Было принято решение организовать эту станцию к северу от Берингова пролива. Именно эта часть Северного Ледовитого океана очень слабо изучена, так как она находилась в стороне от путей дрейфа всех предыдущих полярных экспедиций, проходивших к юго-западу от линии Северный полюсГренландия. Так, в 1893-1896 годах в этих местах дрейфовал зажатый льдами «Фрам»судно Фритьофа Нансена; через сорок лет, в 1937 году, работала первая дрейфующая станция «Северный полюс-1», с 1937 по 1940 год здесь находился в ледовом плену ледокольный пароход «Г. Седов».
В ночь на 1 апреля 1950 года самолет с первой группой зимовщиков во главе с начальником станции М. М. Сомовым благополучно сел на ровный лед замерзшего разводья. Однако устраиваться на этом относительно тонком льду было опасно, поэтому в километре от естественной посадочной площадки за небольшой грядой сильно занесенных снегом торосов на многолетнем ледяном поле с толщиной льда 3-3,5 метра было выбрано подходящее место для будущего лагеря.
В следующие дни на льдину были доставлены другие сотрудники дрейфующей станции, а затем наступила и моя очередь прощаться с Землей.
Под крылом самолета промелькнули и исчезли маленькие домики полярной станции. Потом пошли нагромождения скал с голыми черными вершинами, наконец потянулись бесконечные и однообразные ледяные поля. Через несколько часов самолет стал постепенно снижаться, затем, сделав круг, пошел на посадку, а я по-прежнему ничего не вижу, кроме бескрайних льдов. Но вот, коснувшись колесами льда, машина сильно подпрыгнула и побежала, вздрагивая на каждой неровности посадочной площадки. Показался человек, размахивающий двумя флажками. Повинуясь ему, самолет свернул с дорожки и вскоре застыл на месте.
Как только я вылез из самолета, мириады снежинок, сверкавших под яркими лучами солнца, ослепили меня, и я не заметил, как попал в чьи-то объятия. Это сзади тихонько подкрались товарищи, прибежавшие меня встречать: молодой ледовед И. П. Петров, океанолог 3. М. Гудкович и начальник радиостанции К. М. Курко.
Я огляделся. Так вот она, наша льдина, наш новый дом под 76°03' северной широты и 166°36' западной долготы! Солнце, в апреле еще невысоко стоящее над горизонтом, освещает бескрайнюю ледяную равнину, покрытую белым снежным ковром. Ослепительно сверкающие торосы отбрасывают длинные тени с холодным синеватым отливом, что придает всему окружающему какой-то сказочный вид.
Поглощенный созерцанием этой красоты, я совершенно не ощущал холода и даже забыл опустить «уши» своей пыжиковой шапки, хотя, как я вскоре узнал, термометр показывал 38°. Ровная площадка, на которую сел самолет, представляла собой замерзшее разводье. Вокруг нее возвышались гряды торосовследствие происходивших здесь грандиозных сжатий льдов. Когда подвижки прекратились, ледяные поля разошлись, и между ними образовалось разводье шириной 300 метров. Зимой оно покрылось молодым гладким льдом и превратилось в естественный «аэродром», припущенный ровным слоем снега толщиной 5-6 сантиметров.
Но пора приниматься за работу. Нагрузив нарты, мы впряглись в них и отправились в путь. Сначала довольно быстро двигались по ровному льду замерзшего разводья, но, как только достигли первой гряды торосов, отделявших разводье от ледяного поля, пошли значительно медленнее. Полозья нарт и ноги стали глубоко проваливаться в огромные сугробы снега, наметенные возле торосов.
Вскоре, выбившись из сил, мы вынуждены были остановиться. Немного передохнув, отправились дальше. Кое-где приходилось прокладывать путь с помощью кирки и лопаты.
Преодолев последнюю гряду торосов, мы воспрянули духом. Но, увы! Ледяное поле оказалось не более гостеприимным, чем торосы. Пришлось делать большие зигзаги, идти по высоким буграм и перешейкам между замерзшими снежницамитам снега было меньше.
Перевозка грузов продолжалась до поздней ночи, пока усталость не свалила всех с ног.
Своего жилья у нас с Ваней Петровым еще нет, приходится устраиваться на ночлег в одной из двух установленных на льду палаток, чтобы хоть немного отдохнуть до прибытия очередного самолета.
