Эйлер на полдень, после собрания кабинета министров, которые начнут через час подъезжать, сверившись со своими записями уведомил меня Митька. Вот черт, я совсем про него забыл. Ну ничего, Эйлерэто не страшно, учитывая, что мне предстоит впереди. Я осмотрелся в зеркало. Из-за моей довольно смуглой кожи, вечно загорелой, синяк на щеке смотрелся довольно блекло. Не впечатлял. При некотором освещении его вообще видно не было. А что, если
Тащи сюда белила, румяна, сурьму, чем там еще дамы красоту наводят, от внезапности приказа бедный Митька сел, не глядя, на стул.
Зачем они тебе нужны, государь? тихо спросил он.
Рассказом Александра Ивановича о том, что по мне целый франкский герцог вздыхает, впечатлился! рявкнул я. Неси, что велено, потом увидишь, зачем. У нас, слава Богу, не демократия, чтобы царевы приказы оспаривать.
Когда требуемое появилось, я сел перед зеркалом и принялся делать синяк более видимым. Навыков у меня особых не было, но вроде что-то получилось. Теперь вся щека была красно-фиолетовая с желтоватыми островками, словно Рондо мне не пощечину отвесил, а как минимум табуреткой приложил. Это принцессе вредно, чтобы ее с такими украшениями видели, а мне сойдет. Пускай все видят, как государь страдает и все равно силы в себе находит делами заниматься. Может совесть у кого проснется?
Совесть проснулась только у Черкасского, который предложил мне показаться Бидлоо, а потом продолжить. По казнокрадству в Адмиралтействе мне, кстати, пока не отчитались, готовили доклад, а вот переписчики меня «обрадовали», потому что общая убыль населения составила почти пятнадцать процентов. Это мужского населения, потому что женщин никто никогда не считал.
Сколько сбежало? я потер переносицу и снова устремил взгляд на Черскасского.
Да почти полмиллиона душ. А ежели с женами и девками считать, то почитай полтора мильона получается, сверившись с бумагами в папке, которая скоро перестала быть прерогативой Ушакова, ответил Черкасский.
Куда бегут?
В основном в Сибирь и на Дон, отчитывался Черкасский в полнейшей тишине.
Понятно, я снова потер переносицу. Вот что, мне нужен человек, способный вникнуть в то, что потребно крестьянству и мастеровым людям, и доложить мне все в полном объеме и я такого человека знаю, видел составленные им бумаги. Павел Иванович, Ягужинский вздрогнул, потому что я очень редко обращался к нему. Он пока занимался тем, что пытался привести вместе с Радищевым в порядок судебную систему в Российской империи, хотя бы к одному знаменателю, потому что, сунувшись в это дело, я с больной головой неделю ходил, пока мы не поговорили с обер-прокурором на повышенных тонах и он не получил от меня это задание.
Да, государь Петр Алексеевич, он говорил таким тоном, словно я только что предложил ему на Луну слетать, посмотреть, как там дела.
Не напрягайся так, Павел Иванович, я всего лишь у тебя человека попросить хочу, Анисима Александровича Маслова. Задание я сам ему дам, не переживай.
Конечно, государь, я кивнул Митьке и тот сделал пометку в своем ежедневнике.
Так, отлично. А теперь я хочу начать решать проблемы с налогами. Во-первых, меня не устраивают все эти мелкие подати, в которых я запутался почти сразу. Налоги должны быть понятными. Это должна быть одна фиксированная сумма, а не двадцать восемь в которых непонятно с чего он вообще платится. Суммы должны быть разными, отдельно проработать налоговую систему для торгового люда, отдельно для промышленников. Теперь, что касается крестьян. Подушная подать по ревизским сказкам, это хорошо, просто замечательно, но вот кто-нибудь задавал себе вопрос, а откуда у крестьян деньги? Во всяком случае, лишние деньги, с которых крестьянин должен платить налог? Может быть поэтому полтора миллиона человек сорвались с насиженных мест и в тайгу подались? Нет? Такой простой ответ никого не устраивает?
И что ты предлагаешь, государь? осторожно спросил Черкасский, который как тот флюгер был настроен на мое настроение. Он, наверное, чувствовал, куда ветер дует больше всех остальных, наверное, поэтому был богатейшим человеком в Российской империи.
