Проводник протянул мне кусочек глухариного пера и сказал, что его надо привязать к крючку. Сам же он пошел в кустарник и вырубил удилище. Старик решил показать нам, как надо ловить хариусов. Мне и Саше он запретил подходить к яме, чтобы не пугать рыбу. Прикрепив длинную леску к удилищу, проводник принялся мастерить на крючке искусственную мушку из перьев. Когда все было готово, он пошел в обход ямы. Мы последовали за ним. Не доходя до берега, он нагнулся и почти ползком стал подкрадываться к воде. Мы с Сашей на четвереньках ползли следом. Достигнув кустов у переката, старик сел на корточки, осторожно поднял удилище и тихо опустил мушку на перекат. Течение подхватило ее и понесло к яме. Вот мушка завертелась на водовороте, и в тот же миг рядом с ней на воде появились два круга, послышался всплеск. Мушка исчезла в воде, проводник дернул удилищем, леска натянулась и на крючке шумно забултыхался хариус. Нагибаясь, старик повел рыбу по перекату вверх и вытянул на берег. Это был красавец длиной в сорок два сантиметра. Он отчаянно бился в руках и норовил вырваться. Саша унес его к костру.
Проводник сказал, что надо подождать немного, чтобы другие хариусы успокоились. Сейчас они напуганы и клевать не будут. Минут через пятнадцать старик снова начал рыбачить, но на этот раз безуспешно. Хариусы словно сговорились больше не клевать. Пришлось ловлю прекратить.
Но как же добыть еще хариусов? Саша подал мысль - использовать в качестве бредня пятнадцатиметровый кусок марли, который был взят нами для защиты от комаров и гнуса. Мы развернули марлю, к концам привязали палки, к одной стороне прикрепили грузила -десять тяжелых галек, к другой привязали десять сухих деревяшек в качестве поплавков. Через полчаса бредень был готов. Под смех Петра Ефимовича мы разделись и полезли в ледяную воду. Интенсивно работая руками, потянули бредень в сторону переката. От холода стало ломить ноги, кое-как выволокли марлю на мель. Бредень был пуст. Наши старания оказались безуспешными.
Район хариусной ямы очень красив. Близость гор и леса делает это место живописным. Особенно красочна эта местность с наступлением осени, когда листва прибрежных берез начинает покрываться желтизной. В ясный сентябрьский день здесь непередаваемо хорошо.
Название «Манья» по-мансийски означает - «Маленькая речка». За ней возвышается гора Манья-Тумп, а справа виден основной хребет Урала - Поясовый Камень. Туда лежит наш путь, там наши желанные столбы на горе Мань-Пупы-Нёр.
Кончив записи, я приготовил кинокамеру с телеобъективом и осторожно подкрался к хариусной яме. Стая хариусов опять стояла у переката. Только с большими предосторожностями мне удалось бесшумно установить аппарат, не спугнув рыб. Метровая толща воды сильно мешала навести на фокус. Легкое движение струй на поверхности и рябь от ветра портили все дело. Приходилось ждать, когда успокоится вода или когда хариусы переместятся на более тихий участок. Удерживая все время рыбу в кадре, мне удалось снять несколько хороших моментов.
Наконец сварился глухарь и мы принялись за желанную трапезу. Мяса наварилась целая гора. Немудрено: в птице пять-шесть килограммов. Втроем мы едва осилили половину глухаря, другую половину оставили на следующий раз. И это с нашими-то лесными аппетитами! Хороша «птичка». Теперь понятно, почему манси в основном охотятся на глухаря и почти совсем не бьют рябчиков.
Хариуса проводник приготовил особым способом: он выстрогал из ветки шампур, нанизал на него рыбу и воткнул в землю возле костра. Рыба медленно поджаривалась на огне, из нее обильно сочился сок. Старик временами поворачивал шампур. Этот таежный «шашлык» был очень вкусен.
После завтрака отправились дальше. Петр Ефимович заявил:
- Мань-Пупы-Нёр сегодня ходи нету: далеко.
Мы шли вдоль Маньи, несколько раз переходили ее вброд. Высокие прибрежные травы скрывали нас с головой. Я шел сзади, прыгая с кочки на кочку. Впереди под ногами моих спутников шелестела трава. Внезапно шелест прекратился. Я чуть не наткнулся на Сашу, молча делающего мне какие-то знаки. Он показывал рукой вперед, на проводника. Тот тоже помахивал рукой. Предполагая встречу с какой-то птицей, я осторожно пробрался к нему.
