Мы оставались в деревне до рассвета. Поспать удалось на жестких бамбуковых нарах не больше двух часов. С восходом солнца, пожелав молодым хорошей жизни, тронулись в обратный путь. Так, мы совершенно случайно оказались очевидцами свадьбы в селении каренов. А чем примечательны свадебные обряды в остальной части Таиланда?
Повсюду в моде оракулы, предсказывающие наиболее удачные дни для бракосочетания. Однако по азиатским стандартам брак в Таиланде можно считать относительно свободным от каких-либо предрассудков, ограничений или сложных формальностей. При выборе жениха или невесты с родителями обычно советуются. Моральные устои требуют, чтобы юноша и девушка встречались при родителях. Если семьи более или менее состоятельны, они обмениваются подарками. Родители жениха и невесты выделяют молодоженам какую-то часть земли, строят для них дом. Если семьи бедны, молодожены довольствуются приютом стариков. Неимущие крестьяне обходятся, как правило, без праздничных обедов. Жених приходит в дом невесты, и на этом заканчивается весь ритуал. Вообще же по свадебному столу принято судить о достатке дома, о том, какое место в обществе займут муж и жена. Нередко на богатую свадьбу затрачивают до 50 тыс. бат. Бракоразводный процесс довольно прост. Сейчас в Таиланде с улыбкой вспоминают те времена, когда муж имел право как вещь продать любую из жен, за исключением первой, «непродажной», с которой приходилось в случае необходимости разводиться по закону. С усмешкой вспоминают и устаревшую пословицу: «Женщиназадняя нога слона». Иными словами, она была обязана идти туда, куда ее поведут.
В Чиангмай мы возвращались уже по знакомой дороге. С вершины последнего перевала открылся вид на местный храм, который стоит на высоте 1100 м, венчая поросший вековым лесом холм. Храм ежедневно посещают сотни паломников.
Чайные заросли на холмах
«Там рай»так называют в Таиланде подсечно-огневое земледелие. Оно практикуется во многих районах страны, но особенно в северных, населенных малыми народностями. От урожая, собранного на полях при подсечном земледелии, зависит около миллиона крестьян-. Ежегодно под перелогом находится свыше 500 тыс. акров земли. Подсчитано, что при такой агротехнике требуется в 1015 раз больше земли, чтобы прокормить семью, чем при обычном земледелии. И все же более 11 процентов населения Северного Таиланда вынуждено заниматься подсечно-огневым видом агрикультуры. На это людей толкает отсутствие сельскохозяйственной техники, удобрений.
Комиссия, специально обследовавшая положение в районах подсечно-огневого земледелия, предложила ввести там культуры чая и кофе, что, по мнению комиссии, положит конец уничтожению лесов и хаотическому передвижению племен в поисках новых лесных угодий. В рекомендациях комиссии указано, что надо сделать, но ни слова о том, каким образом можно этого добиться. Сравнительно недавно проводился опыт по разведению кофейных деревьев под Лампангом, и оказалось, что местные климатические условия были недостаточно хорошо изучены. В результате туда были завезены не те сорта саженцев. А та часть посадок, которая все же прижилась, вскоре погибла от пожаров. Эксперимент не был научно подготовлен и все затраты фактически пошли на ветер.
Несколько иное положение с чайным кустом. Народности мяо и лао, проживающие к северу от Чиангмая, издавна научились обрабатывать листья дикого чая. Недавно богатый землевладелец из Чиангмая Тронг Данг скупил у племени мяо земли, заросшие диким чайным кустом и построил чайную фабрику. Она производит черный и зеленый чай не очень высоких сортов, и хозяин продает его в Чиангмае и Бангкоке. Тронг Данг делает попытки улучшить сорта кустов, постепенно заменяет их культурными Но все это капля в море. Мяо и лао по-прежнему собирают листья с диких кустов и производят низкосортный чай «мянг».
Мы побывали на одной из таких «плантации». Полтора десятка хижин лестницей спускаются с крутолобого холма в долину безымянного ручья. Через него переброшен висячий шаткий мостик на скрученных из лиан канатах толщиной в две руки. Холм на том берегу курчавится чанным кустарником. Дикий куст зацветает в самом начале дождливого сезона. Мы приехали на плантацию в ту пору, когда женщины приступали к сбору листа. Среди густой сочной зелени мелькают их черные с красной оторочкой тюрбаны и оголенные по локоть руки. Когда висящая за спиной конусообразная корзина наполняется до краев листьями, сборщица, пригнувшись под ее тяжестью, медлен но бредет к ручью. Здесь, па песчаной отмели, уже высятся горы зеленого сокровища. Девочки лет восьми-десяти складывают листочки в пачки сантиметров по пятнадцать в толщину и перевязывают тонкой бамбуковой дранкой.
