Сергей ТамбовскийШпана
Глава 1
Санька, Санька! слышу писклявый голосок откуда-то справа, ты, Санька, только не умирай! Что ж я без тебя делать-то буду?!
Медленно поворачиваю налившуюся чугуном голову направо и вижу мелкого пацанчика лет 1012 в странной и нелепой одежде, какой-то балахон у него, подвязанный поясом в районе талии, на ногах тоже не пойми что лапти что ли?
Ну слава те господи, ожил, обрадовался моему движению пацанчик, как тя молонья-то шибанула, я уж думал всё, концы тебе пришли, весь синий стал. Ты давай, оклёмывайся скорее, нам надобно бы до ночи в ночлежку поспеть, а то закроют, мёрзни потом на дворе-то
Поворачиваю голову налевомы, похоже, лежим под какой-то лодкой, ребристый купол над головой, под задницей что-то твёрдое, похоже, что скамеечка лодочная.
Ты кто? спрашиваю я у мальца.
Брательник я твой, Лёха, размазывая слёзы по щекам, говорит он, шибко тебя долбануло-то, забыл всё
Где мы? продолжаю тупить я.
Да там же, где и вчерась, в Кунавине, отвечает малец, харч промышляем сёдни плохой день был, пару луковиц да полкраюхи хлеба выручили.
А год сейчас какой? задал я наконец главный вопрос.
Я в годах не шибко понимаю, продолжил всхлипывать мой неожиданный родственник, в ночлежку придём, там спросишь. Ты лучше вставай, нам через мост на ту сторону надо, а то его разведут скоро, его ж на ночь всегда разводят, вот тогда точно под этой лодкой всю ночь дрожать будем.
А фамилия у нас какая? И мать с отцом где? сделал я попытку приподняться, кажется это получилось.
Потаповы мы, а родителей у нас год уже почитай, как нетути ни одноготятька бурлаком был, в прошлом годе повели оне баржу в Ярославль, так он и не вернулся оттедова, казывали, утоп он где-то под Кинешмой, а как и почему, то неведомо. А матушка наша в прошлом месяце померла от хвори ты ж её выхаживал долго, дохтура приводил, не помог только дохтур, немчура поганая, только деньги последние выцыганили этого не помнишь?
Не помню, угрюмо сказал я, выбираясь из-под лодки, ну пойдём что ли в твою ночлежку только там ведь деньги наверно платить надо?
Не надо, отозвался Лёха, мы убираемся там раз в неделю в счёт этой платыэтого ты тоже не помнишь?
Слушай, давай так, придумал я выход, считай, что я совсем ничего не помню после этой молоньи
Это было очень близко от истины, я по-прежнему очень плохо врубался в ситуацию и почти ничего не понимал. Дело в том, что последнее моё воспоминание перед тем, как я увидел брата-Лёху, была рулёжка по ночному городу в 21 векея возвращался с вечерней смены домой примерно в половине двенадцатого, накрапывал мелкий и занудный дождичек, разогнавший с дорог остатки автомобилей, мокрых пешеходов и даже женщин с пониженной социальной ответственностью. Одолел почти весь проспект Ленина и огибал кольцо на Пролетарке, когда переднее колеса моей Джетты влетело в неожиданную яму вчера ещё тут всё ровно было, а теперь вот и совсем последнее, что я запомнил, так это как машина переворачивается, а горизонт резко наклоняется влево потом лодка и Лёха Да уж, занесла меня нелёгкаяэто ж конец 19 века или самое начало 20-го, а город, судя по всему, тот же самый, Нижний Новгород, а идём мы с Лёхой сейчас по территории Нижегородской ярмарки, коя тут каждое лето открывается, в Кунавинской слободе а мост, на который меня брательник ведёт, это один из двух плашкоутных мостов от Ярмарки на правый берег реки Оки, где и расположен собственно в этом времени город. Такие блин дела, граждане присяжные заседатели и приравненные к ним.
Лёха привёл меня на второй мостик, который ближе к Московскому железнодорожному вокзалу проходил, он начинался примерно от того места, где в будущем будет стоять монументальный памятник Ильичу высотой в 12 метров, а заканчивался на Благовещенской набережной, в будущем это будет Черниговская улица. Состоял мостик из двух частей, сначала до Гребнёвских песков, ну острова такого посреди Оки, а когда одолеешь лабиринт из амбаров и складов на этих песках, там вторая часть плашкоута была. А основной-то мост был куда как более основательным, и по нему даже ходил электрический трамвай.