Манью скрывала густая трава. Через ее стебли лишь кое-где были видны играющие на воде блики. Старик взял меня за локоть и, раздвинув траву, показал на речку. Я выглянул и застыл на месте. Совсем близко от нас, посреди ручья сидел на задних лапах медведь. Растопырив передние лапы, он неподвижно глядел в воду. Первое впечатление от этой картины было настолько сильным, что я не мог сообразить, что делать. Руки тряслись.
Наконец вспомнил, что надо снимать. Кое-как приспособившись, щелкнул несколько раз. Осторожно подошел Саша, и мы все трое стали следить за зверем. Ветер дул с его стороны, поэтому он нас не чуял.
Там, где сидел медведь, Манья разделилась на несколько мелких проток. Поведение зверя казалось очень странным. Он долго сидел неподвижно. Вдруг резкий взмах лапой, и из воды вылетела рыба. Она перелетела через медведя и шлепнулась в русло другой протоки. Зверь даже не оглянулся и снова застыл в прежней позе.
- Харюз лови, - шепотом сказал старик.
Медведь снова взмахнул лапой, и через него полетела вторая рыбина. Она так же, как и первая, скрылась в воде параллельной протоки. Мы чуть не засмеялись вслух, когда поняли, что медведь занимается бесполезной работой и не соображает этого.
Лошади наши вели себя очень беспокойно. Они раздували ноздри, плотно прижимали уши и резко выпрямляли их, настороженно прислушиваясь, - чуяли близость зверя.
Я шепнул Саше, чтобы он осторожно взял кинокамеру. Тем временем медведь занимался «мартышкиным трудом». Мы следили за зверем, пока Саша возился с аппаратом. Вдруг раздался визгливый лай Паля, до сего времени где-то скрывавшегося. Собака выскочила из кустов и бросилась к медведю. Зверь не ожидал внезапной атаки, на секунду оторопел, потом неуклюже перевалился на бок и, отмахиваясь лапами от Паля, не спеша вышел на противоположный берег. Несчастный пес испортил все дело. И надо же было ему появиться именно в этот момент, когда еще не готова кинокамера! Интересный кадр был упущен безвозвратно.
Проводник побежал по берегу догонять медведя. Мы остались одни и не знали, что делать. Неожиданная перемена ситуации как-то ошеломила нас.
Все дальше удалялся лай собаки. Потом раздался выстрел. Мы с Сашей многозначительно переглянулись: неужели сегодня попробуем медвежатины? За выстрелом последовал далекий крик: «Паль, Паль». Потом всё стихло.
Только через полчаса явились наши охотники. Паль тяжело дышал, виновато поглядывая на хозяина. Очевидно ему была устроена трепка.
- Медведь тайга ходи, Паль шибко далеко бегай. Собака пропадай - худой дело, - объяснил проводник.
Нам все стало понятно. Старик пустился за медведем только затем, чтобы отогнать от него Паля. Иначе собака могла бы увязаться за зверем, уйти очень далеко в тайгу и потерять нас.
От Маньи на хребет теперь пошла только оленья тропа. Она хорошо заметна в травянистых местах и совсем теряется среди леса. Здесь редко гоняют оленей.
Начался подъем, приходилось часто отдыхать. Тайга сменилась предгорным мелколесьем с редкими и низенькими березками. И здесь земля усыпана черникой. Чем выше в гору, тем больше ее.
В небе собираются мощные грозовые тучи, где-то гремит гром. Мы поднимаемся выше, березки скоро кончаются, уступая место карликовому стелящемуся березняку, типичному представителю Полярного Урала.
А еще выше начались каменные россыпи. По ним идти очень трудно, особенно лошадям: копыта скользят. Выше, еще выше, и наконец открылась величественная панорама Уральского хребта.
Чувствуя, что скоро выйдем на вершину, я вырвался вперед, чтобы первым увидеть Мань-Пупы-Нёр. Сердце учащенно бьется, дыхание глубокое. Еще несколько шагов, и моим глазам открылся западный склон Уральского хребта. На возвышенности слева виднелись знаменитые столбы.
- Ура-а-а! Мань-Пупы-Нёр! - закричал я, показывая рукой вдаль.
Подошли мои спутники. Мы остановились на вершине и радовались, что наконец увидели желанную цель нашей экспедиции. Сели на камни отдохнуть и прикинуть, как держать путь дальше. Наш проводник был здесь десять лет назад и немного забыл дорогу. В этом он признался чистосердечно. Но я чувствовал, что он все равно найдет для нас лучший путь.
- Когда будем Мань-Пупы-Нёр? - спросил я.
- Сегодня не будем: далеко.
- Разве это далеко? На карте по прямой всего десять километров.
- Э-э, карта показывай так, ходи другой дело.
