Это письмо до сих пор служит одним из главных обвинений против Влада. Подлинник его не сохранился, и о содержании мы можем судить только по копии, включенной в текст «Комментариев» папы Пия II. Из нее следует, что письмо написано 7 ноября 1462 года в местечке Ротель (ныне Чиснэдиу близ Сибиу); кроме него, будто бы были еще два письма, адресованных великому везиру Махмуд-паше и Стефану Молдавскому, но о их содержании ничего не известно. Вот текст этого документа:
«К императору императоров, царю царей земных, сыну великого Амурата, великому султану Магомету, да будет он счастлив, обращаюсь я, Иоанн Влад, воевода Валахии и покорный слуга Вашего величества. Припадаю к Вашим стопам, о император, и смиренно прошу позволить мне снова править моей страной и дать мне искупить мои великие прегрешения и ошибки. Я осознал, сколько зла в своем безумии я принес Вам и Вашей стране, но прошу Вас не оставить меня своей милостью и позволить мне заслужить прощение. Я хорошо знаком с Трансильванией и Венгрией и знаю там все дороги и пути. Если Вы удостоите меня своей милостью, я искуплю свое зло тем, что предам в Ваши руки всю Трансильванию, откуда Вам будет легко достичь Венгрии, а мои командиры проведут Вас через все препятствия. Остаюсь навеки Вашим покорным рабом, о великий император, да продлит Всевышний Ваши дни!»
Этот цветистый, угодливый стиль ничем не напоминает другие письма Дракулычеткие, деловитые, без всякой лести или самоунижения. К тому же письмо написано на латыни, а не по-славянски, как большинство документов воеводы, там нет ни его титула, ни подписи. Папа Пий упоминает, что первоначально язык документа был «болгарским», то есть славянским, но этого неведомого подлинника никто не видел. Король Матьяш славянского языка не знал, и, очевидно, в его руки сразу попало латинское письмо. Не проще ли предположить, что оно изначально было сфабриковано человеком, не знавшим ни языка воеводы, ни стиля его переписки, но очень желавшим опорочить его? Можно вспомнить, что такое же письмо в свое время будто бы отправил султану отец Влада, что и стало основанием для его убийства. Возможно, этот пример подал идею тому, кто решил сфабриковать письмо Дракулы. Подлинным оно просто не могло быть: господарь прекрасно понимал, что после всего, что он совершил, султан никогда не доверится ему. Даже если он действительно выдал бы османам Матьяша, его ждал бы в лучшем случае почетный плен в какой-нибудь крепости, а в худшемзолоченый кол. Ходили слухи, что Мехмед II уже приготовил такой для своего злейшего врага Казыклу. Да и зачем ему Влад на валашском троне, если у него уже есть покорная марионетка в лице Раду?
Но если письмо подделали, то кто был его автором? Историки обычно грешат на мстительных саксова конкретно на священника брашовской Черной церкви Иоганна Рейделя, который примерно в то же время сочинил и послал королю Венгрии меморандум о «неописуемых преступлениях валашского воеводы Влада». В этом случае Матьяш Корвин предстает наивным простаком, поверившим навету. Но простаком король ни в коем случае не был; очернение противников, в том числе посредством клеветы, было для него обычным делом. Да и все его поведение во время трансильванского похода показывало, что он стремился не договориться с Дракулой, а избавиться от него. Не предположить ли, что именно он пустил в ход фальшивое письмо, сфабрикованное его секретарями или вовремя подброшенное услужливым священником? При этом король даже не потрудился объяснить, как этот документ попал в его руки. Бехайм пишет лишь, что Матьяш, уже выступив в поход на турок, в пути каким-то образом разгадал замысел Дракулы и велел Искре схватить его. Звучит неубедительно: мы знаем, что ни в какой поход король не выступал, а операция по захвату воеводы была тщательно подготовлена.
Немецкие памфлеты считают иначе: война с турками там вообще не упоминается, чтобы не вызывать лишней симпатии к Дракуле, а говорится, что король велел арестовать его за неслыханные зверства. Федор Курицын излагает еще одну версию: «Однажды пошел на него войной венгерский король Матьяш. Выступил Дракула ему навстречу, сошлись, и сразились, и выдали Дракулу изменники живым в руки противника. Привели Дракулу к королю, и приказал тот бросить его в темницу. И провел он там, в Вышеграде на Дунае, в четырех верстах выше Буды, двенадцать лет. А в Мунтьянской земле король посадил другого воеводу». Это, как и многие свидетельства русского дипломата, близко к истине, хотя упомянутое «сражение» свелось к короткой стычке у подножия Кёнигштейна, в которой не ждавший предательства господарь был обречен на поражение.
