Грех тебе такое говорить, господин! весьма натурально всхлипнул бывший стрелец. Ноги-то у меня есть, да вот только ходить не желают, негодные. Оттого и вся жизнь моя наперекосяк пошла. А ведь я на хорошем счету был, меня сам государь знает!
Хватит врать-то! мелко захихикал дьяк. Царь его знает! Ох, уморил, проклятый
А вот знает, ибо это я царский венец у вора Телятевского сыскал!
Да что с того, коли на тебя видоки показывают, что ты с атаманами бунтовщиков якшался? закинул удочку Грамотин и по реакции допрашиваемого с ликованием понял что не ошибся.
Поклеп! не очень уверено заявил Семен, забегав туда-сюда глазами.
Ой ли? А вот тут написано, ткнул пальцем в первую попавшуюся бумагу дьяк, что ты вместе Гераськой Харламовым цельный день ходил!
Помилуй, боярин! упал на колени бывший стрелец. Ходил, верно, но не по своей воле! Заставили меня окаянные! Знали, что я в старопрежние времена ратником был не из последних, вот и хотели на свою сторону поставить. Только куда мне убогому то есть, я им так и сказал, что, мол, на измену пойтить не могу!
А они что?
Да посмеялись, над моей сиротством
Ладно, неожиданно согласился с совсем павшим духом Семеном Грамотин. Вижу я, что человек ты прямой и бога гневить не стал бы. Но скажи мне, может видел ты или слыхал от воровских атаманов про связи их с боярами московскими, а то может и выше?
Куда выше уж? ужаснулся стрелец.
Не знаю, развел руками с простодушным видом дьяк. Иные сказывают, что воры на патриарший двор ходили
Такого не видал, врать не стану! задумался чернобородый, а вот
Что? оживился Грамотин.
Харламов при мне одну цидулку[1] диктовал
Хорошо! А кому, может патриарху или боярину
Нет, дьяку какому-то.
И то хлеб! А в какой приказ?
Не в приказ, а в Серпухов
Что?! напрягся Грамотин.
Да, точно, заторопился стрелец. В Серпухов. Я все как есть слышал!
Ах ты, пес! вскочил как ужаленный дьяк. Скоморохом себя вообразил?!!
Что ты, господин, испугано отшатнулся Семен, почуяв что-то неладное, если не так что сказал, так ты меня поправь, я ведь не со зла
Отрубить ему голову! коротко приказал дьяк. Да не мешкая!
За что? завыл чернобородый, пытаясь вырваться из рук стражников, но те привыкшие за последние дни к подобным расправам, уже тащили его вон из допросной избы.
Оказавшись снаружи, ярыжки на минуту задумались. Казнить несчастного самим им не хотелось, да и, строго говоря, не по чину. Нет, если бы дьяк пошел следом, они бы исполнили приговор не задумываясь, но тот отчего-то остался внутри и принялся отбирать у писца опросные листы.
Что делать будем? спросил один.
Была бы хоть сабля, нерешительно протянул второй.
Ополоумел! строго одернул его товарищ. Наше ли дело головы сечь? Давай отведем его к кату[2], пусть он и старается!
А ну как он артачится станет?
Да с чего бы?!
Не знаю. Скажет, вам надо, вы и рубите!
Вот тогда топор и возьмешь.
Братцы, взмолился Семен. Не берите грех на душу, отпустите меня за ради Христа!
Какой ты нам брат, морда чернявая? удивились ярыги. Ты вор и бунтовщик!
Спасите! заблажил стрелец, невольно привлекая к себе внимание окружающих. Помогите!
Не ожидавшие подобной наглости конвоиры обиделись и принялись награждать неблагодарного арестанта тумаками и ругательствами, отчего шума вокруг стало еще больше.
Почто бьете? властно осведомился у них богато одетый всадник, в котором служители правопорядка к своему ужасу признали известного душегуба Михальского.
Господин Грамотин велел, только и смог выдавить из себя один из них.
Да ни за что! снова подал голос Семен. Неповинен я ни в чем, как есть неповинен!
Врешь собака! искренне возмутился второй ярыжка. Кабы ты у нас невинен был, тебе бы голову ссечь не велели
Это верно, не смог удержаться от смешка царский телохранитель. Невинных только если батогами, да и то в меру.