К сумеркам, когда обрывать листья уже трудно, мужчины раскладывают на берегу ручья костры, кипятят в чанах воду. Заложенные в деревянные сита пачки листьев укрепляются над кипящей водой. Пар, проходя через дырочки сита, распаривает листья. Из зеленых они становятся бурыми, насыщенными влагой. Их вытряхивают на бамбуковые носилки и по зыбкому мостку переносят в деревню. Там ссыпают в земляные ямы и оставляют на неделю кваситься. «Мянг»это и есть «квашеный». Производители «мянга» сбывают свой продукт далеко за пределами Северного Таиланда.
Мы беседовали с жителями деревушки, интересовались, есть ли у них желание выращивать культурный чай. Суммируя все точки зрения наших собеседников, можно сказать, что они готовы принять любое предложение властей, лишь бы повысить свои доходы. «Но практических шагов пока никто не делал, сказал нам молодой парень, по имени Муанг. Подсечное земледелие и дикий чайный куст кормят нас. А что будет дальше, мы не знаем в его голосе звучал неприкрытый пессимизм. У нас слишком много болезней, закончил он, и я не знаю, можно ли излечить их с помощью одного чайного куста».
Адский промысел
Чиангмай считается в Таиланде северным городом. К тому же он лежит на 300 м выше уровня моря. Поэтому здесь нет изнуряющей духоты и влажности, свойственной равнинам юга страны. Воздух чистый и прозрачный, ветры приносят на улицы запахи недалеких джунглей. Окрестные реки поражают своей девственной голубизной, сквозь толщу их воды, как сквозь линзу многократного увеличения, можно разглядывать песчинки на дне русла. Чиангмай славится как горный курорт.
Прогулка по вечернему Чиангмаю особенно приятна. По каменным мостовым ползут тени от неярких уличных фонарей. Редки прохожие, автомашин еще меньше. В уличных закусочных запоздалые путники едят лапшу или рис с рыбной приправой, утоляют жажду зеленым чаем.
Закончился последний сеанс в кинотеатре, над фасадом мигнула и погасла реклама очередного ковбойского фильма. Спешат по домам зрители. Сворачивают свою торговлю хозяева уличных закусочных. И только в двух окнах ночного кафе, которые выходят к почерневшей от дождей, покрытой зеленым мхом каменной стенке грязного клонга, еще долго будет гореть электричество. Сквозь узкие щели жалюзи свет падает тонкими штрихами на вымершую мостовую. Из-за поворота в переулок велорикша вывел свою коляску. Ее сразу узнаешь по крошечному фонарику под рулем. Он не столько освещает путь, сколько предупреждает встречных водителей: будь осторожен, сбавь скорость. Велорикша мягко притормаживает возле светящихся окон. С коляски сходит мужчина. Поздний гость облачен в белую сутану католического священника. Он высок, худощав, очки в золотой оправе плотно сидят на мясистой переносице. Широкие скулы, выдающийся вперед тяжелый подбородок. В руке кожаная черная папка. Гость смотрит на часы и нажимает кнопку входного звонка. Несколько секунд проходят в томительном ожидании. Наконец открывают. На пороге молоденькая девушка. Ее лица не видно. Виден только ее четкий силуэт в освещенном дверном проеме.
Добрый вечер, отец! Ее голос тих и почтителен.
Добрый вечер.
Девушка делает шаг в сторону с глубоким поклоном. Священник незаметным движением, приподняв полы сутаны, перешагивает через порог. Дверь мгновенно закрывается
Мы тоже голодны, мы тоже хотим попасть в кафе. Звоним два раза. Объясняем, что ресторан в гостинице уже закрыт, что не прочь выпить по чашечке кофе. На одну улыбку получаем десять в ответ. Китаец-хозяин с поклоном показывает нам столик у окна. Святой отец уже сидит в дальнем углу, листает какую-то книгу. Пронзительный взгляд из-под очков в нашу сторону. Теперь мы видим, что он европеец, вероятно миссионер. Что занесло его сюда в столь позднее время?
