Адмирал Империи - Дмитрий Николаевич Коровников 14 стр.


 Это легендарные «Соколы»?!  переспросил Байбакулов.

 Что за восторженные эпитеты в сторону чужого подразделения?  недовольно отреагировала Дибич.  Легендарной, тебе бы лучше называть, нашу 155-ю.

 Так это же, те самые «Соколы Белло», которые разбили непобедимую эскадрилью «спаги» султана Селима в Адрианопольской битве,  с явным восхищением, продолжал Байбакулов.  Бросьте, командир, как этих ребят после того боя не зауважать?!

 Хватит, я сказала!  буркнула Янина, которую действительно задели подобные слова.  Может, сразу переведёшься к ним в группу, если воспылал такой любовью? «Соколы» и «Соколы», ничего особенного

 А что, есть свободные вакансии?  сразу стал уточнять лейтенант.

 Байбакулов, не зли меня

 К сожалению, лейтенант, свободных мест в эскадрильи пока нет,  совершенно неожиданно в их беседу вмешалась майор Белло, появившись на мониторах пилотов.  Но, если что, я буду иметь вас в виду

Необычная яркая внешность Наэмы, в очередной раз вызвала бурную реакцию всего мужского состава 155-ой. Эфир наполнился присвистыванием и прицокиванием, так чертовски хороша была собой, эта чернокожая воительница. Всеобщего восторга не разделяла, пожалуй, только лишь, подполковник Дибич.

Янина знала майора Белло давно. Обе девушки, часто оказывались рядом на той самойРусско-османской войне.

Истребительные подразделения, во все времена, конкурировали между собой за право называться лучшими во флоте. Вообще, для военного лётчика быть зачисленным в легендарную эскадрилью значило больше любых, самых высоких наград. Многие пилоты неоднократно отказывались от очередного повышения, лишь бы продолжать службу, именно в своей эскадрильи.

Конкуренция эта имела чёткую градацию по, так скажем, степени напряжения.

В самой лёгкой форме она проявлялась между командами пилотов, служивших на одном авианосце. Эти ребята почти всегда работали как единое целое, поэтому у них физически не было возможности, хоть как-то выделиться.

Вражда и неприязнь нарастали, когда в секторе боя или какой-либо операции, находились палубные истребители с разных кораблей. Вот здесь вовсю проявлялось желание быть первым и заодно утереть нос своим соседям. Иногда подобные игры приводили даже к трагедиям, но на это, высший командный состав, как правило, смотрел сквозь пальцыкосмоморяки чтили традиции.

Третьей, самой ожесточённой формой противостояния, были отношения между палубниками и гарнизонными эскадрильями. Неприязнь была здесь настолько высока, что некоторые пилоты с военных кораблей вообще не считали за флотских, лётчиков служащих в гарнизонных командах. Те, в свою очередь платили им не меньшей ненавистью, сильнее которой, была лишь ненависть к непосредственному врагу на «поле боя».

Конечно же, конфронтация между пилотами не перерастала в открытое столкновениевсе были адекватными людьми, но вот драк и оскорблений было огромное число. И это, кстати, касалось не только наших лётчиков. Во всех флотах мира, без исключения: будь-то, в американском, в европейском или даже в ханьскомвезде истребители доказывали свою доминантностьтаковы уж были эти безбашенные ребята, и их не переделать

Основным местом, где можно было ярче всего выделиться и проявить себяявлялись военные кампании. Чтобы получить боевой никнеймвысшую степень почёта и признания заслуг, эскадрильи были готовы идти на многие безумства. Кстати, часто, подвиги и стойкое героическое поведение команд истребителей во время боя, на поверку оказывались, не хладнокровным командирским расчётом или самоотверженностью пилотов, а всего лишь молодецкой удалью, в запале азарта. Нередко, очередная такая эскадрилья, желая «выпендриться», неожиданно, своими действиями выравнивала «фронт» или же вообще, переламывала ход сражения.

Одним из ярких примеров тому, стал инцидент, произошедший во время знаменитой Адрианопольской битвыключевого сражения нашей прошлой войны с османами, которая происходила между Черноморским Императорским флотом и Флотом Южных Сил Обороны султана. Именно здесь и встретились 155-я и «Соколы»

 Для вас майор, стало обычным делом красть чужие победы,  с явным недовольством, произнесла Янина, прожигая Белло взглядом.  Теперь вам и этого мало? Начали открыто переманивать пилотов из других эскадрилий?

