Борис ЕвгеньевСТРЕЛА НАД ОКЕАНОМИЗ ЗАПИСОК О ПОЕЗДКЕ НА КАМЧАТКУ
ОТ АВТОРА
В детские годы весь миригра и тайна.
Пятно на обоях превращается в оскаленную морду тигра. Щепка в ручье, бегущем по мостовой, в пиратский корабль.
На карте полушарий, висевшей в классе, происходили сказочные превращения. Очертания Южной Америки пугали сходством с головой аллигатора. Скандинавский полуостров был добродушным бобром. Испаниякрепко сжатым кулаком. Япониярассерженным, вставшим на дыбы поджарым драконом. Кто не узнавал в очертаниях Италии ботфорт мушкетерас раструбом, с высоким щегольским каблуком?
Камчатский полуостровострый, кремневый, может быть, нефритовый наконечник стрелы, летящей в синие просторы Великого или Тихого океана
Пожалуй, мне и не вспомнилось бы это детское представление, если бы теперь оно не приобрело для меня иное значениезначение символа далекого прекрасного края.
Стрела, летящая над океаном!
Дело, конечно, не во внешнем сходстве очертаний, а во внутренней сущности символа. Камчаткадалекая северо-восточная окраина советской Родиныв непрестанном движении, в полете. В смелом, быстром полете стрелы, точно направленной в цель.
Это наша общая великая цель.
В записках нет вымысла. Нет придуманных эпизодов, положений. Нет придуманных людей.
Вместе с тем я чувствую себя свободнее, чем принято в так называемом «документальном» повествовании. Стремлением к большей свободе, к некоторым обобщениям обусловлено и то, что в книге опущены или изменены имена людей, с которыми мне доводилось встречаться летом 1959 года на Камчатке и Командорских островах.
Записки менее всего «исследование». Это просто рассказ о впечатлениях, иногда, может быть, и случайных. Но это не значит, что я не пытался разобраться в некоторых животрепещущих вопросах и проблемах. Отсюданебольшое количество публицистических экскурсов.
Камчаткаогромный полуостров, больше Италии. За полтора-два месяца я не мог увидеть всего. Приходилось сталкиваться и с трудностями, с не до конца решенными вопросами. Но больше встречалось доброго, хорошего. И о хорошем хочется рассказывать в первую очередь.
ДАЛЕКО ИЛИ БЛИЗКО?
ПОД КРЫЛОМ САМОЛЕТАКАМЧАТКА
Редкий путевой очерк не начинается теперь примерно так: «Под крылом самолета»возникли, появились, проплыли горы, леса, поля, дома, крыши. Илиесли дело к ночи«блеснули на земле огни».
Что ж, в известной мере это традиционно:
«Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом», Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву».
«До Ельца дороги ужасны. Несколько раз коляска моя вязла в грязи, достойной грязи одесской. Мне случалось в сутки проехать не более пятидесяти верст», Пушкин, «Путешествие в Арзрум».
Так было раньше. А теперь«под крылом самолета» Хочется человеку рассказать о средствах передвижения, ведь именно они ведут его к познанию мира! И мне хочется. Мне тоже не обойтись без этого «под крылом»
В Омск прилетели вечером. Я еще не успел обжиться в самолете. Меня еще занимали шланги и стеклянные колпачки кислородного приборана случай дегерметизации. (Слово-то какоебудто совершаешь космический полет!..) И фарфоровые фигурки ломоносовского завода в настенных шкафчиках. И ужин на игрушечных пластмассовых тарелочках. И, уж конечно, прелестная, но с профессиональным холодком в обращении с пассажирами бортпроводница Элла.
Я еще только-только осматривался, как внизу, в разрывах облаков, на невероятно далекой черно-фиолетовой тверди медной змейкой блеснула неведомая река.
Что это за речушка?
Бортпроводница:
Волга. Пролетели Казань.
И почти сразу за Волгой, в нарушение географических представлений, Омск. Рассыпанный в густой синеве сумерек золотой бисер огней.
Идем на снижение. Острая, нарастающая боль в ушах. Нет, плохо помогают барбарисовые карамелькиими угостила пассажиров Элла
Самолет мчится по двухкилометровой бетонированной дорожке. Он делает мгновенные судорожные рывкисбивает бешеную скорость. В траве мигают, как огромные светлячки, зеленые электрические лампочки.
