Дракула не участвовал в обороне Белграда: то ли по собственной инициативе, то ли по приказу Хуньяди он отправился в Трансильванию, чтобы снова побороться за власть. 3 июля старший сын воеводы Ласло Хуньяди написал жителям Брашова, прося у них оружие и солдат, а взамен предлагая прислать им на защиту воеводу Влада, который «будучи в Венгрии, многое обещал и нам, и нашему королю». Возможно, это письмо привез сам Влад, тут же начавший набирать добровольцев в свой отряд. Ему предстояло сразиться с Владиславом, который не отправился на помощь Хуньяди. Это было понятно в свете ухудшения его отношений с венграми, но почему «белый рыцарь», нуждавшийся в любой помощи, не позвал на подмогу своего нового союзника? Возможно, тот ослушался приказа, решив использовать выпавший ему шанс, но есть и другая версияХуньяди опасался, что Владислав вместе с турками ударит на Белград с тыла, поэтому и поручил Владу разрушить этот план.
Собрав силы, Дракула в августе выступил в поход. Его войско состояло из двух тысяч немецких наемников, изгнанников-молдаван во главе с принцем Стефаном и немногих валашских бояр, перешедших на его сторону. Недалеко от столицы состоялось его сражение с дружиной воеводы Владиславаоно было недолгим и закончилось полной победой. Летопись сообщает о том, что 20 августа Владислав «погиб от меча посреди Тыргшора». В этом городе в свое время был убит Мирча; не исключено, что Дракула, захватив в плен убийцу брата, привез его туда и лично обезглавил, а не убил в поединке, как утверждают легенды. Позже он выстроил в Тыргшоре церковь, где торжественно перезахоронил останки Мирчинадпись, повествующая об этом событии, сохранилась до сих пор. Тело Владислава Дракула разрешил похоронить в церкви Дялу в Тырговиште. Позже один из приближенных возмутился, что враг воеводы лежит в самом центре города, и предложил перенести его на окраину. Дракула, усмехнувшись, ответил: «Пусть все мои враги лежат где угоднолишь бы я был уверен, что они больше не встанут!»
В конце августа новый господарь торжественно вступил в столицу. Горожане, задавленные податямиим приходилось платить не только князю, но и венграм, а с недавних пор еще и туркам, ждали изменений к лучшему. Соратники Влада, прошедшие с ним боевой путь, надеялись на награды и должности при дворе. Бояре, хоть и опасавшиеся мести за поддержку Данешти, рассчитывали, что скоро новый князь успокоится и все пойдет по-старому. Как скоро выяснилось, они заблуждались. Началось шестилетнее второе правление Дракулы, когда он совершит всё то, что на века вперед окружит его имя ореолом кровавой славы.
Глава третьяЦарство страха
Практически все авторы, пишущие о Владе Дракуле, пересказывают одни и те же сочинения о нем, относящиеся к своему герою одинаковото есть крайне враждебно. Чтобы понять, насколько эти источники правдивы, нужно знать, когда, кем и с какой целью они создавались. Самый известный из нихпоэма немецкого мейстерзингера (певца-ремесленника) Михаэля Бехайма «Об одном безумце по имени Дракула-воевода Валашский», написанная в 1463 году, когда господарь находился в венгерской тюрьме. Талантливый, но беспутный Бехайм, самый плодовитый немецкий поэт XV столетия, вел жизнь бродяги, скитаясь от одного замка к другому и сочиняя стихи за умеренную плату. В то время он жил в Вене при дворе Габсбургов, в Валахии никогда не бывал и особого интереса к ней не испытывалпоэтому можно не сомневаться, что его поэма была написана по заказу. И притом хорошо оплачена: вскоре поэт вернулся в родной городок Зульцбах, купил там дом, но продолжал вести прежний образ жизни и в 1474 году был убитто ли в пьяной драке, то ли в отместку за оскорбительные стихи.
С поставленной задачейприписать Дракуле как можно больше преступленийБехайм справился превосходно. Валашский воевода у него совершает все мыслимые зверства, включая те, в которых древние авторы обвиняли совсем других правителей. К примеру, Дракула, по словам поэта, собрал множество нищих будто бы на пир и сжег их, желая избавить страну от бездельников. Но по словам немецких хронистов, это злодеяние еще в XI веке совершил епископ Майнца Гаттонза что и был ославлен в балладе Роберта Саути, известной у нас в переводе Жуковского. Не заботясь о правдоподобии, поэт создал жуткую картину «ада на земле», в который якобы превратилась Валахия в правление Влада:
Послам из Семиградья
Валахия была страшна.
