается по плану. Миссис Фланель передала ему, что «с ее светлостью все в порядке», и Эсмонд со спокойной душой отдался думам о войне и политике.