Мягкий теплый вечер. Над аэродромомнизкая, мутноватая луна. Разноцветные огнизеленые, красные, белые. Своим ходом поплыла куда-то в сторону высоченная лестница. Утробно ворча, проехала машина с горючим. Серебристые, словно фосфоресцирующие в сумерках громады самолетов. Все это, вместе взятое, обстановка современного путешествия, ставшая давно привычной и все-таки всегда волнующая, как, впрочем, всегда волнуют и синие стальные полосы рельсов, и широкая лента шоссе, и пыльный шлях, убегающие вдаль
Только что я прошел через первый, расположенный в носовой части самолета салон. Его отвели пассажирам с детьми. За какие-нибудь три часа полета салон приобрел вполне домашний вид. На высоких спинках кресел развешаны пеленки, одеяльца, штанишки. На полированном столебутылочки с молоком, термосы, даже какие-то кастрюлечки. В проходе, страдальчески раскинув руки, лежит замусоленная, прожившая, видно, нелегкую жизнь кукла. И запах тут особенныйтеплый, молочный запах детства. Кажется, будь малейшая возможность, которая-нибудь из мам, уж наверное, затеяла бы небольшую постирушку, и это на высоте восьми тысяч метров (почти высота Джомолунгмы), в ревущем, похожем на стрелу снаряде, летящем в разреженном, скованном стужей пространстве со скоростью восьмисот километров в час!.. Человек быстро привыкает ко всему, быстро перестает удивляться
* * *
Самолет летел на восток, навстречу солнцу, навстречу дню. И ночь так и не состоялась. Не было ночи.
Были недолгие сумерки. Темно-васильковое небо с неяркими звездами. И вот снова свет, пока в виде полосы лазури, отливающей холодным металлическим блеском. А вот и солнце в палевом, с голубыми пятнами небе, белое, слепящее солнце. И спать невозможно, хотя по московскому времени давно пора видеть сны.
Как это никого из художников до сих пор не соблазнила нелегкая, но увлекательная задачанебесный пейзаж! Он стал нам близок, стал привычен, вошел в обиход. И разве он не может вызвать чувства столь же задушевные, как золотая березовая роща, сонный пруд, заросший ряской, волнующееся поле ржи?..
Светлая небесная долина с белоснежными, искрящимися, как колотый сахар, кручами облаков. Необычайное богатство красокот тончайших жемчужных переливов до сарьяновской силы синевы и охристого золота. И вдругпровал в немыслимую бездну: сквозь космы стремительно летящих облаков проглянула землявся в малахитовых, сиреневых, желтых узорах, прошитых серебряной вязью реки
* * *
Пришел и мой черед сказать «под крылом самолета» под крылом самолета возникла Камчатка.
Сначала открылась мерцающая пепельно-голубая безднаОхотское моредревнее Дамское, или Пенжинское, море отважных русских мореплавателей, ходивших по нему «для проведывания камчатского пути». И внезапно из этой бездны поднялась сказочная горная страна.
Одна задругой вставали горы, горы, горысиние вблизи, голубые, окутанные туманомв отдалении. Они нисколько не походили на знакомые Кавказские или Крымские. Коническая форма их вершин не привычна глазу.
Самолет летел с такой быстротой, что дальние горы почти мгновенно становились близкими. За ними открывались другиееще выше, еще величественнее! От белых светящихся вершин спускались по крутым склонам снежные узоры, похожие на те, что рисует на окнах мороз. Горы плавно вращались под крылом самолета в неярком свете солнца.
Вот бы художника сюда! Но какого, кого? Разве что Рериха. Он смог бы написать такое. У него даже есть что-то сходное в гималайском циклесходное по смелости и выразительности красок, по фантастичности, заключенной в скупую, лаконичную форму. Рерих да еще, пожалуй, Рокуэлл Кент
* * *
Капитан-командор Витус Беринг отправился в первую свою Камчатскую экспедицию 5 февраля 1725 года. 4 сентября 1727 года он встретился с остальными участниками экспедиции в Большерецке. Со дня его выезда из Петербурга прошло два года семь месяцев. Правда, командор не очень-то спешил Один из исследователей Камчатки, лифляндский немец Карл фон Дитмар, выехал из Петербурга 2 мая 1851 года. Через шесть месяцев, проделав многотрудный путь по Сибири, переплыв бурное Охотское море, он высадился в бухте Св. Петра и Павлав Петропавловске. Чехов, как известно, почти целых три месяца добирался до Сахалина.