 Правильно было бы говорить не «красть» победу, а уводить из-под носа,  сразу же парировала ей, Наэма.  Здравия желаю, подполковник

 А что за история с кражей?  снова нарушив субординацию, вмешался в разговор, Байбакулов.

 Не твоё дело,  коротко отшила его, Дибич.

 Расскажу вам позже, лейтенант,  ответила Белло.

 Для начала, лучше ответьте на вопрос, почему вы летите с отключенными транспондерами?  перевела тему разговора, Янина.  Вы не понимаете, что моя 155-я могла бы сейчас разорвать вас в клочья?

 О, мне и моим людям нечего было бояться, ведь я знала, что именно вы являетесь командиром этой эскадрильи,  усмехнулась Наэма.

Дибич, от ненависти задрожала всем телом, и уже хотела было ответить на подобную колкость, чем-то в том же духе, но сдержалась, ибо на экране появился человек, которого, в отличие от Наэмы, она очень ценила и уважала.

 Привет, Янина,  улыбнулся я, подмигивая моей давней подружке.  Рад тебя видеть

Глава 10

Как только «Одинокий» пристыковался к главному пирсу, добрых три четверти моего экипажа, за исключением дежурной смены, покинув корабль, шумной толпой высыпали на просторы терминала крепости. Конечно же, это произошло с разрешения их командира, который всегда отпускал своих людей в увольнительные, если представлялась такая возможность. Я по себе знал, как скучна и однообразна, бывает служба на военном корабле, и не мог не баловать свою команду хотя бы такими маленьким радостями.

Честно сказать, развлечений внутри боевой крепости не так много: бар-ресторан, спортивные залы, да парочка маркетов, но даже уже это казалось для космоморяков праздником. А если добавить сюда огромные пространства «Измаила», где можно просто часами гулять со своими товарищами, то счастью моих людей не было предела. Это вам не тесные кубрики крейсера и узкие переходы между ними, где ты постоянно сталкиваешься с кем-нибудь и тебе, крайне не хватает личного пространства.

Кстати о товарищах, военные гарнизона прекрасно знали моих ребят, «Одинокий» был частым гостем у местных пирсов в Русско-османскую кампанию. Все хорошо помнили, как храбро бросался в гущу боя этот крейсер, отгоняя врагов от периметра крепости и как затем, «израненный», без энергетического поля, со страшными пробоинами в корпусе, он заходил под защиту «Измаила». После этого, орудийные платформы уже самой крепости начинали прикрывать мой корабль огнём. Такие воспоминания невозможно стереть из памяти. Моряки и солдаты, сражаясь плёчом к плечу, становились в тех сражениях боевыми товарищами, а товарищество в армии и флоте было равно понятиюбратства.

Поэтому, как только створки пневмодверей стыковочного перехода с шипением открылись, и на платформу ворвалась шумная ватага моряков во главе со своим командиром, им навстречу уже спешила не меньшая по численности толпа их старых добрых знакомых и друзей. Генерал Волынец возглавлял эту процессию.

 Господин контр-адмирал,  обратился он, подходя ближе и меряя меня суровым взглядом,  неужели вы в серьёз рассчитывали напугать нас этой глупой выходкой с отключенными определителями «свой-чужой»?! Это что, у вас флотских сейчас такие шуточки снова в моде?

 Напугать, как я вижу, всё-таки удалось,  засмеялся я, показывая глазами на трясущиеся руки генерала.

 Чушь!  воскликнул тот, пряча их за спину.  Кого испугался, твоего крошечного кораблика? Тьфу, да если бы меня не было в тот момент в Центре Управления, я бы вообще не узнал о твоём приближении Мои канониры постфактум сообщили бы мне, о том, что «прихлопнули» какого-то очередного мелкого комара, пролетавшего мимо!

 О, сильно сказано!  отреагировал я.  То-то смотрю, как завертели твои бастионы, всеми орудиями, не зная куда стрелять. Да ещё и все имеющиеся истребители разом выслал навстречу, с испуга, наверное: «Только не дайте добраться ему до меня» Такие слова ты говорил подполковнику Дибич, полчаса тому назад, а? Признавайся!

 Тьфу, противно слушать подобный бред!  возмущённо воскликнул Фёдор Афанасьевич, действительно, тут же смачно плюнув на пол.  И от кого? От молокососа, только что напялившего на себя адмиральские погоны?!

