С древнейших времен красная жидкость, текущая в человеческих артериях и венах, была не просто символом, но синонимом жизни и человеческой души, и цвет ее считался цветом жизни, любви, плодородия, в отличие от белогоцвета смерти. «Душа всякого тела есть кровь его», говорится в библейской книге Левит. Кому же могла потребоваться эта волшебная жидкость? Конечно, тем, в ком жизни не былово-первых, злым духам, ведьмам, эльфам и прочей нежити. Во-вторых, мертвецам, тоскующим в мрачном загробном мире и мечтающим ожить. Недаром еще в глубокой древности люди в особые дни года, когда грань между миром живых и миром мертвых становилась тоньше (обычно это случалось в зимнее и летнее солнцестояние), мазали себя белой краской, чтобы покойники приняли их за своих и не тронули.
Со временем царство мертвых «благоустроилось» благодаря религии, и страсть к крови стали приписывать только тем мертвецам, кто по разным причинам туда не попалказненным, утопленникам, колдунам, одним словом, всем, кто не был похоронен должным образом, с соблюдением всех необходимых обрядов. Матей Казаку пишет об этом так: «Древние похоронные обряды были необходимы для того, чтобы сопровождать умершего под землей у древних греков и римлян или в небе, рядом с богом Одиному германцев и даков, предков румын. Любое отступление от ритуала, незнание, ошибка или вовсе отсутствие тела (в случае внезапной смерти человека или же убийства его на чужой земле) могли серьезно повлиять на это путешествие. Тогда на помощь приходили символические захоронения без тел, но выполненные по всем правилам. Есть среди них и относительно современные: в Румынии в 1943 году, после Сталинградской битвы, где румынская армия потеряла десятки тысяч погибшими и пропавшими без вести, семьи воинов организовывали как раз похороны без тел, потому что якобы мертвая армия вернулась домой и потребовала, чтобы у них были свои могилы».
Обеим категориям любителей кровидемонам и неупокоенным мертвецамиздревле приписывали множество злодеяний. Древние вавилоняне верили в демоницу Лилит, которая по ночам прилетала к колыбелям младенцев и пила их кровь. В еврейских преданиях Лилит стала первой женой Адама, прекрасной и порочнойпохоже, ее объединили с другим духом, суккубом, который, являясь по ночам к мужчинам в образе красивой женщины, отбирал их сексуальную энергию, которая, как и кровь, воплощала в себе жизненную силу. У древних греков было немало легенд о том, как умершие возлюбленные приходили к юношам, похищая их жизньодну из них пересказал Гёте в «Коринфской невесте». У тех же греков возникли легенды о духах в женском обличье, которые по ночам пили кровь людей, большей частью младенцев. Их называли ламии, эмпузы, стригипоследнее слово в современной Италии означает ведьму, а в Румыниивампира (strigoi).
Но все эти существа были бесплотными духами, лишь для вида принимающими людской облик. Вера в оживших мертвецов, прежде бывших обычными людьми, пришла в античный мир из других краевпрежде всего, с севера Европы, от суеверных кельтов и германцев. Записывать истории о них начали еще в раннем средневековье: так, в 1031 году на церковном соборе в Лиможе рассказали, что тело некоего отлученного от церкви рыцаря каждое утро находили вдали от его могилы. О таких же случаях говорится в «Истории английских королей» Уильяма Ньюбургского (1196) когда в округе начинали пропадать или неожиданно умирать люди, местные жители первым делом шли на кладбище. Вскрыв гроб какого-нибудь нечестивца или колдуна, его, как правило, находили неразложившимся и румяным, с губами, испачканными свежей кровью. В этом случае труп следовало проткнуть мечом («холодным железом», которого боится нечисть), а потом сжечь и развеять по ветру.