«Неужели уже утро?»подумал я, просыпаясь от того, что кто-то сильно тряс меня за плечо. Кажется, всего несколько минут тому назад я, смертельно усталый и замерзший, залезал в свой спальный мешок. И вот уже надо вставать. До чего не хочется вылезать из теплого мешка! Руки и ноги ноют от вчерашней «лошадиной» работы. Сегодня нам предстоит то же самое. Дрожа от холода, натягиваю теплые брюки на гагачьем пуху и выскакиваю из палатки. Мороз 22°. Метет поземка. Все небо покрыто слоисто-кучевыми облаками.
Умывшись водой из снега, растопленного на газовой плитке, и позавтракав, идем к «аэродрому». Груженые нарты так тяжелы, а дорога настолько плоха, что приходится впрягаться в них четверым, а то и пятерым да еще одному подталкивать «воз» сзади. Из-за частых поземок и метелей дорогу никак не удается накатать.
Не прошло и часу, как в воздухе показалась машина. Это был самолет, пилотируемый полярным летчиком В. Н. Задковым. Мы разгрузили его, и на льду выросла новая колоссальная гора самых разнообразных грузов, втрое больше прежней. Весь день прошел в напряженной перевозке, а к вечеру мы с тоской заметили, что количество грузов на аэродроме почти не уменьшилось.
Через несколько дней прибытие одного из самолетов доставило нам несказанную радость. Едва смолк гул моторов, как из раскрытой дверцы самолета на лед стали выскакивать собаки. Вот радость! Нам привезли десять сильных псов, которые так помогут нам при перевозках! Едва собаки оказались на льду, как мы наперебой стали тормошить их. Каждый старался придумать им самую красивую кличку. Нам хотелось окрестить всех десятерых псов одним коротким, но выразительным именем. И вот кому-то пришла в голову удачная мысль называть нашу собачью упряжку по аналогии с названиями самолетов, и псы получили необычную, но очень ласковую кличку ПСИ-10.
Но чтобы управлять упряжкой, нужен умелый и ловкий погонщик собаккаюр. Кого назначить на эту должность? Долго судили-рядили, и наконец Сомов решил, что лучше всех подойдет самый молодой участник дрейфаЗяма Гудкович. Сегодня, в первый день работы, нашему «каюру» пришлось, конечно, довольно солоно.
Но прошло несколько дней, и Зяма уже хорошо овладел техникой управления ПСИ-10, стал заправским каюром. Только одежда его, превратившаяся почти в лохмотья, напоминает о том, что в первые дни часто разыгрывались такие сценки: мчавшаяся на всем ходу упряжка неожиданно налетает на какой-нибудь бугор, бочку или иное препятствие. Ящики сваливаются, но собаки, не разбирая дороги, продолжают тащить опрокинутые нарты и вцепившегося в них Зяму. Бедняга всеми силами пытается остановить собак, но тщетно!
На четвертый день нашего пребывания на льдине погода стала портиться. С утра подул сильный ветер, вскоре он достиг скорости 10 метров в секунду. Начались подвижки льдов, и вскоре в 50 метрах к востоку от лагеря появилась узкая трещина, отделившая наш лагерь от аэродрома. Все не на шутку встревожились. Если трещина разойдется, то мы не сможем перевозить грузы в лагерь, ведь в нашем распоряжении нет ничего, кроме двух надувных резиновых лодок.
Наскоро забив трещину снегом и немного утрамбовав его, мы с удвоенной энергией взялись за перевозку грузов. К середине дня погода окончательно испортилась. Скорость ветра достигла 11 метров в секунду, температура поднялась до видимость резко ухудшилась. Тяжело сегодня дежурному по лагерю; он обязан следить за состоянием льдов, поведением трещин, соблюдением внутреннего распорядка, а ночью охранять лагерь.
Метель продолжалась несколько дней. Трещина под влиянием приливо-отливных течений по-прежнему «дышала», становясь то уже, то шире. Дорога от аэродрома к лагерю часто выходила из строя. Приходилось искать все новые переправы через трещину. И вот встал вопрос: оставаться ли на прежнем месте, вблизи трещины, или искать более подходящее место для лагеря и переезжать? Устанавливать жилые и рабочие палатки, размещать оборудование и приборы, пробивать во льду лунки, необходимые для гидрологических работ, вмораживать в лед реперы и т. д.все это требует огромных затрат труда и времени.