Я очутился на Камчатке за двенадцать летных часов, совершив четыре гигантских прыжка. Из Москвы в Омск«на дикий брег Иртыша». Из Омска в Иркутскк Ангаре, Байкалу. Из Иркутска в Хабаровскна Амур. Из Хабаровска через Охотское морев Петропавловск.
И все-таки как бы стремительно ни летел, опережая звук, среброкрылый покоритель пространства ТУ-104, ощущение огромной отдаленности остается.
И дело здесь, видимо, не во времени, затраченном на путешествие. Разумом понимаешь: двенадцать часов (пусть с остановками, с задержками в пути наберется 2024 часа) это очень мало. Всего в шесть раз больше, чем нужно для поездки на электричке в Можайск или Серпухов. Но попробуйте-ка мысленно увидеть преодоленное пространство! Воображение просто бессильно сколько-нибудь реально представить те двенадцать тысяч километровболее четверти земной окружности по экватору, что легли, остались за спиной
Потом ощущение отдаленности Камчатки сглаживается. Прежде всего по той причине, что видишь: на далекой Камчатке живут близкие каждому из нас людиблизкие своими помыслами, стремлениями и делами советские люди. И далекий край становится близким.
КАК ВИДЕТЬ, ЧТО ВИДЕТЬ
Бывает так: попадаешь в новые, неведомые места и они своеобразием пейзажа, своеобразием жизни людей нелегко, не сразу укладываются в привычные представления об окружающем мире. В таких случаях хочется попытаться раскрыть, осмыслить то нечто общее, вернее, обобщающее, нечто характерное, неповторимое, что я условно называю «душой» этих мест.
Так было и с Камчаткой, конечно, в той мере, которая была доступна по времени и по возможностям. Не раз приходилось одергивать себя, чтобы не заносило в сторону «экзотики». Ведь за весьма соблазнительной «сказочностью» этого нового, неведомого края нетрудно просмотреть главное, основноеповседневную трудовую жизнь людей.
Один из руководителей областичеловек редкой душевной свежести, поразительной жизненной энергии, влюбленный в свой край и отлично знающий его, в первой своей беседе с нами, москвичами, сказал:
Своеобразие Камчатки?.. Конечно, мимо него не пройдешь. Да и незачем проходить. Но оно, это своеобразие, так сказать, на поверхности. Оно бросается в глаза. А хорошо бы заглянуть поглубжев жизнь народа.
Вот что самое интересное и поучительное у нас, как, впрочем, и везде!.. Получается как-то так, что если и пишут о Камчатке, то все больше о вулканах, о гейзерах. Еще вот о котиках пишут. И в кино снимают опять-таки вулканы. В общем Камчатку все еще знают больше как «страну огнедышащих гор», как «край котиков и голубых песцов». А люди, люди-то наши где? Рыбаки, рабочие, колхозники, моряки, лесорубы?
Он стал рассказывать о людях, стал называть их имена. Председатель колхоза в национальном округе, знатный рыбак, учитель, промысловик-охотник, врач, тракторист леспромхоза. И, уж конечно, знал он их не понаслышке. Каждый и все, вместе взятые, они были для него самым дорогим, самым интересным и важным. И, разумеется, он был прав.
Перед отъездом я читал книгу Карла фон Дитмара «Поездки и пребывание в Камчатке в 18511855 гг.» Дитмар был царским чиновником. На Камчатку он попал «вследствие милостивого ходатайства его императорского высочества герцога Максимилиана Лейхтенбергского», будучи причислен к тогдашнему военному губернатору Камчатки адмиралу В. С. Завойко в качестве «чиновника особых поручений по горной части». Так вот, даже Дитмар возмущался и удивлялся, что «по шаблону великорусских губерний назначили на Камчатку целую армию чиновников и офицеров, не имея ни малейшего представления об этой безлюдной стране, ее особенностях»
Чему же тут удивляться? Кому какое дело было сто с лишним лет назад до далекой северо-восточной окраины Российской империи? Если и было, так только в порядке корыстного, хищнического интереса. А уж о людях, живших на Камчатке, и вовсе никто не думал и еще меньше ценил их.