Ян Искра отвез своего пленника обратно в Брашов и там передал, как было условлено, гвардейцам короля Матьяша. Те доставили господаря в Алба-Юлию (Карлсбург), где его заключили в крепость и формально предъявили обвинение в измене, продемонстрировав злополучное письмо. Дракула всё отрицал, справедливо указав вдобавок, что он не является подданным венгерского короля и, значит, никак не может изменить ему. На дознавателей, равнодушно выполнявших чужую волю, это никак не повлияло. Через несколько дней санный возок с господарем двинулся дальше и через Турду и Клуж добрался до венгерской границы. В канун Рождества 1462 года он достиг Буды. Оттуда Дракулу то ли сразу, то ли несколько месяцев спустя увезли в крепость Вышеград в нескольких милях от столицы, где заключили в высокую Соломонову башню.
Матьяш со своим войском тут же вернулся в Венгрию, подтвердив подозрения, что подлинной целью его похода была не война с турками, а поимка валашского воеводы, которого в Европе считали главным паладином будущего крестового похода. Польский историк Ян Длугош даже писал о возникшем у многих впечатлении, что венгерский король вступил в сговор с турками. Но и для турок случившееся было неожиданностью, хотя и приятной, о чем цветисто писал Турсун-бег: «В отчаянии Влад со своими людьми устремился в землю венгров. Он принес королю Венгрии много несчастий, и воздаянием за это стала его собственная погибель. Думая избежать пасти льва, он тут же попал в когти воронакороль взял его в плен». В недоумении были не только иностранцы, но и венгерские сановники. Даже хорошо информированный Антонио Бонфини писал: «Король перешел Альпы, будто бы для того, чтобы освободить из рук турок Дракулу Придя туда, он, не знаю по какой причине, ибо никто вполне этого не понял, захватил Дракулу в Трансильвании, другого же Дракулу (имеется в виду Раду Красивый. В. Э.), назначенного в эту провинцию турками, вопреки всеобщему ожиданию, утвердил: этого же привел в Буду пленником».
В «Истории воеводы Дракулы» арест воеводы оказался связан с его предстоящей женитьбой: «Слушайте теперь, как старый правитель Венгрии пленил Дракулу. Этот правитель написал ему письмо, предлагая свою дочь в жены. И Дракула явился туда в чудесном настроении, приведя с собой девять сотен лошадей, и был принят с честью. И правитель отдал ему дочь на словах, а не на деле, замыслив в душе иное. Когда брак был заключен, тесть отправился с большой свитой провожать Дракулу назад в его страну и там остановился и спросил: Достаточно ли далеко я проводил тебя? Да, господин,ответил Дракула, уверенный, что скоро доберется домой. И тут его окружили и взяли в плен, и сегодня он еще жив». Не зная деталей случившегося, автор сочинил сказочную историю, возможно, спутав Дракулу с его отцом, поскольку под «старым правителем» (а не королем) Венгрии наверняка имелся в виду Янош Хуньяди. Характерно, что даже в этом сочинении, враждебном Дракуле, поведение «правителя» осуждается как коварство.
В Европе пленение валашского князя вызвало настоящий переполох. От послов при венгерском дворе срочно требовали отчетов о случившемся, и придворным Матьяша пришлось потрудиться, чтобы навязать миру свою версию. Уже упоминавшийся венецианский посланник Пьетро де Томмази сопровождал короля в Трансильвании, поэтому его сообщения за ноябрь стали бы бесценными источниками если бы их не конфисковали по приказу свыше. Видимо, та же судьба постигла сообщения нового посла Джованни Аймо, которому велели узнать всё о переговорах Матьяша с новым валашским князем и о том, не собирается ли король заключить сепаратный мир с турками. Такие слухи упорно циркулировали в европейских столицах, особенно в Риме, откуда в январе 1463 года прибыл в Буду легат Никколо из Модруссы.
Чтобы развеять подозрения папского посланца, ему позволили даже встретиться с узником в Вышеградеправда, ненадолго и под строгим контролем венгерских вельмож. Вот как итальянец описал увиденное зрелище: «Он был не слишком высоким, но весьма мускулистым и сильным, с надменным и пугающим выражением лица; имел большой орлиный нос с выдающимися ноздрями и удлиненное красное лицо, на котором длинные ресницы обрамляли большие, широко открытые зеленые глаза; густые черные брови делали его выражение угрожающим. Его щеки и подбородок были выбриты, за исключением усов на верхней губе. Вздутые вены на висках делали его голову еще больше. Бычья шея соединяла голову с широкими плечами, на которые спадали волнистые черные кудри. Король рассказал мне, а его секретари подтвердили, что по приказам этого человека за короткий срок было истреблено самым жестоким образом 40 тысяч людей обоего пола и всех возрастов, принадлежавших к враждебным ему партиям. Некоторых из них переехали колесами повозок, другим выпустили внутренности, третьим вбили колы в голову, в пупок, в грудь или, стыдно сказать, в причинное место, так что конец кола выходил у них, еще живых, изо рта. Доходя до предела жестокости, он убивал младенцев вместе с их матерями, протыкая их одним колом, а иных приканчивал другими варварскими способами, мучая их орудиями, которых не могли измыслить даже самые свирепые тираны».
Похоже, епископ не сомневался, что этот «надменный и пугающий» человек способен на любое преступлениепо слухам, его уверенность подкрепили щедрые дары Матьяша. Король позаботился и о другом: уже летом 1463 года Михаэль Бехайм продемонстрировал публике свою поэму о злодеяниях Дракулы. Вероятно, ее заказали поэту сразу после пленения господаря, и сделать это могли только доверенные лица Матьяша. Они же уже через двадцать лет поведали русскому дипломату Курицыну истории о страшном воеводе, в том числе такую: «Рассказывали о нем, что, и сидя в темнице, не оставил он своих жестоких привычек: ловил мышей или птиц покупал на базаре и мучал иходних на кол сажал, другим отрезал голову, а птиц отпускал, выщипав перья». О том же писали, как мы увидим, и другие современники, но источник слухов был одиндвор короля Венгрии.
Вскоре дружные усилия немецкого мейстерзингера и его приятеля-монаха породили целый вал обличающих Дракулу памфлетов, обошедших всю Европу от Лондона до Кракова. Читатели, с суеверным ужасом внимавшие рассказам о преступлениях валашского воеводы, не задавались вопросом, который закономерно возникает у историков: почему обо всем этом стало известно только после пленения Влада? На дворе стояли не средние века, когда новости распространялись годами, а эпоха Возрожденияуже появились первые газеты, дипломаты и купцы быстро разносили важные или просто курьезные новости с одного конца континента на другой. Тем не менее целых шесть лет информация о чудовищных по размаху и жестокости деяниях князя не выходила за пределы его маленькой страны. Не возник у читателей и другой вопрос: как в трансильванских деревнях, все население которых не превышало трехпяти тысяч, Дракула мог посадить на кол двадцать, а то и тридцать тысяч человек?
Поневоле рождается вывод, что «черная легенда» о воеводе создавалась целенаправленно и активно. И не только придворными Матьяша Корвина или мстительными трансильванцамисочинителей антидракуловских памфлетов в каком-нибудь Страсбурге мало волновали их интересы. Просто Дракула был православным, то есть «еретиком», что позволяло одним приписывать ему самые отвратительные преступления, а другимверить в это. Вспомним, что потом то же самое произошло с Иваном Грозным: большинство негативной информации о нем до сих пор берется из сочинений западных авторов. Вряд ли стоит по примеру иных румынских (и российских) историков объявлять все обвинения в адрес воеводы Влада (и царя Ивана) чистым вымыслом, пропагандой врагов-католиков против святых защитников православной веры. Эти оправдатели оказывают медвежью услугу не только православию, но и самим своим героям, которые отнюдь не стыдились своих жестокостейони были уверены, что творят их в интересах государства.
Стоит отметить, что в обличительной литературе не было единства относительно мотивов действий воеводы. Одни, как дьяк Курицын, считали, что он искренне боролся за порядок и справедливость, но перегнул палкуто ли из-за дурного характера, то ли по наущению Сатаны (слово «зломудрый» допускает оба толкования). Другие, как Никколо из Модруссы, списывали все на злобный, «бестиальный», по терминологии гуманистов Возрождения, нрав князя. Третьи, кивая на «дьявольское» прозвище, однозначно объявляли его одержимым бесом или безумцем, что в то время значило практически одно и то же. Со временем именно последнее мнение обрело наибольший вес и, хотя к началу XVI века памфлеты о Дракуле вышли из моды, а со временем его известность и вовсе сошла на нет, смутная память о «дьяволе на троне» пережила века и привела в конечном счете к появлению Дракулы-вампира.