Вся в трупах, вся в крови страна.
Послы, на колья глядя,
Их приняли за частый лес,
Как будто больше нет небес.
Средь кольев Дракул весел.
Людей варил он, жег, душил,
Он многим черепа крушил,
А скольких он повесил!
Бехайм впервые прочитал свою поэму в августе 1463 года при дворе императора Фридриха III в Вене. Похоже, она стала настоящей сенсацией: почти сразу же ее пересказал в своей «Хронике римского царства» придворный историк Томас Эбендорфер, а осенью то же сделал в своих «Комментариях» папа Пий II, который очень интересовался жизнью Дракулы. Чуть позже, около 1470 года, тот же сюжет появился в «Констанцской хронике» Гебхарда Дахера, которая, кроме истории города Констанц, содержала занимательные истории из жизни Германии и сопредельных стран.
Не исключено, что все четыре текста основаны на одном прозаическом документе о злодеяниях валашского князяон мог попасть в Вену, а оттуда в Рим с венгерским посольством, которое в конце июня прибыло в имперскую столицу для заключения мирного договора. Однако сомнительно, что мейстерзингер, известный своим разгульным образом жизни, сочинил довольно длинную (1070 строк) поэму всего за месяц. Скорее всего, он получил заказ гораздо раньше, сразу после ареста Дракулы, и собирал сведения самостоятельно, из разных источниковпричем свидетели преступлений воеводы объявились тут же, будто по заказу.
Самое раннее прозаическое произведение о Дракуле появилось в предыдущем 1462 году в бенедиктинском аббатстве Мельк в Австриитом самом, что вдохновило Умберто Эко на создание «Имени розы». Эта «бенедиктинская рукопись» дошла до нас в составе нескольких манускриптов XVXVI веков; самого раннего Ламбахского (утрачен в 1926 году), Санкт-Галленского, Кольмарского и Лондонского. Санкт-Галленский, самый полный из них, содержит 42 эпизода, ставшие основой как для поэмы Бехайма, так и для большинства последующих историй о злодеяниях Дракулы.
Автором рукописи, возможно, был тот самый брат Якоб, который, по словам Бехайма, поведал ему о Дракуле и сам едва не стал в свое время жертвой валашского князя. По всей вероятности, он был монахом маленькой францисканской общины в Тырговиште, которую воевода разогнал, борясь с католическим влиянием. После этого Якоб бежал в Мельк, где жили и другие беженцы из Валахии. Монах охотно рассказывал про пережитые им и его товарищами ужасы другу-поэтуне исключено, что за кружкой доброго вина. Тогда получается, что именно он, а не венгерские придворные, дал Бехайму основной материал для поэмы. Однако без гонорара практичный мейстерзингер за перо не брался, а стало быть, без венгерского заказа дело все-таки не обошлось.
Вероятно, тот же брат Якоб сообщил информацию брату Иоганну из Медьеша, который в 1477 году внес в «Анналы Мелька» известие о жизни Дракулы и ее финале: «Пойманный, закованный в цепи и потом обращенный в христианство, он был возвращен на трон, а позже убит своими же подданными». Характерный моментзлодейства воеводы часто объясняются тем, что он был «язычником», а обращение в «истинную веру», то есть католичество изменило не только его поступки, но и саму суть.
Вероятно, именно «бенедиктинская рукопись» стала основой отпечатанного в 1463 году в Вене анонимного памфлета «История воеводы Дракулы» (Die Geschichte Dracole Waide). В последующие десятилетия, начиная с 1488 года, его много раздо нас дошло 13 изданийпереиздавали в разных городах ГерманииНюрнберге, Любеке, Гамбурге, Аугсбурге и т. д. Гутенбергов пресс заработал совсем недавно, и эти памфлеты стали первыми произведениями массовой литературыими бойко торговали на базарах, как в России лубками. Первый из них выпустил в Нюрнберге печатник Марк Айрер, который в целом повторил издание 1463 года, но выкинул несколько историй и добавил одну новуюо награждении льстивого монаха и казни честного. Историк Матей Казаку связывает появление этой книжки именно в 1488 году с новым заказом короля Матьяша, который в условиях обострившегося противостояния с императором Фридрихом III стремился представить себя защитником христианства и борцом с тиранией.