Столбы казались совсем близко. Был полдень, и не верилось, что до вечера мы не доберемся до них. Но делать нечего, остается верить нашему проводнику: он больше знает. Жаль было, что сегодня не дойдем до Мань-Пупы-Нёра: на небе были живописные облака, намечался хороший закат.
- Так пойдем,- показал рукой проводник по направлению склона, где начиналась тайга. - Там есть олений дорога.
Стали спускаться с хребта в Европу. Старик завел нас в такую чащобу, что пришлось чуть ли не ползком пролезать под ветвями деревьев.
Наконец, выбрались из бурелома к речке Егра-Ляга. Рядом начиналась хорошая оленья тропа. Было видно, что по ней совсем недавно прогнали большое стадо, которое плотно утрамбовало траву. Пошли по этой тропе среди небольших приземистых берез с толстыми стволами. Через несколько километров вышли к маленькому ручейку. Манси сказал, что спать надо здесь, на бывшей стоянке пастухов. Ручеек оказался Печорой.
* * *
Утром я пошел искать исток Печоры. Не так-то легко было обнаружить начало маленького ручейка. Мне пришлось забраться к вершине горы Печорья-Толях-Сяхл и от нее спускаться по каменистой россыпи вниз. Пробираясь через кустарник, услыхал легкое журчание. Это был ручеек. Я направился вверх по его течению и вскоре вышел на небольшую кварцитовую россыпь. Среди камней разглядел тоненькую, слабо журчащую струйку. Так вот откуда начинается Печора!
Трудно даже поверить, что этот крохотный ручеек дает начало одной из полноводных рек нашей Родины. Он устремляется вниз, на своем пути принимает в себя другие ручьи, становится полнее, шумливее, спускается по камням все ниже и ниже и, достигнув тайги, превращается в живописную лесную речку.
Вдали, куда течет маленькая Печора, виднеется вершина горы Койп. Величественный конус ее господствует над всей окружающей местностью. В этом районе все горы безлесны, только Койп снизу до половины покрыт густым лесом. В бинокль отчетливо видны стволы деревьев на его склонах. Печора протекает у подножья Койпа, потом поворачивает на запад и течет среди таежных лесов Печоро-Илычского заповедника.
Всю первую половину дня мы провели на киносъемке истока Печоры. Вершина Мань-Пупы-Нёра перед нами, за долиной реки. Слева видна высшая точка этой горы. На ней возвышаются две группы больших камней. На одном из камней поставлена вышка. Это самая высшая точка Мань-Пупы-Нёра. Правее этой вершины гора имеет седловину, после которой начинается вторая возвышенность, пониже. За ней скрылись наши каменные богатыри. Кажется, совсем рядом, но впереди зеленое море тайги. Если придем на Мань-Пупы-Нёр к вечеру, до захода солнца, это, по словам нашего проводника, еще хорошо.
Мы отправились в путь около полудня. Идем по склону горы Печорья-Толях-Сяхл среди сплошных зарослей карликовой березы. Дорога спускается в лес. Временами ее преграждают заболоченные места, которые обходим стороной. И здесь проводник показал нам среди отпечатков оленьих копыт свежий след громадного волка. На дороге встречались следы лося и даже глухаря, неизвестно зачем расхаживавшего по земле.
Все ниже и ниже спускаемся в долину Печоры и неожиданно выходим на берег реки. Здесь она еще небольшая, но шумливая. По берегам стоят кедры и высокие травы.
Сразу от реки начался подъем в гору. Солнце уже спускалось к Мань-Пупы-Нёру, надо было спешить. Тайга снова кончилась, начались приземистые березки, а потом их сменил карликовый березняк. Мы вышли на склон. От изобилия черники трава под ногами темная. На ходу гребем ягоды ладонями и отправляем в рот. Идем по направлению к седловине, откуда, по нашим расчетам, легче пройти к столбам.
Со склона открывается широкий вид на долину Печоры, утопающую в лесах. Кругом бесконечная тайга, тронутая первым дыханием осени. На фоне темной зелени хвойных деревьев отчетливо выступают желтеющие лиственницы. В осеннем убранстве это дерево краше березы.
Хорошо видно место нашего ночлега у подножья горы Печорья-Толях-Сяхл. Поясовый хребет сплошным горным кряжем тянется над тайгой и уходит далеко на север. Там виднеется цепь гор с вершинами Мань-Квотнёр, Иохт-Хури, а дальше, на севере, в туманной дымке - очертания горы Сабли.