Решили все же перебазироваться. Внимательно осмотрев ближайшие окрестности, нашли подходящий участок в 300 метрах западнее старого лагеря. И тотчас же стали переезжать. Три уже установленные палатки перенесли в собранном виде. Многие грузы в пургу до такой степени занесло, что пришлось порекапывать каждый квадратный метр, чтобы их обнаружить. Собак и нарты так замело, что только легкий парок, выходивший из-под снега, указывал место, где бедные животные спасались от непогоды.
Наконец мы установили и свою жилую палатку. Обычно на дрейфующих станциях используют палатки КАПШ-1 и КАПШ-2 (каркасные арктические палатки конструкции инженера Шапошникова). Эти палатки имеют двойной слой покрытия, обтекаемую форму и жесткий каркас. Благодаря этому они свободно выдерживают напор ветра, не требуют крепления в виде кольев и растяжек, их удается довольно легко переносить с места на место в собранном виде. Вверху палатки, под вентилятором, укреплено большое металлическое кольцо для сушки одежды и обуви.
В нашей палатке мы устроились втроем: Ваня Петров, Зяма Гудкович и я. Сразу же втащили в палатку баллон с жидким газом, установили газовую плитку и зажгли газ. Вскоре в палатке стало так тепло, что мы даже сняли ватные куртки. Разложив на раскладушках, меховые спальные мешки, в первый раз за время пребывания на льдине раздеваемся, забираемся в теплые вкладыши (матерчатые мешки с прокладкой из гагачьего пуха), застегиваем «молнию», оставляя открытыми только нос и рот, и засыпаем на полуслове
Должности повара на дрейфующей станции не было, поэтому пищу нам приходилось готовить по очереди. Сегодня наступил мой черед выступить в незавидной роли кока. Дежурство по камбузу в наших условиях по существу начинается еще с вечера предыдущего дня. Все продукты (за исключением спирта) замерзают. А привезенные буханки хлеба давно уже превратились в настоящие кирпичи. Поэтому продукты и хлеб приходится отогревать в жилой палатке еще с вечера, подвязывая их на ночь к потолку. Натопленная из снега вода, необходимая для приготовления пищи, тоже успевала за ночь замерзнуть. Утром следовало ее поскорее оттаять, чтобы успеть вскипятить чай или сварить другой, менее желательный для повара, но более приятный для остальных напитоккофе или какао. Пока не было разработано определенное меню на каждый день недели, по утрам на столе чаще всего появлялся чай: приготовить его было проще всего.
Помимо приготовления пищи сколько посуды надо перемыть за день при трехразовом питании: целую гору кружек, чашек, тарелок, ложек, вилок! Да еще кастрюли вычистить. И сколько для этого воды надо натопить из снега! Только здесь оценили мы невидный и неблагодарный труд женщин и стали его по-настоящему уважать.
Большинство участников экспедиции совершенно не было искушено в кулинарии, а те, кто даже и имел кое-какие навыки в этом деле, обычно умели готовить лишь для двух-трех человек. Здесь же надо было накормить минимум 14 мужчин, причем часто это число еще увеличивалось за счет гостей и летчиков. Поэтому дежурному коку приходилось решать задачи, связанные не только с качеством нищи, но и с ее количеством. А в этом никто совсем не имел опыта. Правда, перед отъездом из Ленинграда я консультировался с женой, как приготовить то или иное блюдо. Полученные мною сведения были чисто теоретическими и совершенно вылетели из головы, за исключением рецепта одного супа, называемого в нашей семье «охотничьим».
Когда подошла моя очередь дежурства на камбузе, я решил удивить товарищей этим самым «охотничьим» супом. А на второе выбрал гречневую кашу и жареные эскалопывроде немудреные блюда.
Итак, я дебютировал в роли повара. Прежде всего я взял одну из самых больших кастрюль и собрался насыпать туда крупу. Но сколько же? Этого я не мог себе представить. Я обратился за консультацией к «опытному» в этом деле товарищу, он посоветовал мне насыпать почти полную кастрюлю.
Я так и сделал. Но едва каша закипела, объем ее стал катастрофически увеличиваться, и вскоре мое варево неудержимо полезло из кастрюли Пришлось действовать решительно. Я быстро сгреб поварешкой возвышавшуюся над краями кастрюли лишнюю кашу, но крупа все продолжала разбухать, так что мне пришлось не раз повторять этот маневр. Вскоре вся свободная кухонная посуда была занята полуразварившейся крупой, а из кастрюли как из рога изобилия продолжала лезть все новая и новая каша.