Я предлагаю взять эти деньги не с крестьян, у которых их нет, а с тех, у кого они есть, жестко ответил я. У помещиков. Да-да, и у вас в том числе. Я только и слышу вокруг себя, у того-то столько-то душ, а у этогостолько-то. За удовольствие нужно платить, мои хорошие. Ничего-ничего, меньше в карты и кости спустите, и лишнее колье кому-нибудь не прикупите. Поэтому, раз вас всех это не в последнюю очередь касается, то на всех и налагаю ответственность за составление мне в течении полугода новый налоговый приказ, который будет все эти нюансы учитывать. Вот сколько у тебя в крепости душ, Алексей Михайлович? Черкасский зашуршал бумагами, как будто он не знал, сколько у него крестьян. Да не ищи, знаю, что пара тысяч точно наберется, ежели не больше. И это только мужиков. Вот и считай, по семьдесят четыре копейки за мужикакак за движимое имущество и по тридцать копеек за каждую душу женского полакак за предмет роскоши. А кто будет спорить, что женщиныэто наша роскошь?
Да почему я за них платить должен? пробурчал Черкасский.
Я тебе больше скажу, не только платить, но еще и обеспечивать всем необходимым, потому что только вольный человек способен выбирать, в чем ему ходить, чем землицу засеивать и самому урожай сожрать или продать, чтобы деньги на налоги появились. А с крепостного что возьмешь? Кроме веревки, которой он последние портки подпоясывает, и на которой от безнадеги еще и повеситься может. Благо с мылами у нас нет проблем, Елизаветинские мыловарни по губерниям пошли плодиться. И не смотри так на меня, давно уже пора было понять, что я читаю очень внимательно все доклады, что вы мне на стол кладете.
Но государь, могут начаться волнения, решил ответить за всех Ягужинский.
Подавим, я пожал плечами. Войскам какая разница чье волнение подавлять, крестьянское али помещичье? А на освободившиеся земли поставлю того, кто волноваться за налоги не будет, и будет их платить как должное. А еще, заметьте, я никого от налога на землю не освобожу. Имеешь землицы много, будь добр, заплати налог, я смотрел на них, наклонив голову, видя, как вертятся шестеренки в их башках, считая приблизительные расходы. Да и государству выгода немалая, не надо в липовые ревизские сказки верить, потому что каждый принесет верную перепись, с именами и днями рожденья, чтобы не дай Боже, лишнюю копейку не заплатить, как это сейчас происходит, я швырнул точно такую же толстенную папку, что лежала перед Черкасским, на стол. Есть, правда, один выход из положения: стать немного скромнее в своих желаниях, получить отсрочку по налогам и сборам, честно служа своему государству, что вы также учтете в новом законе. Да, раскрепощение. Да-да, вольная хлебопашцу и привет, землю в аренду и получать плату за нее деньгами, али зерном, да хоть навозом, коли приспичит кому. Как это англичане делают. Я их не люблю, но кое-что у них перенять можно. И тогда налоги вольный крестьянин будет уже обязан платить сам. Лично, за себя и свою семью. Не по сказкам, а по факту. У помещиков же останется лишь налог на имение. Как вам такой расклад?
Ну, опять промолвил Черкасский, это надо со всех сторон обдумать.
Думайте. А Анисим Александрович пока в народе поработает, я обвел всех пристальным взглядом, отчего каждый по-новому взглянул на мой синяк. У вас есть полгода для разработки вменяемой системы налогообложения, или я ее составлю сам. И не забудьте передать особо возмущающимся, что большинство солдат из крестьян вышло. А также подумать, на чьей стороне в этом споре о налогах будет большинство черни, если дело до бунта дойдет? Среди них-то все больше грамотных, спасибо нашим попам. А газета юдинская гораздо дешевле стоит, чем налог, ее каждый купить может и прочитать, из-за чего это баре взбунтовались, я вновь обвел их взглядом, и тихо проговорил. Свободны. Завтра как обычно жду всех здесь.
Министры быстро собрались и покинули мой кабинет о чем-то негромко переговариваясь.
С огнем играешь, государь Пётр Алексеевич, Митька поднялся и принялся убирать с переговорного стола, который был недавно здесь установлен, чернильницы, которые выставлялись перед каждым местом, чтобы министры могли поручение записать, дабы в спешке не забыть чего, перья и чистые пергаменты.
Да знаешь, после вчерашнего уже все равно, я вздохнул. Если захотят приговорить, то приговорят, и никто не поможет. А так хоть за дело верное, а не за то, что англичанам пеньку не продаю. Мы кстати, теряем на этом деле много, но тут уже дело принципа. Ежели Георг хочет войны, он ее получит.