Приближаемся к седловине. Почти от самого седла по склону течет ручей. Он хорошо заметен по ярко-зеленой траве, растущей вдоль русла. Проводник велел нам следовать дальше, а сам сбегал к ручью и выбрал место для ночлега. Вернувшись, он стал уговаривать нас остановиться на ночевку, а к столбам пойти завтра. Саша в любую минуту готов на отдых. Но до столбов осталось совсем немного, они где-то здесь, сразу за вершиной, в километре от нас. По небу видно, что намечается живописный закат. Нет, нет, я не соглашаюсь ни на какие уговоры и заявляю проводнику:
- Сходу идем на вершину, мало-мало работаем, а потом спать.
Проводник в конце-концов соглашается. Медленно идем среди редких и низеньких елочек. Чувствуется большая усталость. Карликовые березки путаются в ногах, мешают идти. От их пыльцы сапоги покрываются желтой пудрой.
Впереди из-за склона неожиданно показалась верхняя часть одного из столбов.
- Ура-а! - заорал молчавший до сего времени Саша. - Мань-Пупы-Нёр!
- Мань-Пупы-Нёр! Мань-Пупы-Нёр! - закивал Петр Ефимович
- Ура! Ура! Ура! - гаркнули мы троекратно и ринулись вперед.
Перед нами один за другим стали показываться знаменитые столбы. Картина открылась величественная. На ровном плато как солдаты выстроились причудливые каменные болваны. В первое мгновение даже немного жутко смотреть на эти странные творения природы.
Мы направляемся к первому, самому высокому столбу. Лошади насторожились, плотно прижали уши. Одна из них заметалась, заржала и рванулась в сторону. Проводник едва сдержал ее. Оказывается, необычайный вид каменных изваяний действует даже на животных.
В вечернем воздухе наступило полное затишье, и это еще более подчеркнуло атмосферу таинственности вокруг причудливых камней.
Начинался интересный закат. Я торопился приступить к съемке. Лошади мало-помалу привыкли и стали мирно пощипывать траву. Едва мы успели смонтировать киноаппарат, на небе, в стороне заходящего солнца, сгруппировались изумительные по своей красоте облака. Они клубились, каждую минуту меняя причудливые формы. Одно мощное облако наплыло на солнце, края его запылали, как раскаленный металл, и на этом фоне силуэтом рисовался мощный каменный столб. Через минуту облако уже приняло другие очертания - вытянулось вверх, загнулось, стало похожим на странную каменную фигуру. Еще через минуту оно расползлось в сплошную ноздреватую массу и закрыло солнце. Сквозь частые просветы на землю проникали яркие лучи.
Пылал огненными красками закат. На фоне его четко выделялся массивный каменный столб, напоминающий средневековую башню с бойницами. Я едва успевал перемещаться с одной точки на другую. К тому же нужно было очень быстро перезаряжать аппарат, чтобы дублировать кадр на черную и цветную пленки. Саша при этом выполнял роль ассистента.
Когда солнечный диск уплыл за горизонт, мы направились к ручью, где проводник выбрал место для ночлега. Всего в километре от столбов, в маленькой ложбине, обильно заросшей сочной травой, из горы вытекал студеный родничок. Рядом был карликовый еловый лесок с обилием сушняка, так что дрова находились под рукой.
Наш торжественный ужин проходил у ночного костра. Где-то рядом, в темноте, кричали горные куропатки. Я попробовал отойти в сторону и посмотреть на наш костер из темноты. Зрелище производило сильное впечатление: на едва светлеющем небе слабо виднелись очертания вершин Поясового хребта, тайга потонула где-то внизу, на темном дне долины Печоры. И среди этого мертвого безмолвия - яркое пламя одинокого костра на склоне Мань-Пупы-Нёра. Мы здесь одни на сотни километров безлюдной тайги.
* * *
Утро следующего дня занялось ясное. День обещал хорошие условия для съемки.
Теперь можно было получше рассмотреть окрестности нашей стоянки. Гора Мань-Пупы-Нёр состоит из двух основных вершин, разделенных седловиной. Высшая точка горы увенчана камнями, высота ее 840 метров. Мы устроили свой лагерь как раз на седловине, с которой вытекал родничок. Над нами высилась вторая вершина, за которой, в километре от лагеря, на небольшом плато стояли каменные столбы. Немного ниже их, у обрыва, стоит еще одна группа каменных останцев. Среди них мощная скала, напоминающая голову льва с огромной трещиной на затылке. Глыба на затылке льва держится на очень маленьких камнях и кажется, что она вот-вот рухнет. Рядом стоит скала, похожая на сфинкса, а на ней небольшой балансирующий камень. Вся эта отдельная группа тоже стоит на небольшом плато. Группу дополняет стоящий особняком останец, напоминающий сторожевую башню с амбразурами наверху-это с одной стороны, а с другого направления останец похож на лежащего верблюда.