В Англии таких мертвецов называли cadaver sanguisugus (кровососущий труп). В Венгрии использовали более емкое название«вампир», происходящее, по мнению ученых, от славянского «упырь». Упыри, правда, были не ожившими мертвецами, а духами людей, погибших неестественной смертьюэто доказывает, что обе категории в поверьях четко не разграничивались. В польском и чешском языках вампира до сих пор называют «упырь». Это слово производится от «парить» или «пар» и связывается со славянским названием летучей мыши«нетопырь». Менее вероятна его связь с тюркским «убыр» (злой дух). Впервые оно упоминается в 1047 году как собственное имя: переписчиком библейских книг в Новгороде был некий Упырь Лихой. В древнерусском «Слове святого Григория» сказано, что язычники приносили жертвы «упырям и берегиням». В более поздних поверьях, особенно украинских и южнорусских, упырь«заложный», то есть неупокоенный мертвец с горящими глазами и длинными железными зубами, иногда поросший шерстью. Он рыщет ночами, убивая и пугая до смерти неосторожных путников, но боится железа и крестане может войти в дверь или ворота, над которыми вырезан крест. Чтобы убить, ему отрезают голову и вбивают в нее железный гвоздь, а тело сжигают.
В Греции вампира прозвали тоже славянским словом «вриколак» (вурдалак). В Румынии он«стригой» или «морой», в Болгарии«полтеник», в Хорватии«кошкима», в Албании«кукути», у цыган«мулло». У немцев был свой вампирNachzehrer или «ночной жеватель»; считалось, что он, лежа в могиле, непрерывно жует, насылая на живых чуму и другие болезни. Чтобы усмирить предполагаемого нахцерера, его рот набивали камнями. Несколько раз при раскопках в Германии и других странах находили скелеты с камнями во ртусвидетельство древности этого суеверия. В исландских сагах часто упоминается драугр, оживший мертвец, который после смерти сильно разбухает и чернеет. Драугр ночью выходил из могилы, подстерегал путников и выпивал из них всю кровь, мог даже врываться в дома, продавливая их крышу своим весом. Чтобы запереть его в могиле, на нее ставили камень с колдовскими рунами.
Хотя Европапризнанный оплот вампиров, похожие существа имеются и в фольклоре других континентов. Арабы и другие народы Ближнего Востока верят в гулейоборотней, которые живут в пустынных местах и обожают кровь и плоть неосторожных путников, особенно детей. В отсутствие живых жертв они разрывают могилы и питаются трупами. Гули могут принимать любой вид: притворяются добрыми старушками, чтобы заманивать в свои сети детей, и прекрасными девами, чтобы выпивать жизнь из молодых людей. Девушку-гуля можно распознать по плохому аппетитуона не может есть человеческой пищии ослиным копытам, спрятанным под ее длинными юбками. У индийцев известны бхуты, которые пожирают мертвых, и веталы, ожившие мертвецы, которые, подобно вампирам, высасывают из людей жизненные силы. В китайском фольклоре известен «живой труп» цзянси, тоже питающийся людской жизненной силойци. Малайские вампиры, пенанггаланы, как и их филиппинские собратья мананангалы, прячутся в джунглях, нападая на женщин и детей, чтобы высосать их кровь. Интересно, что они тоже могут превращаться в летучих мышей, хотя не исключено, что это уже след европейского влияния.
Особая темаоборотни, во многих мифологиях неотличимые от вампиров (хотя в современной масскультуре между ними идет жестокая война). Многие верили, что маги, шаманы, колдуны превращаются в самых разных животных, однако 90 процентов упоминаний оборотничества относится к обращению в волка (ликантропии). Первый такой случай отмечен еще в «Эпосе о Гильгамеше», а позже волки-оборотни или вервольфы стали не менее популярными героями европейского фольклора, чем вампиры. Рассадником их считались такие области, как Польша, Литва, Германия. Во Франции оборотней называли «лугару», в Италии«лупо маннаро», в славянских странах«волколак», которого часто путают с «вурдалаком». В XVIXVII веках по обвинению в оборотничестве были казнены тысячи людей, но число верфольфов не уменьшилось. Их признаками считались заостренные уши, сросшиеся брови, поросшие волосами ладони. Одни оборотни превращались в волка по своей воле, другие неосознанно, но всякий раз это случалось на полнолуние. В течение недели вервольф рыскал по округе, пожирая людей и домашний скот, а потом снова превращался в человека. Еще в 1760-е годы во французском Жеводане свирепствовал волк-людоед, жертвами которого стали 123 человекамногие считали его оборотнем. При этом в Румынии, как и на Балканах, оборотни упоминаются куда реже, чем вампиры, которые, как известно, превращаются в волков так же охотно, как в летучих мышей.