Так и я о чем!
Господин Михальский, взмолился бывший стрелец. Спаси меня от неправой казни, если не за ради моих былых заслуг, так хоть во Христа имя!
Ты знаешь меня? удивился Корнилий.
Так и ты меня помнить должен. Я ж тот самый стрелец, что вора Телятевского побил и царский венец отнял
Семен?!
Я, господине мой добрый! Не дай погибнуть душе без покаяния!
Вот что, велел ярыгам бывший лисовчик, человека сего я от вас забираю, ибо ведаю за ним слово и дело государево!
Твоя воля, поклонился первый из них, а только что нам нашему начальному человеку сказать, коли спросит, куда этот супостат девался?
Если дьяку Ивану Тарасьеву сыну Грамотину так интересно, хищно улыбнулся Михальский, так пусть у меня и спросит.
А может, не станем ничего дьяку-то говорить? задумчиво сказал второй, провожая взглядом подручных царского телохранителя, забравшего у них добычу.
Опасно, покачал головой его товарищ, а ну как они встретятся?
Скажешь тоже! Где такое видано, чтобы от Михальского живыми возвращались?
Ожидая Филарета, я немного нервничал. Мужик он умный и жесткий, и при всем при этом очень популярный. Для аристократии он в доску свой, потому что один из них. Вместе от Годунова натерпелись, вместе самозванцу кланялись, вместе польского королевича на царствование звали, а также предавали, наушничали, родиной торговали
Простому народу тоже свой, во-первых потому что русский, а во-вторых, любят у нас «страдальцев», а Филарет, как ни крути, в плену был, причем не во Владиславовой думе, как иные и прочие. А что патриархом стал в Тушине, так его за это даже неистовый Гермоген [3] не корил.
Помимо всего этого, хоть и выставляет себя ревнителем старины, при этом вовсе не чуждается нововведений. Понимает пользу образования, книгопечатания, мануфактур и прочего. Более того, сторонник централизованного государства и сильно руки, правда, понимает это своеобразно. В той истории, что здесь знаю только я, был чем-то вроде кардинала Ришелье. Заполучить бы такого в союзники, цены бы ему не было только как?
Благослови, Владыка, поклонился я вошедшему Филарету.
Тот на мгновение смешался, видимо не ожидал. Дело в том, что обычно положенный церемониал мы соблюдаем только на людях, а вот наедине у нас разговор другой. В таких случаях, ни он ни я не стесняемся.
На доброе дело, или не очень? мрачно осведомился глава церкви.
А вот это для кого как. Для государства нашего и страны, полагаю, что доброе. Для людей же, по-разному.
Так не бывает, чтобы всем хорошо, согласился патриарх. Ладно, говори что замыслил. Если что хорошее задумал, то благословлю, а нет, так не обессудь!
Земский собор хочу созвать.
На худородных опереться хочешь или пятину на свои затеи непонятные попросить?
Ни то, ни другое. Хотя, конечно, если получится, не откажусь. Но главное не в этом. Ты, верно, слышал, что самые доверенные мои дьяки заняты изучением наших древних законов, указов, а так же тех, что в иных землях есть?
Откуда мне знать о делах государственных? постным голосом отозвался Филарет, но по выражению лица ясно было, все он знает. Донесли доброхоты!
И вот что выяснилось, Владыка. Прежние указы часто и густо друг другу противоречат. Да что там, даже в приказах все по разному устроено. В одних одно в книгах записано, в других иное
А кто тебе, великий государь, виноват в том, что ты за неполный десяток лет своего царствования больше указов издал, чем прежние цари со времен Стоглавого собора?
А ты думаешь, там все гладко?
Церкви земные дела безразличны, мы Господу служим!
Будь, по-твоему, пожал плечами я. Если желаешь, расскажу тебе про задумки, кои будут касаться церкви. Все белые земли, а равно и слободы, неважно вотчинные или монастырские будут упразднены. Все станут посадскими и будут нести государственное тягло. Тоже касается церковного суда, да и вообще всей автономии. Закон будет един для всех!
Патриарх открыл было рот, чтобы возразить, но я поспешил остановить его.
Это еще не все! Дослушай сначала, а потом возражать будешь. Те вотчины, что были приобретены монастырями за последние сто лет, будут у вас отобраны, для испомещения дворян и детей боярских.
И тех, что пожертвованы по посмертным вкладам? не выдержал Филарет.
Все! отрезал я. Закон будет прост. Владеешь землейслужи. Иному не быть! А если кто желает на дело богоугодное дать, так пусть дает деньгами или еще каким припасом, но не землею!
А если не согласимся?
Тогда всю землю отберу!
Я смотрю, государь, ты по младости лет совсем Бога не боишься?
Бога боюсь. Греха тоже. Но в том, что монастыри яко пауки все вокруг себя своею паутиной оплели и последние соки из людей и округи высасывают, я Божьей воли не вижу. Не то он заповедовал!
А знаешь ли ты, государь, что если бы не полные кладовые Троице-Сергиевой обители, то поляки в Смуту верх одержали?
Ведомо, Владыка. Как и то, что мало в каких монастырях этому примеру последовали. А еще мне ведомо, что именно ты отца Авраамия [4] на Соловки сослал!
Он сам пожелал туда вернуться! сверкнул глазами патриарх.
Ой ли?
Могу поклясться!
Даже так Владыка, а ты уверен, что это я, многогрешный, Бога не боюсь?
Думай что хочешь, царь православный. Нет на мне этого греха. Не ладили мы с Палицыным, это верно. Перечил он мне. Но, Господь мне порукой, я его не ссылал!
Стало быть, если я его верну, перечить не станешь?
Нет, покачал головой Филарет. Не испугаешь меня сим. Все одно на твои бесовские затеи благословления не дам!
Пугаю?! изумился я. Даже не начинал!
А можешь?
Ну, Федор Никитич, сам напросился. Было у отца вашего пятеро сыновей, не считая девок. И трое из них в ссылке умерло. Как именно не знаю, но осталось ровно двое. Ты и Иван Никитич, который Земским приказом заведовал и в том, что бунт случился, прямо виноват.
Али не знаешь, что мы с ним не в ладах?
Может и так, а может вы предо мной комедию ломали. Но как ни крути, кровь-то родная! Это первое. Мишка твой ни в чем не виноват, так что казнить не стану. Но могу ведь и наградить. Скажем воеводством в Сибири. А что, чем Тобольск худ? Долго ли он там со своими недугами протянет? Это второе.
И крестника своего не пожалеешь? ахнул Романов, на мгновение став из главы русской церкви просто дедом и отцом.
А ты бы пожалел?!
Прокляну! Завтра же с амвона тебя и род твой!
Это только если доживешь!
Не посмеешь! не слишком уверенно заявил патриарх. Даже Иоанн Мучитель на такое не решился бы.
Да неужели, а Филипп Колычев, наверное, от старости преставился?!
Ответом мне было долгое молчание, после чего Филарет глухо спросил.
Что ты хочешь?
Какая разница, чего я хочу? Важно то, что для государства требуется. Руси без православия не жить, это верно. Но ведь и православию без России не быть. Кто кроме нас есть? Фанариоты лукавые, что многажды хуже турок? Или литвинские магнаты, давно в душе ставшие униатами? Нет, только мы остались.
Давно ли ты сам греческую веру воспринял?
Что не похож на вас? грустно усмехнулся я. Почти десять лет царствую, а никого не казнил без вины, не предал, не разорил ради собственного удовольствия. Так что ли? Вы на меня малым делом с кулаками в думе не кинулись, а я никоторого не велел медведями затравить. Даже сейчас, грожу тебе, а ты мне не веришь, что злодействовать стану. А ведь ты, Владыка, как ни крути, изменник! Спрашиваешь, чего я хочу? На самом деле, немного.
И чего же?
Простых вещей. Помощи. Поддержки. Преданности.
А взамен хочешь церковь по миру пустить? И желаешь, что бы я, патриарх русский, тебя поддержал? Да в уме ли ты?! В свое время, великий государь Иван Васильевич третий, также хотел земли монастырские под свою руку прибрать, да только с годами одумался и не стал творить пагубы сей!
Есть и иной путь. Вотчин церковных не трону. Налогами только обложу и велю даточных людей давать в войско. Твоих родных тоже за ради их прежней верной службы пощажу. Ни земель, ни иных богатств отнимать не стану. Напротив, дело поручу легкое, и коли опять не опростоволосятся, так и опалу сниму. Ты же, как хочешь. Или монастырь себе сам выбери, или вовсе в мир вернись. Тебя ведь против твоей воли постригли? А я на твое место найду человека духом свободного и помыслами великого. Такого чтобы не только про сегодняшний день думал, но и про грядущее мыслить мог. О том, что вокруг делается. Что надобно не за мошну держаться, а народ просвещать. Книги печатать. Дома каменные строить. Веру Христову в самые дальние уголки нести. В Сибирь, на Кавказ и иные места
Да бывают ли такие?
Один точно есть. Во Франции. Княжеского рода, кардинал тамошний и первый министр короля. С врагами воюет, аристократов к ногтю прижал, ремеслам покровительствует. А у нас, даже не знаю. Я прежде думал, что ты таков Все, уходи. Достал ты меня!
Не боишься живым отпустить?
Нет, отмахнулся я, прикидывая про себя, добился ли на этот момент Ришелье хотя бы половины того, что я описал.
Что ты за человек? вздохнул патриарх. Только что мне и роду моему погибелью угрожал, а затем яко змий искуситель дорогу к раю на земле расписывать начал.
Уж каков есть. Решай, Федор Никитич, кто ты боярин спесивый, как твои сородичи или муж государственный? Будешь со мной или против меня, а то, может, отойдешь в сторону
Подумать мне надо.
Полезное занятие. Я всегда так делаю.
[1] Цидулкаписьмо (устар.)
[2] Катпалач.
[3] Гермогенпатриарх Московский и всея Руси, замученый поляками во время Смуты.
[4] Авраамий Палицынкеларь Троице-Сергиевой лавры.
Глава 8
Хотя отделка Теремного дворца не была завершена до сих пор, он выгодно отличался от прочих строений Кремля, предназначенных для проживания царской семьи. Высокие потолки, большие стрельчатые окна и просторные помещения. Стены, правда, еще не расписаны, но, по крайней мере, на них нет этих ужасных аляповатых рисунков, как в прочих палатах с их низкими сводами и маленькими оконцами, почти не пропускающими света из-за толстых мутных стекол.
Ну, ничего, этим можно будет заняться позже, а теперь есть более важные дела! подумала про себя Анхелика и любезно, но теряя при этом достоинства, кивнула просителю.
Так я могу надеяться, моя добрая госпожа? заискивающе улыбнулся тот, не переставая сжимать дрожащими руками тощий кошель.
Конечно, герр
Шнайдер.
Да-да, я сегодня же поговорю с его величеством о вашем деле и нисколько не сомневаюсь в положительном решении!
Тысяча благодарностей, начал рассыпаться тот в любезностях, одновременно при этом пятясь, одно лишь ваше благорасположение вызывает во мне
Что вызывает в нем расположение царской любовницы, скромный негоциант сказать не успел, поскольку в этот момент она с силой выдернула из его рук мешочек с деньгами.
Боюсь, герр Шнайдер, безапелляционно заявила ушлая девица, взвесив на руке добычу, что если вы и дальше рассчитываете пользоваться моим благорасположением, вам надо будет несколько увеличить количество благодарностей!
Конечно, невольно сглотнул слюну купец, видя, как его подношение исчезает за корсажем. Как только я получу подряд на поставку амуниции храбрым рейтарам нашего доброго кайзера, я смогу по-настоящему отблагодарить мою покровительницу!
Неужели вы сомневаетесь в моем влиянии? нахмурилась Анхелика.
Как можно! Я лишь сетую на проклятую бедность, не позволяющую мне оценить по достоинству вашу дружбу.
Держитесь меня, герр Шнайдер, и вы никогда не будете называть себя бедняком! милостиво улыбнулась фрейлина и величественным жестом отпустила посетителя.
Кажется, жизнь все-таки налаживается. Пусть его величество пока еще не осыпал ее своими подарками, такая разумная и практичная девушка как она, всегда найдет способ извлечь выгоду из своего положения.
Микитка, что б тебя раз эдак! раздался снаружи чей-то истошный крик. Где царские кони?
Веду уже, отозвался молодой голос.
Быстрее, анафема, а то через тебя все батогов получим!
Кажется, мой милый Иоганн куда-то собирается, прикусила пухлую губку Анхелика. нехорошо отпускать его одного.