Кофе подан. Хозяин, пятясь, отходит к столику священника, почтительно присаживается на краешек стула.
Склонившись над столиком, пастор мешает ложечкой кофе и что-то говорит хозяину ночного заведения. Обрывки слов долетают до нас: «Лицензию достану», «послать своего человека», «торги состоятся», «полторы тонны»
Случайно прочитанное накануне в газетах сообщение позволяет догадаться, о чем идет приглушенный разговор в дальнем углу. Заметка гласила: «Полиция конфисковала у контрабандистов 28 тонн опиума. Из них 16 тонн будут распроданы на аукционе для медицинских и научных целей. Каждый иностранец, желающий приобрести его, должен иметь от правительства своей страны импортную лицензию и вывезти купленный опиум в течение двух месяцев». Ни пастор, ни его визави ни разу не произнесли слово «опиум», а может быть, мы просто его не услышали. Но содержание беседы было и так ясно.
Святой отец расплачивается с хозяином, «забывает» на столе черную кожаную папку и широким шагом проходит к выходу. Поравнявшись с нашим столиком, он кивает головой и исчезает в ночи
В Таиландестране, где сосредоточено тайное производство наркотиков, официально закрыты курильни опиума. Однако этот грязный бизнес процветает в обход всех законов. Святой отец из Чиангмая, связанный с шайкой контрабандистов, был в конце концов задержан полицией. Но этот случай далеко не единичный. Однажды в Бангкоке мы зашли в жаркий полдень в бар выпить стакан лимонного сока. За столиком оказался знакомый журналист. Обменявшись новостями, он рассказал: «Этот бар открыли на паях три эмигранта. Один приехал из Англии, другой из Австралии. Третийамериканец. Служил в армии. Имеет собственный спортивный самолет. Совершает постоянные рейсы в Сингапур, Сянган. Он при баре в качестве воздушного извозчика. Мотается, как челнок, туда-сюда».
Наш знакомый совсем перегнулся через столик и перешел на полушепот: «Все говорят, что рыльце у него в пуху. Не бананы же он переправляет в Сингапур! Там своих хватает. Бар для него лишь ширма. В Бангкоке самая низкая цена на опиум. У горцев из-под Чиангмая можно купить фунт сырого опиума за 25 долларов. А в Сингапуре тот же фунт можно сбыть за 200 долларов».
И вот мы в деревне горцев Северного Таиланда за городом Чиангмаем. В крошечной деревушке, прилепившейся к лесистому склону, видны только старики да дети. Нас сопровождают два школьных учителя, которые по совместительству выполняют в этой деревне обязанности блюстителей порядка. К нашему удивлению, они объяснили отсутствие в деревне основной части жителей следующим образом: «Скоро наступит пора посева опиумного мака. До основных полей отсюда добираться десятьпятнадцать дней. Вот все и ушли. Потом до февраля крестьяне будут сидеть дома. А в марте уйдут собирать урожай».
Мы слушали этих «блюстителей» порядка и не верили своим ушам. Ведь властями на них возложена обязанность выявлять торговцев опиума. А им и выявлять-то нечего: все как на ладони!
«Мак сам по себе еще не опиум, цинично разъяснял наши недоуменные вопросы учитель-полицейский. Вот когда его повезут в Бангкок, тогда мы будем вскрывать тюки с хлопком, разрезать апельсины, вскрывать автомобильные шины. Словом, искать опиум везде и всюду. На этом можно неплохо подзаработать. А сейчас для нас не сезон».
Для выращивания опиумного сорта мака в Таиланде наиболее благоприятны горные почвы северной части страны. Крестьяне сеют мак в начале дождливого сезона на северных и восточных склонах гор, а уже к февралю красивые, пурпурно-красные цветочки покрывают поля. Когда лепестки опадают, зеленую сердцевину процарапывают ножом. Белое клейкое выделение стекает каплями, под воздействием воздуха оно темнеет. Сырой опиум несколько раз кипятят, чтобы очистить от примесей и грязи, а затем формуют в бруски весом до одного фунта.
Большая часть опиума, выращиваемого в северных провинциях Таиланда, предназначается для отправки в Бангкок, где имеются тайные фабрики по производству героина.