Я поминутно поглядывал на часы: не наступило ли время, когда нужно стучать колотушкой о подвешенный на треноге пустой баллон из-под газасозывать всех на обед. Поглощенный лихорадочной борьбой с кашевой лавиной, я не сразу обратил внимание на запах горелого. Это подгорела каша. Я схватил последнюю свободную кастрюлю и, заполнив ее крупой только на одну треть, начал варить кашу заново, стремясь во что бы то ни стало поспеть к началу обеда.
Три удара в «гонг»и из разных уголков лагеря к «кают-компании» быстро зашагали проголодавшиеся товарищи. Через несколько минут они, весело подшучивая друг над другом, шумно рассаживаются за большим самодельным столом. Стульями служат обшитые мешковиной металлические коробки, в которых хранятся наши десятидневные пайки.
Все поглядывают на кастрюли и сковородки. Чтобы несколько отвлечь внимание товарищей от сегодняшнего меню, я уставил стол всевозможными закусками: тут и колбаса разных сортов, и мороженый сыр, и сливочное масло, и разные рыбные консервы.
Приходит время ставить на стол суп. Большая кастрюля прямо с пылу с жару на столе. Поднимаю крышку, и, как мне кажется, приятный аромат заполняет всю палатку Костя Чуканин, признанный авторитет в вопросах кулинарии, берет поварешку и начинает искать на дне густую, наиболее вкусную (по мнению большинства) часть супов и борщей. Увы! В «охотничьем» супе ее вообще не оказалось! Мелко нарезанный картофель и мясной фарш, положенные (в соответствии с рецептом) в суп, совершенно разошлись в бульоне, образовав однородную жидкую массу Каша оказалась все же недоваренной, эскалопы пережаренными. Только компот, в которой я добавил клюквенной эссенции, был на высоте.
Да, случается, что колпак повара потяжелее шапки Мономаха! Конечно, от кулинарных упражнений страдали не только повара, но и потребители нашей стряпни. Однако эти страдания переносились всем коллективом с мужеством и юмором. Объяснялось это не только завидным аппетитом, но и сознанием того, что каждому в свое время придется выступить в роли кухарки.
Прошли первые десять дней нашей жизни на льдине, связанные с тяжелыми работами по устройству лагеря и перевозке грузов. Наконец появилась возможность заняться установкой оборудования и приборов, организацией наблюдений.
Одними из первых оборудовали свою площадку наблюдений и установили на ней приборы метеорологи. Сразу же после высадки станции они наладили регулярную передачу по радио на Большую Землю метеорологических сводок, необходимых для предсказания погоды.
Аэрологи также успешно подготовились к сложным наблюдениям за верхними слоями воздуха. Под защитой установленной на одной из площадок брезентовой ширмы они собрали газогенераторную установку, наладили с ее помощью получение водорода и зарядили им два больших газгольдера. Недалеко от этой площадки оборудовали и другую, для выдержки и запуска радиозондов.
У гидрологов работа очень трудоемкая, поэтому им помогают все свободные от работы товарищи. Действуя то пешней, то взрывчаткой, они пробивают лунки в трехметровом льду, над лункой для защиты от непогоды устанавливают палатку. Скоро гидрологи опустят в океан свои приборы и начнут промеры глубин, измерения температуры и солености воды, скорости течения на различных горизонтах. С помощью трубок они будут извлекать со дна океана пробы грунта, а специальными сетками вылавливать мелкие и микроскопические растительные и животные организмыфито- и зоопланктон. Эти организмы, переносясь течениями, служат косвенными показателями проникновения в Северный Ледовитый океан атлантических и тихоокеанских вод.
Магнитологи установили на треноге свой теодолит и, как только позволяет погода, определяют координаты нашей льдины, чтобы нанести на карту ее капризный дрейф. Как ни странно, но он удивительно беспорядочен, направление его меняется чуть не каждый день: то нас тащит на север, то несет обратно на юг. Часто обнаруживается перемещение ледяного поля на запад или на восток. Наладив радиосвязь с Большой Землей, радисты установили затем телефонную связь между лагерем и аэродромом.
Наша ледоисследовательская группа состоит всего из двух человекВани Петрова и меня. Днем, захватив с собой буры, мы измерили толщину льда на замерзшем разводье. Лед там ровный, в среднем около 1,4 метра. Заодно пришлось заняться выбором площадок для наблюдений над таянием и нарастанием льда, образованием снежниц, температурой льда на разных горизонтах и т. п.