В XIV веке Центральная Европа пережила настоящую эпидемию вампиризма, совпавшую со страшной эпидемией чумы. В панической неразберихе людей нередко хоронили живыми, а потом, когда по соседству кто-нибудь внезапно умирал (что при эпидемии опять-таки не редкость), гроб открывали и видели покойника скорчившимся и перепачканным кровьюведь он отчаянно пытался выбраться из своего плена. В 1343 году прусский барон Штейно де Реттен, умерший от чумы, был похоронен с почестями, а через несколько дней разнесся слух, что ночью его видели вне могилы. Пришлось открыть гроб и пронзить останки барона мечом. Лишь гораздо позже распространилось поверьетоже пришедшее от славян, что протыкать вампира нужно не железом, а осиновым колом, после чего обязательно отрезать голову, опрыскать тело святой водой, а потом сжечь.
К тому времени вампиров, которые прежде считались чем-то вроде природного феномена, окончательно объявили слугами дьявола и начали с ними беспощадную борьбу. Вскоре после смерти Дракулы, в 1486 году доминиканские монахи Шпренгер и Инститорис (Крамер) выпустили в свет знаменитый «Молот ведьм»руководство по поиску и разоблачению прислужников Сатаны, которое предусматривало широкое применение пыток. Инквизиторы, действовавшие практически бесконтрольно, далеко превзошли валашского воеводу в изощренности мучений, которым подвергались их жертвы. Во времена охоты на ведьм, продолжавшейся почти три века и унесшей, по наиболее достоверным оценкам, до 100 тысяч жизней, несчастных женщин (а иногда и мужчин) обвиняли не только в колдовстве, но и в вампиризмеи посылали на костер. В результате те, кто сознательно поклонялся Сатане, начинали приносить в жертву своему кумиру людей и пить их кровь, пытаясь угодить своему властелину.
По мнению судей, именно так поступал знаменитый барон Жиль де Рэ, современник Дракулы, казненный в 1440 году в Руане по обвинению в убийстве более трехсот детей. По одной из версий, он использовал их кровь для алхимических опытов, по другойвызывал с ее помощью злых духов, по третьейбыл ложно обвинен во всем этом королевскими чиновниками, захотевшими отобрать его земли и богатства. Но если даже он был не виновен, маленькие дети (особенно некрещеные) еще долго оставались главной целью сатанистов всех мастей. Другим объектом их вожделения были невинные девушки, кровь которых тоже использовали в колдовских обрядах, прежде всего в проведении «черной мессы».
В 1610 году на востоке Европы прогремело дело венгерской графини Эржебет (Елизаветы) Батори. Начав стареть, эта роковая красавица велела своим прислужникам заманивать в ее замок в Чейте (ныне Чахтице в Словакии) молодых крестьянок, которых она замучивала до смерти как вручную, так и всевозможными орудиями пыток, наподобие специально заказанной ею «железной девы», а потом выпускала из их тел кровь и купалась в ней, пытаясь вернуть молодость. Всего ее жертвами стали от 30 до 650 девушек и женщин. Графиня принадлежала к высшей венгерской знати, однако королевский суд под давлением неоспоримых улик приговорил ее к пожизненному заключению в ее собственном замке, где она и скончалась четыре года спустя в возрасте 54 лет.
Сегодня мало кто вспоминает, что злодеяния Эржебет Батори были следствием общеевропейской «моды» на использование крови в сатанистских обрядах. Но все отмечают, что они имели место в Карпатахтом самом горном краю на стыке Румынии, Венгрии, Словакии и Украины, откуда, как из эпицентра землетрясения, по Европе расходились предания о вампирах. Эта область, где веками смешивались традиции и суеверия разных народов, где постоянно кипели кровавые битвы, где дикая природа всегда была рядом с человеком, оказалась питательной почвой для вампиризма.
* * *
В XVII веке из Юго-Восточной Европы, разделенной между Османской и Австрийской империями, слухи о вампирах начали доходить до Запада, где их принимали на ура, как опасную, щекочущую нервы экзотику. В 1694 году популярный французский журнал «Меркюр галант» посвятил вампирам специальный выпуск. А после 1718 года, когда по Пожаревацкому договору часть Сербии и Банат вошли в состав Австрийской империи, кровососы попали и в официальные документы.