Доставка опиума в Бангкоктрудное и опасное дело. Его везут караваны мулов или переносят носильщики по горным тропам в течение 1045 дней. Контрабандисты, вооруженные автоматическим оружием, охраняют караваны от налетчиков, соперничающих банд и полицейских. Стычки здесьобычное явление, часто бои ведутся по ночам в густых джунглях. Обычно налеты полиции безрезультатны: грузы постоянно переходят из рук в руки. Контрабандисты делят их на мелкие пакеты и прячут под сиденьями в автомобилях, складывают в будках машинистов на паровозах, закапывают в мешки с рисом и даже закладывают в фальшивые крыши специально построенных автобусов.
Распространение и употребление наркотиков вызвано прежде всего страшным социальным неравенством, нещадной эксплуатацией, беспросветной нуждой, царящими в мире капитала. Задавленный тяжелой жизнью, постоянными невзгодами, угрозой потерять работу, человек пытается найти минутное забвение в трубке с опиумом. Даже некоторые западные журналисты, изучающие проблему распространения наркотиков, невольно приходят к выводу, что главная вина в этом адском промысле лежит на самом капиталистическом обществе.
ПЛАТО ЖАЖДЫ
«Пояс бедности»
Северный Таиланд с его горными цепями, вытянутыми в меридиональном направлении, и привольными лугами между ними, район, покрытый густыми тиковыми лесами, остался позади. Мы выехали на огромное блюдцеобразное плато Корат, приподнятое над уровнем моря в среднем на 190 м. Этот район, раскинувшийся на 60 тыс. кв. км, находится в северо-восточной части Таиланда. Он крайне страдает от недостатка воды: здесь, в условиях колоссальной испаряемости, выпадает всего 1 тыс. мм осадков в год, в то время как в районе Бангкока за один май выпадает 250 мм. Строительство небольших оросительных систем на плато началось в 1939 году. Однако годы войны помешали осуществлению намеченных планов. После окончания второй мировой войны были разработаны новые проекты, но их претворение в жизнь идет весьма медленными темпами. В 1966 году в провинции Конкен началось сооружение ирригационных каналов Кампонг.
Северо-восток населен в основном народностью лао, кхмерами и камбоджийцами. Его называют поясом бедности. До недавнего времени он был отрезан от богатой центральной равниныбассейна Чао-Прайи. До 1958 года ни одна дорога не вела в этот засушливый, отсталый, бесплодный район. Обочины шоссе, по которому мы ехали, покрывали пыльная сухая трава, желтый бамбук, безлистный колючий кустарник. А дальше насколько хватал глаз почти голая, ждущая влаги равнина. Только от одного этого печального ландшафта пересыхает во рту. И все же население каким-то образом умудряется возделывать рис, кукурузу, сахарный тростник, джут, бобы, земляные орехи, табак. Земляные орехи крестьяне продают на рынке перекупщикам. А те отправляют их в Бангкок и за границу, где орехи широко используются в промышленности по производству мыла, маргарина, парфюмерии. Кое-где крестьяне разводят рогатый скот, свиней, домашнюю птицу.
В деревушке Сусао, где мы остановились на привал, нас встретил полковник Суддимондала. Он окончил университет и сейчас возглавляет так называемую мобильную группу развития. Суддимондала рассказал, что такие группы были созданы несколько лет назад решением правительства. Они предназначены для борьбы с бедностью, невежеством, болезнями. В этот край направлены специалисты сельского хозяйства, опытные администраторы, врачи, учителя.
Наш собеседник рассказывал:
Когда наша группа прибыла в деревню Сусао, урожаи здесь были очень низкими. Мы помогли проложить дороги, построили больницу, школу, а жители получили самый высокий урожай за все время существования деревушки.
А какой урожай риса в среднем теперь снимают с одного рая?
Полковник задумался, пригладил волосы, потом сказал:
Хотя рис здесь считается основной культурой, один рай дает не более 200 килограммов зерна, тогда как в других местах средний урожай составляет 275350 килограммов.
Он помолчал и, глядя на пыльный носок своего ботинка, добавил:
И еще одна беда. Народ все время живет в долг. Доходы на душу населения в северо-восточном Таиланде составляют лишь две трети средних доходов центральных районов. Семья в этой деревне имеет средний доход 249 бат, а расходует 308 бат. Люди залезают в долги к ростовщикам, разоряются Обпщя экономическая отсталость Таиланда ведет к аграрному перенаселению северо-восточных районов. Здесь образовался «излишек» рабочей силы в три миллиона человек. Это вынуждает крестьян идти на любые кабальные соглашения с деревенскими богатеями, чтобы хоть как-то существовать.