Вскидываем головы и видим: над головокружительными кручами на несколько десятков метров выше нас врублен едва заметный горизонтальный карниз, и по нему, ныряя из туннеля в туннель, бойко катится, словно игрушечный, паровозик с гирляндой вагончиков.
Садимся в догнавший нас автобус и, сделав еще несколько витков, шоссе поднимается к уровню железной дороги. Она подходит к нам слева, и, вместе с шоссе, устремляется в широкую выемку перевала Кадуганнава. Мы поднялись уже более чем на полкилометра над морем.
Перевал через предгорный кряж, ограждающий Кандийскую котловину. В недавнем прошлом это были важнейшие стратегические ворота горной столицы сингалов. При современном совершенстве дорог и начисто сметенных джунглях трудно себе представить, как именно здесь бедствовали и гибли изнуряемые лесными пи-явками батальоны английских завоевателей Цейлона.
Перевал, но в сторону Канди не открывается никаких видов. Склон по ту сторону седловины совсем малозаметен. В сущности мы поднялись не на хребет, а на склон уступа, ограждающего с юго-запада Кандийское плоскогорье.
Жилые домики вдоль дороги так и не прекращались на всем пути от Коломбо почти ни на одну сотню метров. Перед нами прошел весь сплошь покоренный и заселенный человеком юго-запад Цейлона.
Перед самым въездом в Перадениюмост через крупнейшую реку Цейлона. Быстро, но спокойно мчит свои мутные буро-красные воды Махавели-Ганга«Большая песчаная река». На мосту стоят людинас встречают представители города Канди и Цейлонского университета.
Корпуса его недавно отстроены, они на год моложе новых зданий Московского университета на Ленинских горах. Нам показывают неплохо оборудованные аудитории и лаборатории, кабинет географии с большими коллекциями крупномасштабных карт. К сожалению, болен глава университетских географов Цейлонапрофессор Куларатнам. Задаем ряд вопросов по геоморфологии и климату острова его ассистентам.
На приеме, который устроило нам руководство университета, мы с профессором Степановым, оба географы из Московского университета, выступаем с приветствиями цейлонским коллегам и вручаем им ряд трудов московских географов.
Университет расположен в живописной долине на склоне невысокого хребта. Сейчас облик городка очень проигрывает из-за полного обезлесения окружающих склонов. Если удастся на месте этих лысых скатов воссоздать всю роскошь влажнотропической зелени, хотя бы в виде культурного парка, расположению университета в этой области вечно нежаркого лета (высота около 500 метров над морем!) можно будет только позавидовать.
Мы в рестхаузе Перадении. С интересом осматриваю домик, который не поленились подробно описать останавливавшиеся в нем же Гюнтер, Липский, Пузанов Узнаю даже соседние деревья, детально обрисованные в их записях. И, наконец, вот они перед нами, ворота всемирно известного Пераденийского ботанического сада.
САД ИЗ ОКНА АВТОМОБИЛЯ
Мне уже приходилось читать у Гюнтера и Липского, что сад Перадении спланирован в стиле большого английского парка и что девственных джунглей тут нет. Но все-таки где-то подсознательно жила надежда, что хоть здесь мы сможем окунуться в уголки с первозданным сумраком тропических дебрей.
И вместо этого мы мчимся в легковых автомобиля по асфальтированным аллеям, среди заботливо подстриженных газонов, и сидящие за рулями преподаватели университета показывают нам в окна главные достопримечательности сада. Вон аллея молодых королевских пальм, вон участок хвойных деревьев, вон прудик с цветами лотоса. В таком темпе и с такой степенью «подробности» можно осмотреть весь сад и за полчаса.
Все же и из такого объезда территории нам запомнилось несколько истинных чудес. Разве не чудо, например, одно-единственное дерево, стоящее посередине обширного луга и занимающее своей горизонтально раскинутой кроной площадь более 50 метров в диаметре? При взгляде издали оно напоминало исполинский гриб на коротенькой ножке с несоразмерно широкой шляпкой. Мы упросили своих гидов остановить машины и буквально побежали по зеленому лугу под невероятный навес.