Вокруг нас на мгновение воцарилась мёртвая тишина. Люди, находившиеся рядом, не знали, как реагировать на нашу с генералом перепалку.

 Да, пора тебе на покой старик,  покачал я головой и неожиданно обнял Волынца. Он громко засмеялся и в свою очередь стиснул меня в тисках своих объятий. Хватка у генерала, несмотря на возраст, была всё такая же железная, как и раньше.

 Здорово, Сашка Как же я рад тебя снова видеть!

 Здравствуй, Фёдор Афанасьевич. Не ждал меня?

Я знал Волынца ещё со времён Русско-польской кампании. Он служил тогда полковником одной из республик Венденской Конфедерации, которая в тот период раскололась на два противоборствующих лагеря. Колонисты одних систем поддержали в войнеРоссийскую Империю, другиеРечь Посполитую и её союзников. Фёдор Афанасьевич, бывший в то время командиром одного из крейсеров Екатеринославской Республики, определился в своём выборе сразу. Отважного полковника, как и большинство его соотечественников, не нужно было уговаривать, чью сторону занять в этом конфликте. Все боевые корабли «екатеринославцев» со своими экипажами перешли на сторону Империи

Мы прошли с Волынцом рядом, практически всю эту кампанию. Громили польские «хоругви», затем вместе отступали от «Новой Варшавы» после жестокого поражения, и наконец, стояли насмерть, в качестве простых пехотинцев, обороняя легендарную крепость «Орешек». При первой нашей встрече на планете Венден-3, я, если честно, не воспринял всерьёз этого немного неуклюжего, бравирующего своим званием и положением, человека.

То был типичный южанин из нейтральных русских колонийбыстрый на подъём, взрывной и непоседливый. Когда нужно и не нужно, он хватался за эфес своей казацкой шашки, но так же быстро остывал, как и загорался. Не имелось в сердце у Волынца ненависти и злобы, даже к смертельному врагу. Таковы характеры были у многих поселенцев из русских колоний Конфедерации.

Оторванные от Российской Империи в результате политических интриг ещё более полувека тому назад, жители данных систем продолжали хранить традиции и оставались близки нам по духу и мыслям. Хотя многие из колонистов и были обижены на Новую Москву за то, что та бросила, как они считали, их миры на произвол судьбы. Но это не помешало им, практически всем, перейти под подданство России, как только представилась такая возможность.

Русские «конфедераты» сражались в ту войну отчаянно, не жалея, ни себя, ни противника. Они смело врезались на своих лёгких крейсерах в боевые порядки поляков, как будто во время лихой кавалерийской атаки на планете Земля. Часто такой боевой азарт приводил к тяжёлым последствиям, и нашим адмиралам стоило немалых усилий сдерживать порыв своих новых союзников.

Волынец был одним из таких, неуправляемых и самовольных капитанов кораблейслужба в республиканской эскадре, где дисциплина стояла далеко не на первом месте, давала о себе знать. Южнорусский полковник не признавал авторитетов и званий, даже среди имперцев, поэтому намучилось наше командование с Фёдором Афанасьевичем изрядно. Ладно, если бы он один самодурствовал на той войне, так он же ещё и подбивал своих соотечественником на разные авантюры.

Для российских адмиралов не было новостью, когда во время очередного перехода, корабли наших горе-союзников, на какой-то период времени покидали общий строй и исчезали с экранов радаров, а затем снова появлялись, как ни в чём не бывало. По довольным физиономиям республиканских полковников и по оплавленным бортам их крейсеров можно было понять, что эти ребята уже поучаствовали в какой-то незапланированной стычке, и захватили очередную планету, либо промышленную базу.

Наше военное руководство некоторое время смотрело сквозь пальцы на этот бардак, сосредоточившись на планировании кампании и изначально не рассчитывая на помощь русских республик. Тем не менее, порядок надо было как-то наводитьвсё-таки это императорский флот, а не пиратский. Поэтому, тогдашний командующий нашим Балтийским флотомвице-адмирал Дессе попросил лично меня заняться перевоспитанием Волынца и его подельничков.