Все остальные издания повторяют вариант Айрера, кроме трех, воспроизводящих раннюю версию 1463 года. В большинстве изданий, как и в самом первом, на обложке помещен портрет Дракулы, хотя с годами он, как уже говорилось, менялся порой до неузнаваемости. В страсбургском издании (1500) его заменила известная гравюра с Дракулой, пирующим среди своих жертв; еще одно украшено сценой распятия, где валашский князь изображен среди мучителей Христа.
Суть всех памфлетов исчерпывающе отражена в сверхдлинном, как тогда было принято, названии одного из них: «Пугающая история безумца или берсерка по имени Дракула, который отличился своими богомерзкими деламиубивал людей, сажая их на кол, рубил их в капусту, варил живьем матерей вместе с детьми и заставлял их родственников поедать их». Хотя большинство книжек именуются «Историей», там нет ни связного повествования, ни хронологииэто сборники из 3035 анекдотов, объединенных фигурой главного героя. Имена и географические названия, которые в «бенедиктинской рукописи» воспроизведены достаточно точно, в памфлетах часто искажаютсяих явно писали люди, ничего не знавшие о Валахии и ее жителях. В отличие от Бехайма, они ставили перед собой цель не столько разнести дурную славу о валашском правителе, сколько нажиться на кровавых историях, всегда популярных у публики. Как всякая скоропортящаяся литературная продукция, эти сочинения вскоре были забыты.
А вот второй источник сведений о Дракуле оставался популярным еще долгово всяком случае, на Руси, где было написано анонимное сочинение «Повесть о Дракуле воеводе». Ее автором большинство ученых считают видного дипломата, дьяка Посольского приказа Федора Курицына, который в 1482 году ездил в Венгрию на переговоры и услышал там множество историй о Дракуле. На обратном пути дьяк заехал в Молдову, чтобы договориться о браке между дочерью господаря Стефана и сыном великого князя Ивана III. В Сучаве он пополнил запас знаний о валашском воеводе, а потом был надолго задержан турками в крепости Аккерман (Белгород) очевидно, там, пользуясь вынужденным досугом, он и записал все услышанное в назидание современникам и потомкам. «Повесть о Дракуле» была закончена в 1486 году, а полтора десятилетия спустя ее автор потерял придворную должность (а возможно, и жизнь), прослыв сторонником ереси «жидовствующих».
Вероятно, при венгерском дворе Курицын познакомился не только со страшными историями про Дракулу, но и с их письменным изложением. Но в его сочинении приводятся и уникальные подробности жизни и смерти господаря, которые могли сообщить только свидетели. «Повесть о Дракуле»не историческая хроника, а литературное произведение, хотя в нем отсутствует характерное для той эпохи морализаторство. Это ставило в тупик не только современников, но и Н. М. Карамзина, который в своей «Истории государства Российского» удивлялся: «Автор мог бы заключить сию сказку прекрасным нравоучением, но не сделал того, оставляя читателям самим судить о философии Дракулы, который лечил подданных от злодейства, пороков, слабостей, нищеты и болезней одним лекарством: смертью!»
В отличие от других авторов, Курицын склонен оправдывать поступки Дракулы его заботой о благе государства и его жителей. Издатель и комментатор его сочинения Яков Лурье пишет: «Русская повесть содержит значительно меньше рассказов о бессмысленных жестокостях Дракулы, чем немецкие рассказы, и больше эпизодов, где поведение Дракулы мотивировано, и иногда даже вызывает одобрение». Неслучайно в дальнейшем переписчики «Повести о Дракуле» (известно 22 ее списка вплоть до XVIII века) выбрасывали из нее эпизоды, порочащие героя, делая его безусловно положительным. Характерно, что главным грехом воеводы русский автор считает не жестокость, а переход в католичество («прия латыньскую прелесть»). Тут стоит вспомнить, что у румын бытовало поверье: православный, отрекшийся от своей веры, становится после смерти вампиром
По поводу Дракулы не могли не высказаться и венгры, с которыми он был тесно (часто теснее, чем хотел) связан большую часть жизни. Официальный историограф короля Матьяша Корвина, итальянец Антонио Бонфини, завершил около 1495 года обширное сочинение на латыни под названием «Декады о венгерских делах», где несколько страниц посвящено валашскому господарю. Бонфини хоть и пишет, что Дракула «прославился невиданными жестокостями», но повествует в основном о его войне с турками, с похвалой отзываясь о его храбрости. Нужно иметь в виду, что Бонфини прибыл в Венгрию только в 1485 году, поэтому о Дракуле, как и большинство авторов, судил с чужих слов.