Был ли Дракула безумен? На этот вопрос можно смело ответить отрицательно. Мы уже видели, что его зверстваво всяком случае те из них, что зафиксированы не поэтами, а историками, совершались не импульсивно, в приступе душевной болезни, а вполне обдуманно. Трезвый, холодный расчет был присущ всем решениям воеводывоенным, политическим и личным. До последних дней жизни он поступал разумно и рассуждал здраво, проявляя недюжинный, пускай и «зломудрый» ум. Другое дело, что пребывание у власти, в обстановке постоянных опасностей и интриг, выработало у него «профессиональную болезнь» правителейманию преследования, которая в сочетании с привычкой к насилию оказалась роковой для многих подданных господаря. Его жестокость часто называют патологической или садистской, но, как уже говорилось, ничуть не лучше вели себя многие тогдашние государи. Болезненность можно увидеть разве что в сочетании несочетаемогокрайней жестокости и неуклонной методичности ее применения. Такое сочетание встречалось у древневосточных деспотов (вспомним хотя бы знаменитого Цинь Шихуана), но европейцам было неведомо, и Дракула, предтеча «идейных» тиранов XX века, не мог не вызывать удивление и ужас.
«Черная легенда» о воеводе сочинялась не только в литературе, но и в живописи. Вскоре в Трансильвании была написана картина «Распятие святого Андрея», где в роли одного из мучителей святого выступал человек с узнаваемыми чертами Дракулы и в характерном головном уборе с пером (сегодня эта картина хранится в венском дворце Бельведер). Нужно отметить, что Андрей Первозванный считался святым покровителем Трансильвании, жители которой сполна испытали на себе жестокость Влада. Чуть позже где-то в Германии появилось еще одно живописное полотно, где Дракула выступал уже в роли Понтия Пилатамучителя самого Христа; эта картина сейчас находится в Национальной галерее Словении в Любляне.
* * *
«Разоблачение» валашского господаря позволило Матьяшу объяснить европейским державам срыв крестового похода, на который король получил крупные суммы от папы Пия и венецианских купцов. Эти деньги он потратил на выкуп у Фридриха III за 80 тысяч золотых форинтов короны святого Стефана, благополучно доставленной в Буду в 1463 году. На самом деле воевать с турками Матьяш не собирался: больше того, он тайно заключил с ними мирный договор, признав Валахию их вассальным владением, а Раду Красивогозаконным государем. Правда, на всякий случай он обзавелся и собственным претендентом на валашский тронэто был брат убитого Дракулой Дана III Лайота Басараб из рода Данешти. Для вида венгерские войска все же вторглись в Сербию и, покружив по ней пару месяцев, убрались восвояси. На эту экспедицию и были списаны полученные Матьяшем деньги, что вызвало глубокое недовольство в Европе. Идея крестового похода была окончательно дискредитирована. В августе 1464 года Пий II целый день ждал в Анконе флот крестоносцев, чтобы повести его на Босфори, не дождавшись, умер от огорчения.
Влад Дракула все это время сидел взаперти в маленькой камере на вершине башни Соломона, стоявшей на берегу Дуная у подножия холма, на котором возвышался Вышеградский дворец. В тюрьме было сыро и холодно, несколько каминов в коридоре зимой немилосердно чадили, но не могли отогреть каменные стены. Кормили знатного узника с дворцовой кухни, но спать ему приходилось на влажной от речных испарений соломеуже через год нестарый еще Дракула согнулся от ревматизма и потерял половину зубов. Лицо его стало бледным от постоянного мрака, глаза ввалилисьтеперь он действительно напоминал вампира. Не применяя к нему пыток, король Матьяш пытал его бездеятельностью, что для энергичного, стремительного воеводы было страшнее всего. К нему почти не пускали посетителей, не сообщали новости, не давали книг. По сообщению Федора Курицына, он от безделья не только сажал на кол мышей, но и шил одежду «и тем кормился». Похоже, это еще один вымысел, призванный запятнать честь господаря простонародным занятием. Строго охраняемому узнику вряд ли могли доверить иглу и портновские ножницы, да и деньги ему не требовалисьсвободу на них все равно было не купить.