В общем, удалось мне, с горем пополам, разогнать тогда эту казачью вольницу и заставить непокорных командиров хоть как-то соблюдать субординацию. Трещали челюсти и у меня и у казачков, но в итоге мы достигли мирного соглашения. Конфедераты, в итоге, пообещали беспрекословно исполнять приказы имперского командования, по крайней мере, на время активных боевых действий. Тогда, кстати, именно Волынец, первым поддержал меня в нелёгких переговорах с полковниками.

До сих пор не могу понять почему, но иногда так бывает, что между незнакомыми людьми возникает ощущение родственной близости и тёплых чувств, без какой-либо причины. Именно так произошло и между мной и Фёдором Афанасьевичем. Изначально, ещё там на Вендене-3, этот человек стал относиться ко мне, практически, как к своему сыну. Разница в возрасте этому способствовала. Да и то, что у Волынца не было детей, может как-то повлияло на такое отношение ко мне. Не знаю, но точно помню отеческие нотки в его голосе при нашей первой встрече.

Несколько позже, когда Волынец осознал, что перед ним находится не неопытный молодой человек, а боевой офицер, уже прошедший несколько кампаний, он стал по-другому относиться ко мне, больше как к равному. Когда же события на Вендене стали стремительно развиваться и мне пришлось принимать решительные меры, Волынец и вовсе признал во мне лидера.

Наша дружба и симпатии друг другу росли по мере того, как боевые действия становились всё интенсивней. А когда же они превратились просто в бойню на «Орешке», то можно было сказать, что с Волынцом мы стали побратимами. Мы тогда оба, из флотских превратились в обычных пехотинцев и стали одними из последних, защитников той крепости

Что ж, хочу сказать, это был поистине отважный командир и воин, казалось не боящийся никого и ничего. Мне несколько раз приходилось приказывать моим людям оттаскивать, вошедшего в боевой азарт полковника, с линии огня. А он любил, стоя в полный рост, косить противника из ручного пулемёта. Как его тогда не зацепило, не понимаю. Волынец, по-моему, вообще был единственным, оставшимся невредимым из всего гарнизона «Орешка».

 Заговорённый я,  смеялся Фёдор Афанасьевич, видя мое удивление тогда.  В нашей семье все такие. Можешь мне не верить, но пока у кого-либо из моей родни, нет детейего или её, ничто не берёт: ни болезнь, ни пуля, ни несчастный случай. Да-да, вот такой договор у семейства Волынцов с Господом Богом. Но, как только появляется первенец, всё меняется с точностью до наоборот. Все, кого я знал из своих дядьёв, погибали раньше положенного им срока. Вот так, Сашка А ты думал, почему я бездетный до сих пор, в свой полтинник-то? Именно поэтому Хрен меня возьмёт какая-то польская пуля, договор я соблюдаю

Мы тогда посмеялись над этими его словами, а через некоторое время, когда боевые действия уже закончились, Волынцу всё же пришлось нарушить свой договор. Как не кичился старик своей независимостью и холодностью к женскому полу, и его намотало на эти колёса. И, похоже, главной свахой, оказался я сам.

Не смог седовласый полковник пройти мимо Янины Дибич. Молодая, дерзкая до крайности, капитан-лейтенант сразила тогда Фёдора Афанасьевича своими рыжими косами и большими зелёными глазами. Всё, поплыл Волынец

Я знал Янину ещё с Академии, она училась на два курса младше, на отделениилётчиков-истребителей. Уже тогда она обращала на себя внимание, скорее не красотой, а своей решительностью и целеустремлённостью. Я не пророк, но тогда сказал сразу, что эту курсантку ждёт большое будущее, если конечно она не погибнеттакие отчаянные, как правило, первыми сгорали в плазме вражеских пушек.

Однако лейтенант, а потом и капитан Дибич, не собиралась погибать в истребительных дуэлях. Она стала прекрасным командиром эскадрильи и, кстати, именно она участвовала в деблокаде «Орешка», когда адмирал Дессе всё же сумел прорваться к осаждённой крепости и спас нас с Волынцом.

В общем, тогда они и встретились. Как я уже говорил, старик пустил слюну сразу, да и Янина смотрела на Волынца, как-то уж, слишком восхищённо. Действительно, полковник, овеянный минутной славой, в своём пробитом, испачканным кровью бронескафандре, казался тогда молодой девушке поистине былинным богатырём. То уважение, которое выказывали Волынцу все находящиеся рядом, поразили Янину и в итоге, она тоже была им покорена

Назад Дальше