Эдак, если закон по налогам примут с такими поправками, как ты говорил, крестьян всех вскорости освободят, откуда рекрутов брать будешь? Митька сел рядом со мной. Зато не я их освобожу, Митенька. Я вообще против раскрепощения, так сказать, я наоборот еще больше закрепощаю, вон мужиковдвижимой собственностью обозвал.
Да это не проблема. У налоговиков, а такое министерство придется создавать при Казначействе, как ни крути, будем переписи брать ежегодно. Парней двадцать коим исполнилось, только не первых сыновей, каждая семья будет вынуждена отдать. Это если кто из них добровольно не придет. Солдатам же озвучили, что их ждет после примерной службы, многие прониклись. А второму сыну все равно мало, что светит, я провел рукой по волосам. Губернии обяжем, и губернаторы за набор будут башкой отвечать.
Полдень. Эйлера примешь? Митька встал и направился к двери.
Да куда же я денусь, зови, я махнул рукой. Перекусить бы успеть перед заседанием Синода.
Разговор с Эйлером получился коротким и эмоциональным.
Что за газ ты, государь, имел в виду, когда заявлял, что мои шары не полетят по воле пилота? заявил он мне с порога. Вот Петька, трепло. Язык-то быстро укорочу, собака страшная.
Да откуда я знаю? я развел руками, притворяясь валенком. Какой-нибудь, который легче, чем дым. Я как-то у химиков видел, вроде бы вот он дымок от горелки, а потом раз, реакция пошла, и струйка другого цвета совсем вверх полетела, выше, чем от горения. Значит легче он, и значит им можно управлять, более податливым такой газ станет, ежели им шар наполнить.
Он почти минуту сверлил меня сосредоточенным взглядом, затем прищурился и кивнул.
Спасибо, государь Пётр Алексеевич, отвесив поклон, он поспешил к двери. Не понял, это что все?
И на этом все? спросил я человека, который ради этих десяти секунд почти неделю за Митькой ходил.
Да-да, это все, и он вышел, оставив меня сидеть с приоткрытым ртом. Это что, мать вашу, сейчас было? Только не говорите мне, что этот ненормальный пошел водород синтезировать, у которого еще даже названия нет. Вот это помешался человек, этак он действительно какой-нибудь аналог дирижабля мне лет через несколько выкатит, особенно, когда каучук мне добудут и привезут.
Так, не расслабляться, наскоро перекусить и идти с Синодом портить отношения. Да, прибавлю я сегодня работы Ушакову. Он, бедный, и так скоро разорвется. Но ничего, как-нибудь прорвемся, а там, глядишь, его орлята подрастут, все поспокойнее будет.
Глава 7
Андрей Иванович Ушаков протер усталые глаза, шутка ли почитай двадцать часов уже на ногах, и разложил три признания рядком, перечитал и покачал головой.
Не сходится что-то. То ли стар я стал, и что-то упускаю, хватку теряю, то ли тут что-то другое, пробормотал он, снова читая первое признание от лорда Рондо. Нет, не сходится. Мишка! в комнату заглянул высокий гвардеец из выделенного государем полка, которого Ушаков сразу заприметил и забрал к себе в денщики. Леди Рондо ко мне доставь, я сам хочу дознание провести, денщик, выполняющий также роль адъютанта и даже иной раз секретаря кивнул и скрылся за дверью.
Ушаков протер лицо. Поспать бы, только вот некогда, дел невпроворот, а людей не хватает. Катастрофически не хватает, хоть плачь. До того дошло, что они с Радищевым друг у друга начали людишек сманивать. Стыдобище какое. Но государь прав, неоткуда их достать. Самим нужно воспитывать, а как воспитывать, ежели присесть иной раз некогда. Приглашать иноземцев? В его, Ушакова, вотчину, которую он с нуля поднимает? Только подумав о такой перспективе, Андрей Иванович едва за сердце не схватился, так оно кольнуло нехорошо. Ну уж нет, только через его труп, какой-нибудь иноземец зайдет в святая святых Тайной канцелярии. Слава Богу, дороги начали строить на совесть, можно пока туда-сюда людей перебрасывать и довольно быстро. Это, ежели Сибири не касаться. Но в нее, родимую, тоже надо как-то попадать, иначе развалится империя, которую и так как коршуны пытаются со всех сторон по кускам растащить. А государь, хоть и клыки отрастил, да кровь начала романовская играть, молод еще, шибко молод, а опереться только вот на таких старых пердунов как он, Ушаков, может. И их задачаво что бы то ни стало дожить до того момента, когда Петр крепко на ноги встанет, когда его собственная свора таких же волчат подрастет, как вон Петька Шереметьев. Вроде бы бабник и балагур, а как глянет иной раз, так мурашки сразу по спине пробегают, сразу становится понятно, с кем он с самого детства игрался, да нахватался привычек странных. Один Петр из Романовых остался, кто фамилию свою правильно по батюшке передать сможет наследникам. Ежели с ним что случится, что тогда? Какой-нибудь Петер-Ульбрихт трон займет и будет свои иноземные порядки пытаться навязывать? Так что надо терпеть. Терпеть и работать в поте лица. Ниче, в гробу потом отоспятся.