Этикетка под толстым стволом гласила, что это яванская смоковница, фикус Бенджамина. Три-четыре воздушных корня поддерживали горизонтальные сучья лишь у самого их основания, совсем рядом со стволом. Многие ветви простирались на всю свою 25-метровую длину без единой вертикальной подпорки. Под навесом дерева-гриба была глубокая тень и ощущалась даже легкая свежесть.
Как пьедестал огромной плетеной вазы, ореолом вокруг ствола раскинулась сеть могучих радиальных корнейу такого великана-гриба должна быть и достойная уравновешивающая подставка.
На краю луганесколько пальм, сутуловатых, осадистых. На концах невысоких стволов густые пучки веерных, как у хамеропса, вай. Плодов никаких не видно, а нижние листья, надломленные и безжизненные, придают пальмам неопрятный вид. Мы и не обратили бы внимания на этих нерях, но наши гиды показывают их нам как драгоценную достопримечательность парка.
Дабль-коконат! Дабль-коконат (двойной кокосовый орех)! говорят спутники, и мы сначала не понимаем в чем дело: внешне пальма не похожа на кокосовую. Лишь прочитав этикетку «Лодоицеа сейшеллярум», вспоминаю: это знаменитая пальма Сейшельских островов. Долгое время были загадкой прибиваемые к берегам Южной Азии прибоем крупные (до 40 сантиметров длины и до 25 килограммов веса каждый) орехи, напоминающие сдвоенные перемычкой кокосовые, и никто не знал, на каких же пальмах растут эти «двойные кокосы». Лишь с открытием Сейшельских островов (северо-восточнее Мадагаскара) была обнаружена виновница создания этих ореховсейшельская лодоицеа.
Это редкое, ныне специально охраняемое дерево поразительно медленно растет и долго живет. Давая по одному листу в год, оно, лишь прожив полтысячелетия, достигает зрелости. Не торопится пальма и с размножением: орех ее созревает десяток лет, да и на прорастание ему нужно не менее года. Все этокачества, которые могли развиться только в условиях длительной островной изоляции, где не было нужды в борьбе с более быстро развивающимися соперниками. В начале века в саду высажена целая аллейка молодых лодоицей. Сейчас это всего пятидесятилетние низенькие «девочки», а к 2400 году ожидается их совершеннолетие.
Проезжаем мимо озерца, окаймленного нильским папирусом, и останавливаемся в аллее колоссальных пальм, составляющих главную гордость Пераденийского сада и всей цейлонской флоры. Это прославленный талипот, или зонтичная пальма, царица пальм всего мира.
В противоположность сейшельской старушке, медленно живущей целые тысячелетия, талипоту свойственно жить краткой и пылкой, всего лишь полувековой, почти как у человека жизнью. Достигая 4060 лет, великанша единственный раз за свои полвека, но зато могуче и вдохновенно цветет: над вершиной ее поднимается исполинский (до 14 метров высоты!) фонтаноподобный султан, раскинувший в стороны кисти-соцветия, словно огромные страусовые перья. Но это цветение не только единственное, но и предсмертное: все жизненные силы отдала пальма этому палево-желтому фонтану красоты и силы. Уже поникли, померкли листья цветущего гиганта, и срок созревания его плодов будет сроком гибели всего дерева.
Когда-то на Кавказе, во время ночлега у костра на высоком хребте среди альпийских лугов, о талипотовой пальме мне с увлечением рассказывал и даже читал о ней свои стихи зоогеограф профессор Пузанов, в молодости путешествовавший по Цейлону. Помню, тогда так захотелось хоть раз увидеть эту пальму, и, как она, не бояться краткости жизни, если можно закончить ее таким. торжественным и животворным цветением.
Теперь я воочию вижу эту мечту своей юности, казавшуюся такой несбыточной. Как и встреча с любой мечтой, осуществимость сказки чуть разочаровывает, а некоторые буднично реальные детали кажутся даже раздражающими. Зачем, например, в нижних частях этих стройных стволов напялены, точно драные гамаши, чехлоподобные утолщения с черенкамиостатки юношеских листьев?
Целая аллея великановони еще не цветут. И лишь одна ближайшая к нам пальма, так и хочется сказать, во цвете лет красуется гордым султаном цветов и стоит уже с увядшими листьями в ожидании смерти.