А мы ж ведь жили где-то, ну до того, как матушка померла? задал я ещё один вопрос Лёхе, чеж мы не там живём, а в ночлежке?
Лёха огорчённо вздохнул, отпрыгнул от маневрового паровозика, который прикатил от Московского вокзала пару вагонов с товаром для разгрузки, и ответил:
Была у нас хата, вон там, в Благовещенской слободе, мы мимо неё сейчас пойдём, но нас оттедова целовальник Спиридон выгнал взашей, за долги хату забрал мы ж ему задолжали сильно, когда матушку пытались вылечить
Вот же сука, подумал я, двух малолеток на улицу вышвырнул и даже не почесался ну хорошо, ты Спиридонушка, занимаешь теперь место номер один в списке моих личных врагов. Обогнули пару жестяных резервуаров.
А это что такое? спросил между делом у брата.
Аааа, удивился он моему вопросу, здесь кажись масло держат, этот Шнобель какой-то кажись этими делами ведает.
Может Нобель? уточнил я.
Может и так нехотя согласился Лёха.
И тут, когда мы уже почти вышли ко второй очереди плашкоутного моста, из-за очередного покосившегося барака нам навстречу вышли двое парнишек гораздо старше нас, вид у них при этом был самый, что ни на есть разбойниче-бандитский.
Ша, сосунки, сказал старший из них, опять вы по моему участку ползаете?
Ничо мы не ползаем, попытался возразить Лёха, просто по мостику хотим на ту сторону пройти.
Я ж говорил тебе и тебе тоже, он показал пальцем по очереди на меня и на Лёху, чтоб духу вашего тут больше не было. Говорил?
Ну говорил ответил брат. Только забыл я всё, а брата сегодня молонья ударила, он совсем не помнит ничего.
А мне Лёха шепнул: Это Ванька Чижик, он здесь шишку держит на Гребнях.
Ну если молонья, то ладно, живите пока, смилостивился Чижик, только карманы выверните, чего у вас там
Лёха с готовностью показал, что в карманах у него пусто, у меня же там неожиданно обнаружились две упомянутые недавно луковицы и кусок хлеба.
Так, половина моя, твёрдо сказал Чижик, после чего забрал одну луковицу и неровно отломал половинку краюхи, за то, что ослушались моих слов, петухи.
После этого он выдал по подзатыльнику нам обоим и ушёл обратно за край покосившегося барака. Ты, сука, будешь номером два в моём чёрном списке, вот оклемаюсь, сразу забаню, подумал с ненавистью я, когда мы уже прыгали по неровному деревянному настилу моста, укорачиваясь от проезжающих в обе стороны пролёток, телег и двуколок. А за петуха ты мне отдельно ответишь, гнида. И ещё дополнительно подумал, что влип ты, Санька, чисто, конкретно и основательно, теперь вот обосновывайся в новом теле и новом времени и на самой нижней социальной ступеньке тутошнего общества, да.
Перебрались на правый берег, на эту Благовещенскую слободу, да, в будущие времена она будет называться улицей Черниговской. Здесь живут в основном купчики средней руки, богатеи типа Бугрова, Башкирова, Блинова или Рукавишникова предпочитают Рождественку или вообще верхнюю часть города, пронеслись в моём мозгу обрывки сведений, почерпнутых из краеведческой литературы.
А что это вон там справа? показал я на высоченные элеваторы на берегу Оки, и причал там у них свой вроде
Ааа, отозвался Лёха, это мельница Башкирова, богатеющий купец, мильонами ворочает.
Чего бы нам к нему на работу не наняться? выдавил я ослепительную мысль на поверхность, глядишь, тоже разбогатели бы.
Ну тя точно серьёзно приложило молоноьей-тоты чо, братан, с дуба что ли рухнул? Или опыт работы мельничной какой-то есть? К нему, чтоб на работу наняться, очередь стоит от самой Скобы, там простые работяги по целковому в день зашибают, а у мастеров так и до червонца доходит.
Я мысленно попытался прикинуть масштаб здешних цен и не смог, поэтому попросил совета у брата:
Слышь, Лёха, ты это не серчай, но я и про нынешние цены ничего не понимаюна рупь что сейчас купить можно?
Брат уже ничему не удивился, а просто деловито перечислил, что сейчас можно купить на рубль30 батонов ржаного хлеба или 20 пшеничного, 4 кило сахару кускового, полкило кофе или чая, 7 литров молока или 23 кило речной рыбы. Ну или две бутылки водки, если её нам продадут.