Пятьдесят с лишним лет назад побывал на Камчатке некто А. А. Прозоров, составивший обстоятельнейший «Экономический обзор Охотско-Камчатского края». Он писал:
«В то время, как американское побережье Тихого океана, в том числе и наши бывшие владения, быстро развивается и за последние 3540 лет стало местом деятельности сотен тысяч людей, привлеченных в край его богатствами, наши владения, лежащие в той же полосе и в одинаковых условиях, прозябают и замирают с вымирающим населением, причем большая доля богатств края уже расхищена американскими шхунами, которые безнаказанно хозяйничают по всему северо-востоку Сибири, так как против них нашими властями никаких мер не принимается»
Так было. И не так уж давно. Может, не к чему и вспоминать о том, что было? О, нет! Забывать об этом не следует никогда
И как бы в подтверждение этой внезапно мелькнувшей мысли наш собеседник горячо, увлеченно заговорил:
Ведь здесь ничего не было: ни промышленности, ни сельского хозяйства. Ни о какой культуре и просвещении не могло быть и речи. Местные жители влачили жалкое существование, вымирали
Расхаживая по кабинету, из широкого окна которого был виден Петропавловский порт с его непрекращающейся ни днем, ни ночью суетой, он говорил о том, что за годы советской власти население Камчатки увеличилось более чем в десять раз, что каждый пятый житель области учится, что на каждые триста человек имеется врач и более двух средних медицинских работников. В области заново созданы рыбная и лесная промышленность. Труженики села из года в год собирают все более высокие урожаи картофеля и овощей. В текущем году построено свыше шестидесяти тысяч квадратных метров жилья, примерно столько же, сколько было в 1908 году на всей Камчатке
А возьмите к примеру Корякский национальный округ. Он подошел к карте, занимающей полстены, и широким взмахом руки очертил северную часть Камчатской области. В скором времени округ будет справлять свой тридцатилетний юбилей. Честное слово, преобразования, которые произошли в нем, похожи на сказку!.. Каких замечательных успехов добились те самые камчадалы, о которых Степан Крашенинников писал в своей знаменитой книге, что они «ведут жалкий образ жизни, отличающийся грубостию нравов» Посмотрел бы он на них теперь!..
Наш собеседник говорил об огромной заботе партии и правительства о далеком краезаботе, нашедшей свое отражение и в Постановлении 1957 года по дальнейшему развитию экономики и культуры народов Севера. Говорил о том, что коряки, чукчи, ительмены, эвены, населяющие Корякский национальный округ, стоят теперь, как и весь советский народ, в рядах строителей коммунизма. Он рассказывал, как быстро и успешно развиваются здесь рыбная промышленность, оленеводство, пушной промысел. Еще не так давно коряки не имели никакого представления о сельском хозяйстве, а теперь они выращивают отличные урожаи картофеля. Корякские колхозники приобретают тракторы, автомашины, рыболовные суда, осваивают всю эту технику. В большинстве рыболовецких национальных колхозов есть свои капитаны, механики, мотористы, засольные мастера, слесари, токари, электрики, шоферы. А сколько построено новых школ, больниц, клубов, библиотек, бань, пекарен, столовых!.. Большинство семей рыбаков, оленеводов, охотников живут в светлых, просторныхдомах. Дымные юрты уходят в безвозвратное прошлое Средний заработок рыбака в колхозе «Ударник» составил в 1959 году без малого пятьдесят тысяч. А в колхозе имени XX партсъездапочти сорок пять тысяч рублей. К концу текущего года этот колхоз будет иметь не менее двадцати пяти миллионов рублей валового дохода
Вы, я вижу, записываете цифры, которые я вам сказал, проговорил он, улыбаясь. Цифры, конечно, любопытная и убедительная вещь! Но вы увидите нашу жизнь и, хотелось бы думать, поймете ее содержаниеее устремленность к еще лучшему будущему!..
НА БОРТУ КОРАБЛЯ
ТРАНСПОРТНАЯ ШХУНА
Нам сильно повезло: вскоре после приезда удалось попасть на борт небольшой транспортной шхуны, направлявшейся на Командорские островав Алеутский район, один из наиболее удаленных и труднодоступных районов Камчатской области.
С них-то, с далеких Командоров, и началось знакомство с неведомым краем