Многометровый лист, талипота не только красив: он и полезен. Это готовые зонты и веера, это и материал для древнесингальского «пергамента»именно на этих высушенных и разрезанных на полоски «ола» нацарапана и затем втерта в царапины тушью многовековая летопись сингаловэпопея Махаванза.
Вот еще несколько пальмовых аллей: однаиз сухотропических пальмир 70-летнего возраста; другаяиз антильских королевских пальм совсем молода: ее составляют всего лишь 30-летние деревья. Будущие королевы стоят здесь еще несформировавшимися бутылевидными «коротышками-девушками», но уже и в этих принцессах проступают черты будущей царственной стройности.
А вот и двоюродные сестры королевскихпальмы «кэбидж», то есть «капустные». Их родинаПанама. Они образуют дивную колоннаду высочайших тонких и удивительно стройных стволов, строго вертикальных (вот уж где нет наперекрест один другому наклоненных стволов, свойственных кокосовым рощам!). Шапка упадет с головы, если, стоя под этими пальмами, пытаться взглянуть на их поднебесные кроны. Эти красавицы посажены здесь в 1905 годуим сейчас по 53 года.
В цейлонских лесах нельзя найти ни хвоинки, в дикой флоре острова совсем отсутствуют хвойные. В Пераденийском же саду нас уже издали приветствует высокая башнеобразная араукария Кукахвойное дерево с островка Норфолк, затерянного в океане к северо-западу от Новой Зеландии.
А это что за гиганты уперли в землю свои вековые стволы? Удлиненные, как у ясеня, но лаковые вечнозеленые листочки Лиловато-коричневая, удивительно благородного цвета гладкая кора,И через немногие трещины в коре этого на вид лиственного дерева сочится настоящая хвойная смола, а на земле валяются шишки.
Перед нами действительно хвойное дерево, но каждая хвоинка его листовидно расширенапризнак частый у тропических и субтропических хвойных. Растения влажных и теплых стран не боятся испарять избыточную влагу, а значит и не заботятся об уменьшении испаряющей поверхности.
Грандиозными многоохватными колоннами, ногами чудовищных слонов кажутся эти допотопные стволы. Перед нами так называемая сосна-каури, на самом же деле вовсе не сосна, а агатис робуста, чудо-дерево Новой Зеландии. Как и талипотовые пальмы, эти богатыри совсем юны для своих исполинских размеровим еще не стукнуло и 70 лет.
СКАУТЫ И ГАЙДЫ
В Канди нас тоже ждут учителя и ученики. Bечерний чай проводим с учителями и любуемся концерном, на котором нам демонстрируют свое искусство местные танцоры. В Коломбо мы уже повидали кандийские ритуальные танцы в профессиональном исполнении, но тут был на лицо приоритет места: Канди сообщало исполнению кандийских танцев полную подлинность.
На танцорах сверкающие металлическим блеском и ярчайшими красками костюмы. На голове одного из них целая пагода на фоне сверкающего вертикального щита с концентрическими орнаментированными кругами. Сферические металлические наплечники, трехстворчатые щитки на ушах Над глазами выступает каркасный козырек с диковинными побрякивающими подвесками, ниже подбородка висит блестящая «салфетка» в виде сетки из счетверенных бисерных нитей. На голых руках, и ниже и выше локтей, бряцает по нескольку металлических браслеток.
Танцорам подыгрывает неистовый барабанщик в чалме и серьгах. Талия его перехвачена розовым кушаком, юбка обычная, сингальская.
В мужских кандийских танцах мало изящества. Танцоры изображают преимущественно злых духов, что, видимо, не располагает к грациозным телодвижениям. Люди шевелятся угловато, пугающе зловеще, медведисто. Вся соль в постепенном усложнении ритма и нарастании темпа: учащается махание руками, дробнее становится топот, резче содрогания туловища
Концерт затягивается так, что близится время ужина, которым нас угощает сегодня сам мистер Мендис. Перед этим он еще завозит нас в свой колледжприезжаем туда уже в сумерках.
Выходим из автобуса, готовые к обычным приветствиям и рукопожатиям. Но вдоль забора раздаются выстрелыэто рвутся приветственные петарды, салют скаутов, и слышны отрывистые слова команды. Мы видим строй юношей в короткорукавных гимнастерках и трусах хаки. Их головы повернуты влево, а один из них, отдавший команду, уже подбегает к нам со словами рапорта, уверяющего в их верности отечеству, религии и королеве. Это почетный караул бойскаутов.
Юноши демонстрируют нам свои игры и импровизированные спектакли у костра, рассказывают о значении различных нашивок и эмблем, полученных отдельными мальчиками за успехи, например в оказании первой помощи, в полевой кулинарии, в изобретательстве, художествах, туризме и т. п.
Через несколько дней в одном из городков мы познакомились и с другим вариантом детской организации. Во дворе очередного колледжа нас встретили девочки в форменных кофточках и коротких юбках хаки, стоящие в строю. Тоже бойскауты? Но ведь «бой» означает «мальчик», а как называется организация девочек? Оказывается это «гайд-гёлз», девушки-проводники («гайд»английское произношение принятого у нас «гид», то есть экскурсовод).
Девушки продемонстрировали нам умение с одной спички зажечь костер, молниеносно поставить палатку, сварить пищу. Они увлечены краеведением. Вот их коллекции: гербарий, семена, горные породы и целая выставка рисунков с натуры.
Гайд-гёлз позаботились о нас и устроили трогательную экспозицию тропических плодову каждого фрукта была этикетка с английским, латинским и сингальским названиями. Именно этого нам не хватало: за столом во время угощений появлялось такое количество диковинных фруктов, что мы едва успевали их пробовать, но не всегда хватало времени спросить и запомнить что как называется.
ХРАМ СВЯТОГО ЗУБА
Но вернемся в Канди. Следующий день, отведенный ботаническому саду, должен был все же включить и посещение главной достопримечательности самого города-храма Святого Зуба.
Центр бывшей столицы украшен большим благоустроенным прудом. Мнения лиц, писавших о Канди, часто расходились: одни авторы писали о местоположении города с умилением, чуть ли не как о филиале рая на земле, и особенно много похвал расточали этому «озеру»; другие, напротив, не скрывали своего разочарования, оценивая живописность ситуации Канди как посредственную.
К кому из ценителей мы присоединимся? Котловина, конечно, живописная, зеленая, и водный бассейн, как всегда, украшает любую местность, удваивает ее пейзаж зеркальными отражениями. Но это живописность заурядная, свойственная тысячам подобных городков в любой низкогорно-лесистой стране, будь то Средний Урал или Тюрингенский Лес в Германии. Одна поправкана вечное лето и щедрую зелень пальм.
Храм Зуба«Далада Малигава»в ремонте, но можно ли по такой прозаической земной причине прекращать поклонение хранящейся в нем святыне? Повесить вывеску «Храм закрыт на ремонт» здесь никому не придет в голову. Между устоями строительных лесов, творилами с известью и чанами с краской лежат ничком на каменных полах и молятся верующие. Местами их так много, что хоть перешагивай. Обувь мы, конечно, оставили при входе и осторожно передвигаем босые ноги, чтобы не задеть распростертых на полу тел.
Обстановка, несмотря на ремонт, таинственно торжественная. Все время раздается дробный треск барабанов, звучат странные призывные мелодии, исторгаемые неизвестными нам инструментами.
Долго ждем в тесном вестибюле, напоенном одуряющими ароматами. Различаем в них знакомые нам запахи плюмерий и жасмина, но к ним примешан еще целый спектр неведомых благовоний.
Наконец, нас вводят в совсем небольшую комнатку, в центре которой стоит на внушительном постаменте сияющая золотом башня типа маленькой дагобы. Ее поддерживают изящные лотосы, сделанные из чистого золота. Нам рассказывают, что внутри этой священной раки помещается еще шесть концентрических, одна в другую вложенных рактак у нас. делают игрушечных матрешек. Чем меньше дагоба, тем роскошнее она украшена драгоценностями, ибо в самой внутренней наименьшей дагобе покоится главная реликвияСвятой Зуб.
Увидеть егочесть, оказываемая далеко не всем. Елизавете, королеве Цейлона (и Британии), его показали. А вот британскому же премьер-министру Макмиллану, только что при нас посетившему Цейлон, нет. Это нас все же утешило: если даже Макмиллану не показали Зуба, не будем обижаться и мы.