Да, немало, согласился я. А в ночлежке сколько за ночь берут?
Две копейки, по-божески, только у нас и этих копеек нету.
А хорошие условия у Башкирова-то, надо будет запомнить, сказал сам себе я, не ожидая никакого ответа, его и не последовало.
Мы тем временем одолели расстояние до второго плашкоутного моста и перед нами, трезвоня во всю мочь, развернулся и ушёл вдаль электрический трамвайчик, внутри него и сверху (он двухэтажный был) сидело с десяток гордых собой пассажиров, один презрительно посмотрел на нас с Лёхой и сплюнул на пыльную мостовую.
Чой-то он? спросил я брата, плюётся, гад.
Эх, Санька, если б только плевали, горя бы у нас не было, в сердцах ответил он, а так-то и по мордасам выписать могут.
А это ещё чо? указал я на одноэтажное здание с трубой, за которой было устроено что-то вроде фуникулёрчика, как раз вагончик начал подниматься по склону, а навстречу ему спускался такой же.
Аааа, отозвался Лёха, электрическая станция, а за ней новая игрушка, к выставке устроили для богатеевесли лень на гору топать, значит, можно сесть в такой вагончик и подняться за две минуты. Стоит пятак.
Немало, согласился я, но мы, может, съездим на нём как-нито когда лучшие времена настанут.
И ещё такой же рядом с нашей ночлежкой, к Кремлю подымается, щас сам увидишь.
И мы поплелись далее по улице Рождественской, шлёпая своими лаптями по булыжной мостовой. Слева и справа были сплошные лавки, продававшие всё, что можно было найти в мире в этом времени, от китайского шёлка и фарфора до голландских часов и испанского кофе. Приказчики из этих лавок вообще-то предназначались в основном для того, чтобы затаскивать туда проходящих мимо покупателей, но в нас с Лёхой они естественно покупателей не видели, а видели обычных малолетних попрошаек, поэтому нас они никуда не затаскивали, а наоборот, грубо отталкивали подольше, если мы вдруг оказывались в пределах их досягаемости. Пару раз от их грубых толчков даже пришлось проехаться носом по мостовой
А вот и Скоба! обрадовано сказал брат, почти пришли, два шага осталось.
И мы пересекли мостовую Зеленского съезда, подойдя вплотную к трёжэтажному зданию из красного кирпича, на коем красовалась надпись «Ночлежный Домъ Николая Бугрова», а с боков ещё две«Песенъ не петь» и «Вести себя тихо». Охренеть можно.
А за домом вон смотри, такой же вагончик, как перед мостом, он в Кремль людей подымает, дёрнул меня за рукав Лёха, я тебе про него говорил. Ну пойдём что ли на ночь устраиваться, нам вон туда, в чёрный ход.
И он повёл меня кругом здания, в заросли больших лопухов и репейников. По дороге я поинтересовался у него:
А Николай Бугров это кто?
Да ты чо, обиделся он, это ж наш благодетель, купец богатеющий, аж жуть. У него мельница на реке
Постой-постой, остановил я его, ты же только что говорил, что мельница у Башкирова.
Это на правом берегу у Башкирова, а на левом, аккурат напротиву Бугрова, она ещё больше и там ещё лучше платят. А вдобавок он вот о бедняках и бездомных заботится, вишь, какой дом для нас отгрохал.
Раз он такой заботливый, мог бы и забесплатно людей пускать, попытался возразить я.
Э, не скажи, рассудительно ответил Лёха, бесплатное люди не ценят, разнесли бы тут всё по брёвнышку или пуще того сожгли бы, одни головешки чтоб остались. А если копеечка уплочена, всё какая-то ответственность появляется.
Слушай, Лёха, неожиданно вспомнил я, а ведь для таких, как мы, щас наверно специальныезаведения есть, у монахов например.
Мудрёными ты какими-то словами заговорил задумчиво посмотрел на меня Лёха, но я тебя понялточняком есть такие места, монахи и монахини и кров дают, и еду, но они же взамен требуют, чтоб поклоны били чуть не круглые сутки, да молитвы читали, да в церкви часами отстаивали да и не отпускают никуда оттуда, взаперти держат, это уже не ночлежка, а цельная тюрьма выходит не, я на такое не согласный.