В отличие от него, другой итальянец, папский легат Никколо Макиненсе, епископ Модруссы (ныне город Модруш в Хорватии), побывал весной 1463 года в Венгрии и лично видел валашского князя в темнице. Об этом говорилось в его пространном донесении папе Пию II, сохраненном в архивах Ватикана. В отличие от Бонфини, Макиненсе обличал воеводу не хуже Бехайма, обвиняя его помимо жестокости в «измене христианскому делу» и сговоре с турками. Именно это обвинениепо мнению большинства историков, ложноепривело Дракулу в тюрьму, и можно догадаться, что задача донесения епископадоказать в глазах папы сомнительную правоту короля Матьяша. Ведь он бросил в темницу не кого-нибудь, а главу соседнего государства, притом своего союзника в войне с «неверными»; для этого требовались веские основания, которые не грех и сфабриковать.
Вот, собственно, и всё. Другие источники или чересчур кратки (это относится к грамотам и письмам самого Дракулы), или посвящены исключительно войне господаря с турками. Среди последних выделяются «Записки янычара», автором которых считают серба Константина Михайловича, много лет прослужившего в турецкой армии. Он участвовал в походе турок против Дракулы в 1462 году и был свидетелем знаменитой «ночной атаки», в которой предводитель валахов едва не лишил жизни самого султана Мехмеда II. Краткие по-военному записки отражают уважение янычара к сильному и умному противнику. Об этом походе писали также византийские историки Лаоник Халкокондил и Михаил Критовул, в трудах которых явственно проглядывает восхищение дерзостью непокорного воеводы, бросившего вызов могущественному врагу. Сами турки о Тараклу Ифлак-бее, Дракуле Валашском, пишут малонесколько пассажей в исторических трудах и официальной переписке. О человеке, который переиграл великого Мехмеда Завоевателя в дипломатии и не сдался ему на поле боя, лучшеи безопаснеебыло помолчать.
Среди всех этих разноязыких сочинений не звучит голос только тех, кто общался с Дракулой больше всегосамих румын. Исторические сочинения этого периода, как уже говорилось, отсутствуют, а народные предания начали записывать только в XIX веке, когда Румыния стала, наконец, независимой и единой. Первым их стал собирать писатель и фольклорист Петре Испиреску (18301887), готовивший большую работу о Дракуле (сохранилась ее вводная часть, изданная посмертно). За пределами страны эти предания стали известны только в 1972 году, когда двое историковрумын-эмигрант Раду Флореску и американец Реймонд Макнелливыпустили в США книгу «В поисках Дракулы». Обобщив все известные свидетельства о валашском господаре, они впервые предъявили миру вместо вампира из романа Стокера реального исторического деятеля с его достоинствами и недостатками. Правда, соавторы не обошлись без саморекламы, претендуя на открытие многих фактов и источников, давным-давно обнаруженных ученымипрежде всего румынскими и русскими. К тому же в их книге хватало ошибок и сомнительных умозаключений, отчасти исправленных в последующих трудах Флореску и Макнелли, на которых базируется вся современная «дракулиана».
Так вот: румынские легенды повторяют многие обвинения в адрес Дракулы, прозвучавшие в сочинениях названных нами авторов. Скорее всего, это означает, что они основаны на фактахтрудно предположить, что неграмотные крестьяне читали на досуге труды Курицына или Бехайма, к тому же написанные на чужом для них языке. Есть, правда, и другое объяснение: страшные истории взяты из фольклора и не относятся к какому-то реальному правителю, а Дракуле их приписали только потому, что он был самым колоритным валашским князем своего времени. В любом случае, легенды не только осуждают жестокость Дракулы, но и изумляются, почти восторгаются ею, а заодно пытаются оправдатьгосударственными нуждами или тем, что «с людьми иначе нельзя». Для западного читателя это звучит дико (вот и Флореску с Макнелли возмущаются), а русскому уху слышится что-то давно знакомое. На ум приходят даже не нынешние восхваления сталинского террора, а народные песни о Иване Грозном: в них и ужас, и восхищение, и оправдание преступлений царя-тирана.