В 1725 году австрийский суд рассматривал дело сербского крестьянина Петра Плогойвица (Благоевича), обвиненногопосмертно! в убийстве девяти человек в его родной деревне Кисилево. Вот как описал обстоятельства дела местный чиновник Иоганнес Фромбальд:
«Спустя 10 недель после того, как в деревне Кисолова, в Рамском районе, подданный по имени Петер Плогойовиц испустил дух и был предан земле, стало известно, что в указанной деревне Кисолова за восемь дней девять особ, как старые, так и молодые, также умерли после тяжкой 24-часовой болезни, и что они, будучи живы, однако лежа на смертном одре, заявляли во всеуслышание, что умерший 10 неделями ранее, помянутый Петер Плогойовиц, приходил к ним во сне, ложился на них и давил таким образом, что они поневоле лишались дыхания Жена упокоившегося Петера Плогойовица, каковая ранее заявляла, что муж приходил к ней и требовал свои опанки или букв. башмаки, ушла из деревни Кисолова в другую. Поскольку у подобных особ (каковых именуют они вампирами) имеются различные знаки, как то тело их не тлеет, кожа же, волосы, борода и ногти растут, как можно увидеть, то подданные единодушно постановили вскрыть могилу Петера Плогойовица и удостовериться, будут ли найдены на нем помянутые знаки
Поскольку ни добром, ни угрозами не способен был я удержать сих людей от вынесенной ими резолюции, то с привлечением градиского попа отправился в указанную деревню Кисолова, где осмотрел извлеченное тело Петра Плогойвица и с всемерно тщательной истинностью удостоверился в том: что первое, ни от данного тела, ни от могилы ни в малейшей степени не исходил зловонный запах, обыкновенно присущий мертвым, и что тело, за исключением носа, каковой несколько отвалился, было весьма свежим, и что волосы, борода и также ногти, из каковых старые упали, росли на нем, и что старая кожа отделилась и под нею показалась новая и свежая, и что лицо, руки, и ноги, и все туловище имели такой вид, что и при жизни не могли бы выглядеть лучше; во рту его я не без удивления заметил некоторое количество свежей крови, каковую, по общему показанию, он высосал из убитых
Покуда я разглядывал это зрелище вместе с попом, чернь более ярилась, нежели тревожилась, после чего в большой поспешности все подданные заострили кол, дабы поразить мертвое тело в сердце, и после сего прокола из ушей и рта не только вытекло много весьма свежей крови, но и случились иные дикие знаки (каковые из высокого уважения я опускаю), и наконец все тело, по их обычаю, было сожжено и обращено в прах, о чем и доношу высокопочтенной администрации с нижайшей и покорнейшей просьбой: ежели совершена была ошибка, то повинен в ней не я, но чернь, что пребывала вне себя от страха».
Дело Плогойвица вызвало такой резонанс, что отчета по нему потребовал сам австрийский император Карл VI. Отчет Фромбальда (кстати, именно в нем впервые письменно употребляется слово «вампир») вошел в диссертацию Михаэля Ранфта, защищенную в том же году в Лейцпиге и названную «О жующих и чавкающих в гробу мертвецах». Немецкий врач первым попытался дать феномену вампиризма научное объяснение: «Этот храбрый человек погиб внезапной насильственной смертью. Эта смерть, какой бы она ни была, могла спровоцировать у выживших видения, которые были у них после его смерти. Внезапная смерть породила беспокойство в семейном кругу. Беспокойство было в паре со скорбью. Скорбь приносит меланхолию. Меланхолия становится причиной бессонных ночей и мучительных снов. Эти сны ослабляли тело и дух до тех пор, пока болезнь в конце концов не приводила к смерти».
В 1731 году похожий случай произошел в сербской деревне Медведже, где крестьянина Арнота Паоле, погибшего при падении с повозки, обвинили в гибели людей и скота. Свидетели рассказали, что Паоле прежде служил в армии в Греции, где его укусил вампир. Знающий, что делать в таких случаях, Паоле раскопал могилу вампира, вбил ему в сердце кол и съел горсть могильной земли, но это не помоглоон сам превратился в кровососа. В отчете австрийского военного врача Иоганна Флюкингера (1732) говорилось: