Так совпало, что уход Павла с военной службы произошёл одновременно с рождением сына. Он был ужасно счастлив тому, что, наконец, может стать нормальным человеком, избавиться от рискованной профессии и обрести спокойствие в семейной жизни.
Впрочем, уход из ЧВК произошёл не особо гладко. Вернее сказать, очень затруднительно. Да, контракт, заключённый Павлом Геннадьевичем, заканчивался, так что с юридической точки зрения придраться было нельзя, но, так называемые «большие начальники» имели на Смирнова огромные планы. И, когда он сообщил им о своём уходе, его долгое время не хотели отпускать.
По итогу, выказав немереное упорство и нежелание оставаться в военной структуре, Павел Геннадьевич со скандалом ушёл из профессии. Вышестоящие персоны пообещали Смирнову, что он больше ни за что на свете не сможет вернуться к ним обратно, даже если очень того захочет.
И, вдобавок ко всему, так как те люди имеют связи не только в военной сфере, но и во многих других, путь на любой «верх» отныне был ему закрыт. По сути, Павла Геннадьевича приговорили к тому, что до конца дней он был вынужден работать обыкновенным школьным учителем, не имея перспектив на что-то большее.
Надо сказать, что даже с такими условиями Смирнов был согласен намного больше, чем с тем, что было раньше. Да, жизнь его ждала бедная, не особо выдающаяся. Но, разве, это плохо? Разве, в семье, которая не имеет в своём распоряжении внушительного капитала, обязательно вырастет плохой ребёнок?
Конечно, Павел Геннадьевич считал, оглядываясь на опыт своего детства, что в подобной семье, напротив, вырастит добрый, незлобивый человек. И он особо не беспокоился насчёт денег, тем более, что по прошествии многих лет положение в стране хоть и не сильно, но, всё-таки, улучшилось. И, работая школьным учителем, Смирнов, вместе с женой и сыном мог вести довольно достойное бытие.
Но, спустя несколько лет счастливой, почти райской по меркам Павла Геннадьевича жизни, наступил переломный момент. У его сына, учившегося в третьем классе той же школы, где преподавал он сам, обнаружили тяжёлую болезнь.
Мальчик потерял сознание прямо во время урока. Врачи, забравшие его на скорой, спустя сутки сообщили неутешительную новость, у сына Павла Геннадьевичарак.
Всё было. И слёзы, и растерянность, и депрессия. Молодая семья, до того момента не знавшая бед, столкнулось с очень серьёзным препятствием. Павел Геннадьевич, несмотря на то, что пытался сохранять самообладание, стратегически мыслить, решить этот вопрос разумным способомничего не выходило.
Выход из ситуации был только одиндорогостоящие процедуры и лекарства. Бесконечные химиотерапии и антибиотики. Но, тогда возникает неразрешимая проблемагде брать столько денег?
Провинциальному учителю литературы, даже вскладчину с зарплатой жены, не по зубам тянуть такое лечение. Конечно, в помощи принимали участие и родители с обеих сторон, и друзья, и прочие добрые люди. Но этого категорически не хватало. Семья жила впритык, тратила последнее, что оставалось за душой. Крах подкрадывался всё ближе и ближе.
Естественно, Павел Геннадьевич пытался восстановить прежние связи, попросить помощи у когда-то хороших товарищей по службе. Но сожжённые мосты не удавалось восстановить никоим образом. Хоть он и старался, насколько это вообще позволяло здоровье.
Обещание, данное старшим руководством, действовало железобетонно. Павлу Геннадьевичу были перекрыты все пути к прежней жизни. Его не хотели брать даже на самое низкое звание.
Смирнов оставался ни с чем. Его ребёнок медленно, но верно умирал, семья рушилась, и просвета не виделось абсолютно. Смрадная туча повисла над миром.
И тогда Павел Геннадьевич совершенно случайно, из интернета узнал о том, что в городе частенько проводятся подпольные состязания. Суть состояла в следующемпобедить соперника, и получить за это неплохие деньги.
Для Смирнова, человека, который прекрасно умел делать в жизни только две вещиубивать, и преподавать, это стало той ниточкой, за которую он зацепился. Ниточка была ужасно тоненькой, она намеревалась порваться в любую секунду, но она, по крайней мере, была.
Настал тот четверг, в который Павел Геннадьевич должен был драться. Нет, он совершенно не переживал из-за этого. Наоборот, хотел побыстрее со всем покончить, получить деньги, оплатить с их помощью следующую процедуру химиотерапии, которую они с женой отсрочивают уже несколько дней из-за нехватки финансов.
И хотя мероприятие было подпольным, Павел Геннадьевич, всё же, опасался того, что его могут узнать ненужные люди, которые перережут последнюю доступную возможность для спасения ребёнка.
Поэтому он сбрил свою аккуратную бородку, что в последние лет десять украшала его лицо, подстригся почти что налысо, а ещё придумал для себя псевдоним. Первый, который пришёл в голову. Так как с учениками на днях проходили литературу середины девятнадцатого века, то решил взять имя «Козьма Прутков».
И вот, за полчаса до назначенного времени Павел Геннадьевич сел на пятьдесят пятый пожелтевший автобус. Удивительно, но на протяжении всего пути внутрь транспортного средства не заходил никто, кроме одного парня. И хотя Смирнову было на него плевать, так в голове роились совершенно не касающиеся этого мысли, тем не менее, он испытывал предельно странные чувства, глядя не незнакомого парнишку.
Лет семнадцати-восемнадцати на вид, с тёмными волосами юноша излучал почти физически ощущаемое тепло. Павел Геннадьевич незаметно поглядывал на него и пытался выяснить, в чём дело. Что-то похожее он испытывал в те моменты, когда встречался с очень родовитыми людьми. А такое случалось всего несколько раз за жизнь.
От подобных личностей так и разило незаметным глазу обаянием. Им хотелось верить, им хотелось служить верой и правдой.
Но Павел Геннадьевич отринул странное наваждение и продолжил угрюмо смотреть на уходящее за горизонт солнце. Оно напоминало ему его жизнь, так же клонящуюся к неминуемому концу.
В этот день Павел Геннадьевич, всё-таки, проиграл битву. И это сломило его. Тот самый парень, с которым он ехал в автобусе, победил его совершенно немыслимым образом. Смирнов был подавлен. Та и без того тонкая ниточка беспощадно оборвалась.
И в тот момент, когда он не понимал, как ему жить дальше, из многолюдной толпы вылез длинный и худой парень. Смирнов сразу узнал его. Это был Константин Разумовский, ученик Павла Геннадьевича. Но ученик не с его школы, а тот, которому он помогал в качестве репетитора.
Разумовский сразу отвёл мужчину в сторонку, туда, где их никто не мог бы увидеть. И вот, когда они встали за ширму, Константин сходу предложил Павлу Геннадьевичу то, от чего он в теперешнем положении просто не мог отказаться.
Оказывается, что парень, которому Смирнов проиграл несколько минут назад, был знаком с Разумовским. И у них, точно не понятно какого рода, но был между собой конфликт. И Разумовский хотел, чтобы Павел Геннадьевич помог им раз и навсегда его решить.
Тут нужно отметить, что Константин, хоть и учился в самой обыкновенной школе, тем не менее принадлежал к знатному роду. А это значило, что у него были и связи, и средства, которых сейчас так не хватало Павлу Геннадьевичу.
Павел Геннадьевич понимал, что поступает очень подло, но ничего поделать не мог. И несмотря на то, что странный парень, когда они не случайно пересеклись с ним в курилке, отдал Смирнову часть той суммы, которую он по итогу выиграл, даже это не могло изменить решения, которое было принято.
Разумовский предлагал деньги, которых хватило бы минимум на ближайший год. А в случае блестящего выполнения его просьб, обязывался выплатить и того больше. Плюс ко всему, Константин обещал свести Павла Геннадьевича с людьми, которые в будущем могли бы предоставить ему работу такого плана, где потребуются его исключительные умения.
Павел Геннадьевич нехотя, но сообщал Разумовскому всю информацию, которую получалось выудить. Конфликт Константина и парня по имени Александр перешёл к тому этапу, после которого должна была состояться решающая битва.
Разумовский знал, что у его противников не хватает людей для битвы, и поэтому был почти что уверен в том, что Александр по итогу обратится к Павлу Геннадьевичу. Так и случилось.
Константин ликовал, а Павлу Геннадьевичу становилось не по себе от того, что он делает. Разумовский дал ему последнее, и самое тяжёлое задание. Так как Смирнов близко подобрался к Александру и его союзникам, достаточно втёрся в доверие, то в решающий момент битвы он должен был переменить её ход.
Павел Геннадьевич, несмотря на то, что понимал, ради чего всё это делается и видел ту материальную помощь, которую Константин уже оказывает его семье, и которую должен будет оказать после, всё равно колебался. Он был в ужасном смятении и корил себя за то, что согласился на такой шаг.
По факту, он должен был оборвать чужую жизнь ради жизни своего ребёнка. Наверное, любой бы в его ситуации поступил точно так же. Ведь собственное чадо всегда будет дороже другого человека, и не важно, хороший этот человек, или не очень.
Решающий момент настал. Павел Геннадьевич, следуя плану до конца, старался не вызывать и минимальных подозрений в свою сторону. Он даже не соврал по поводу того, какая способность была у его противника (в тайнесоюзника).
И когда внимание нужных людей было отвлечено, и на Павла Геннадьевича совершенно никто не мог подумать, он сделал свой ход.
Глава 8
Мы с Коловратом вывели из строя двух магов огня. Серёга сейчас боролся с третьим. Стас хоть и не сильно, но, всё-таки, доминировал в драке с магом воздуха. Колян держал на себе невидимку.
Оставались ещё двое Немых: тот, кто владеет силой земли, и тот, что повелевает светом. Последним противником оставался Костян со своей водной стихией.
Вроде бы, неплохой расклад, говорящий о том, что победа светит именно нам. Но
Я, после того, как стал свидетелем драки Упыря с огневиком, обратил взгляд в другую сторону и тут же об этом пожалел. Световой маг, видимо, последние несколько секунд работал над очень сильным ослепляющим заклинанием. И вот, он вскидывает руки вверх, и над ним взрывается мощный и яркий, как само солнце, поток энергии.
Хоть я и успел отвернуться в другую сторону, да покрыть себя ледяным щитом, тем не менее, от эффекта «взрывного света» пострадал сполна. Глаза невольно зажмурились, казалось, будто кто-то поднёс мощные фонарики к лицу и настойчиво светил ими в меня.
Ничего нельзя было с этим поделать. Маг вывел меня из строя минимум на три секунды. И этого времени хватило сполна, чтобы ублюдки провернули свой заранее подготовленный план.
Пока Организация бездействовала, Павел Геннадьевич, объединившись с Немыми, сделал свой ход.
Прутков создал огромный непроницаемый купол, в котором, задержанные световым оглушением, застряли Тональ с Нагвалем. Застряли они там совершенно одни. Все же остальные находились снаружи, среди их числа и земляной маг.
В другой ситуации, если бы Прутков захотел, он бы ни за что не пропустил внутрь своего купола магию чужого человека. Но он этого не сделал.
Под зелёным куполом Павла Геннадьевича забурлила земля, и Тональ с Нагвалем, почувствовав это, попытались убежать. Но, врезавшись в твёрдое поле и отлетев назад, поняли, что что-то здесь не так. Но, покамест, не совсем, так как ослепление пропало не полностью.
Из-за своей реакции я самый первый отошёл от неприятного эффекта. И тут же бросился к месту действия. Павел Геннадьевич знал о том, что я единственный на этой арене человек, способный быстро разрушить его купол. И, судя по всему, об этом были осведомлены и Немые, так как вся братия бросилась на меня.
Из-за заклинания светового мага противник Серёги (огненный маг), противник Коляна (невидимка), противник Стаса (маг воздуха) вырвались от напора соперников, и ринулись с атаками на меня.
Способность Немого, повелевающего светом, действовала выборочно. То есть, с союзниками от неё ничего не происходило. Ослеплялся только я и остальные парни из Организации.
Световой, увидев, что я отошёл от эффекта, попытался повторить ослепляющую атаку снова, но на этот раз концентрированно, конкретно для моих глаз. Он запустил тонкий луч, и думал, что мне конец.
Но я очень быстро выношу уроки, поэтому успел снабдить собственные зрачки тончайшим, почти невидимым, словно линзы, слоем льда. Конечно, глазные яблоки слегка холодило, но главный эффект был достигнут.
Атака светового прошла безрезультатно, и он, не ожидав такого, не смог вовремя сообразить, увернуться от быстрых сюрикенов, что изрешетили его тело. Подонок с открытым ртом рухнул на землю.
Сейчас, готовя смертоносные атаки, на меня мчались сразу четверо. Огненный и воздушный маги, Костян со своей водой, и
Четвёртый, полностью уйдя в невидимость, находился где-то очень близко.
Ну что, суки, покатаемся? Сквозь зубы прошипел я и за мгновение покрыл всю арену ледяным слоем.
Лёдэто мой дом. Моя стихия. И ни одна гнида, ступающая по нему, не сможет от меня скрыться. Невидимый Немой, который думал, что продолжает оставаться незаметным, очень в этом ошибался. Малейшее его надавливание на лёд, тут же обнаружило для меня местонахождение скрытой угрозы.
Притаившаяся крыса скользила на три часа в двух метрах от меня. Бросаться сюрикенами с такого близкого расстояния не было смысла, поэтому, покрыв правую кисть острыми и крепкими шипами, не останавливаясь, продолжил бежать вперёд. Когда невидимый достиг меня, я уже достаточно замахнулся, и с захлёстом всадил сжатый, как атом до большого взрыва, кулак, прямо в его торс.
Своим ударом я проломил грудную клетку Немому и оставил в ней с десяток проколов. Невидимость мигом спала, и парень без сознания свалился вниз.
Перед началом второго раунда Коловрат предупреждал Стаса о том, чтобы тот старался и держал под контролем мага воздуха, не позволял тому соединиться с одним из магов огня. Но сейчас, из-за ослепления Стаса, воздушному выродку, всё-таки, удалось это сделать.
Поэтому на меня мчался свистящий, высотою метров пять, смерч, наполовину состоящий из огня. Он растапливал на своём пути созданный лёд и грозил сделать тоже самое и со мной. Попадать в такую мясорубку категорически не хотелось, но и терять время на то, чтобы отвести его в сторону, или оббежатьне было.
Я предпринял хоть и довольно трудозатратный по энергии, но эффективный в плане качества и скорости шаг. Для этого прекратил бег, покрепче зафиксировался на льду, и, глубоким вдохом наполнив лёгкие воздухом и магической энергией, задул в сторону смерча.
Использовал так называемое «ледяное дыхание». Из моего рта в сторону угрозы полетела прямо-таки снежная буря, концентрированный фреон, что должен был смести к чертям собачьим результат сношения огненной магии и магии воздуха.
И, достигнув огненного смерча, моя атака за секунду потушила огненную его часть, а следом за этим разогнала и воздушный вихрь.
Надо было видеть рожи тех выродков, которые его создали. Они явно не ожидали того, что их детище так просто уничтожат. И хотя со стороны это казалось именно так, но лично я затратил довольно немало энергии на «ледяное дыхание».
Впрочем, не настолько, чтобы сдаться на этом этапе. Выиграв время из-за шока двух Немых, использовал его для неожиданной атаки. Топнул ногой по льду, и от меня в сторону огненного и воздушного магов стремительно помчалась шипастая гряда. Она, конечно, не разрубила парней на части, но, врезавшись в них, тут же отправила отдыхать метрах в десяти отсюда.
Когда передо мной и куполом оставался только Костян, колдующий над собою огромной волной, я увидел, как земляные тиски в районе пояса сдавливают в своих объятьях Тоналя с Нагвалем. Вдруг в метре от них появилась земляная рука, и, грубо схватив Тоналя за плечи, она со всей силы рванула его назад и вниз.
Даже сквозь прочный купол я услышал этот мерзкий хруст и болезненный всхлип бедолаги. Неподалёку стоял Прутков и с обречённого вида лицом продолжал поддерживать прочность купола. Рядом с ним, водя руками по воздуху, земляными конструкциями управлял последний оставшийся в сознании Немой.
К этому моменту, а это где-то спустя десять секунд, все члены Организации, наконец, смогли избавиться от эффекта слепоты. Поэтому сюда рванули: Стас, Серёга, Коловрат и Колян.
И хотя я и без них уже разрубил силовое поле, высвободил чуть не подвергнувшегося такой же пытке, что и Тональ, Нагваля, тем не менее, парни помогли нейтрализовать оставшихся в сознании противников.