Перо выпало из пальцев, и Ушаков встрепенулся, надо же, задремал все-таки. Нужно поспать, никому лучше не станет, если удар от усталости получит. Сам же только что думал, старый дурень, что нельзя пока помирать, не на кого службу оставить. В дверь постучали. Ушаков крикнул, чтобы входили, и увидел Дмитрия Кузина. Мальчик ему нравился. Из народа, но он обладал цепким умом, абсолютной преданностью к Петру и полным отсутствием совести. И Андрей Иванович ценил его за все эти качества. Более того, он именно Митьку видел в перспективе на своем месте, вот только обучить его нужно всему успеть. Митька молча подошел к столу и протянул Ушакову бумаги, которые тот, развернув, начал читать. Прочитав, поднял взгляд на своего ученика и усмехнулся.
Долго уговаривать пришлось? Митька пожал плечами.
Не очень. Думаю, что, ежели с государем принцессы не было, то дольше бы ломался. А так, даже сам последние пункты предложил внести.
А ты почему не с ним? Ушаков слегка нахмурился.
В Синоде государь, Митька вздохнул. Без меня пошел, сказал, что его-то там с трудом терпят, а вопросы нужно важные решить как можно скорее.
Не люблю долгополых, поморщился Ушаков. Все норовят своей блудливой моралью уши загадить, а сами потом в Пост Великий гуся в карася крещут и жрут в три горла. Мало воистину святых людей среди попов, ой как мало. Как думаешь, справится?
Должен, Митька осторожно примостился на стуле. У него разговор-то с попами одинне хочешь слушать, вникать в то, что говорю, вон там стоит корабль, собирайся, поедешь в Америки туземцев в православие крестить. Вот только разрешение бы сначала на свадьбу получил, а там пущай как хочет, так с попами и разбирается.
Так правда, что сегодня ночью в окошко к невесте лазил? Ушаков лукаво усмехнулся.
Правда, чуть комнату не выстудил. Пришлось несколько раз заходить, пока не вернулся, окошко прикрывать.
Ну, это хорошо, дело молодое. Авось, Бог даст, наследника скоро дождемся, они переглянулись и синхронно перекрестились.
В дверь снова стукнули, и заглянул Мишка.
Леди Рондо здесь, сейчас на дознание, али пущай ждет?
Давай сюда, Ушаков махнул рукой и повернулся к Митьке с задумчивым видом. Вот что, Дима, посиди-ка ты со мной, послушай, может я пропущу что-нибудь, все-таки возраст, да и не спал долго, Митька в который раз кивнул, и отодвинулся в тень вместе со стулом, а Ушаков в этот момент поднялся и широко улыбаясь распахнул объятья, словно хотел обнять вошедшую, нервно оглядывающуюся по сторонам, женщину. Леди Джейн, ну что ж ты, голубушка, проходи, присаживайся. Тебе удобно? она скованно кивнула, садясь на жесткий стул, а в этом кабинете, который уже оброс такими легендами, что заходить сюда было страшно, других не было. Точно удобно? Ты говори, не стесняйся, голубушка, а то разговор нам долгий предстоит, нам же важно, чтобы ты не устала, ведь так?
* * *
Весь день Филиппа провела, как на иголках. Ей до сих пор не верилось, что она решилась провести ночь с мужчиной, даже, если этот мужчина скоро станет ее мужем. О том, что было ночью, она старалась не думать, чтобы каждый раз не краснеть, когда ее взгляд падал на широкую кровать. Хватит и того, что Марго знает.