Всё, заходим, продолжил тем временем брат, когда мы добрались до чёрного хода, только ты вот что если уж ты позабыл всё, так я напомню, что вести себя тут надо смирно и не перечить никому, ладно? Смотри на меня и делай так же, а то вытурят нас на улицу, как в прошлый раз, чо делать-то будем?
Я молча кивнул и мы вошли внутрьтам за стойкой стоял типа вахтёр мужичок средних лет в красной блестящей рубахе и серых грязных портках, а волосы у него были гладко зачёсаны назад и по-моему намазаны маслом, лоснились они в свете, пробивающемся с улицы через пыльное и давно немытое окно.
Явились-не запылились, ханурики, с отвращением сказал он нам обоим сразу, ладно, что уложились в срок, за десять минут до отбоя (и он со значение вытащил из кармана и посмотрел на часы-луковицу). А то бы не пустил. Валите
Мы молча проследовали деле по коридору, но тут в спину нам раздалось:
Эй, тормози тут вот какое делострашОй сегодня распорядился вас отчислить от работ с завтрева
То ись как отчислить? запричитал Лёшка, а ночёвка как же?
А так, плати две копейки и ночуй, а работу вашу другим передают, нету больше у вас здеся работы, ребятушки.
За что, дядь Петя? плаксиво вопрошал брат, я же, как и было велено, молчал и пытался въехать в суть дела, мы ж всё исправно делали.
Не моё это дело, угрюмо продолжил вахтёр, старшОй распорядился и точка могу токмо добавить, что чем-то вы ему насолили, а чем, неведомо
Я дёрнул брата за рукав, мол, пойдём, бесполезняк тут с этим болваном лясы точить, и он меня понял, развернулся и пошёл, опустив голову и плечи. Через два поворота мы спустились по лестнице вниз, тут-то, в подвале и было наше пристанище ну ночлежка и ночлежка, я в принципе был ко всему готов, вспоминая школьный курс литературы и пьесу Алексей Максимыча «На дне», но действительность таки превзошла мои ожидания. Нары тут даже не в три этаже были, а четыре, проходы между ними полметра, не больше, вдвоём не протиснешься, садиться одному надо, темень, немного разбавляемая светом от двух зарешёченных окошек в разных углах помещения. Ну и запах сами можете нафантазировать, что там за запах витал. Народу, по моим скромным прикидкам, тут чалилось явно больше двух сотен.
Прикинул в уме, сколько же имеет благодетель Бугров за каждую ночь и подумал, что ни хрена же он не благодетель, а жлобяра и скупердяй, за такие деньги мог бы хоть минимум комфорта обеспечить.
Вон там наши места, сказал мне Лёха, на верхних нарах, залезай, пока Пахом не пришёл.
Я без лишних слов полез наверх, не сказать, чтобы эта процедура была очень тяжёлой, но и простой её назвать язык не поворачивалсяпопробуйте сами по шатающимся и разъезжающимся в разные стороны доскам забраться на четырёхметровую высоту. Подождал там брата, потом задал вопрос, крутившийся у меня на языке:
А чего нам этого Пахома-то бояться? Он такой страшный что ли?
Вот придёт, сам увидишь, угрюмо ответил он, а теперь давай съедим, что принесли, а то и это отберут.
А чой-то народу как мало? спросил я, кроме нас на этой верхней полке никого
Потому что самые козырные места внизу, а наверх разную шелупонь отправляют.
Понятно, ответил я и начал делить еду, стараясь, чтобы Лёшке досталось побольше.
Он этот момент заметил и угрюмо отломил от своей половины краюхи кусочек, чтобы было поровну, и протянул этот кусочек мне. А я не стал выкобениваться и взял, потому что головокружения от давешнего катаклизма у меня уже прошли и страшно захотелось есть. Проглотил всё, не успел заметить как.
А вот и Пахом, тихо сказал Лёха, выглянув вниз, прячься.
Но видимо сказал он это поздно, потому что Пахом, ражий и весь обросший каким-то мхом мужик ростом под два метра, вытащил за шкирку сверху сначала меня, а потом и Лёшку. Поставил на землю и радостно спросил:
Ну шо, щеночки, попались?
Мы ничего не отвечали, соседи же косились на Пахома и его забавы вполглаза и никаких действий не предпринимали, из чего я сделал вывод, что им или всё по барабану или Пахом тут большая шишка и ему никто перечить не смеет.
Ну давай, попляши, а я посмотрю, это он мне сказал.