Под ласковым солнцем: Империя камня и веры - Кирнос Степан Витальевич 13 стр.


Это обычная и странно простая для такого человека комната. Её небольшие размеры создают эффект тесноты, и вещей в ней было не много: небольшой книжный шкаф, роскошный рабочий стол, диван из кожи. В комнате есть один лишь окно, которое по углам прикрывают алые занавески. У окна своё место заняли два стула, на которых и расположились присутствующие.

Первыйчеловек высокого роста, с длинными до плеч светлыми волосами, неимоверно утончёнными чертами лица и худощавым телосложением. На нём, как на манекене кожаное пальто, явно большое, тканевые чёрные штаны и кожаные сапоги. Второй жемужчина низкого роста, с короткими седыми волосами, более плотным телосложением и в простом зелёном костюме дворецкого.

 Скажи мне, Мицелий, почему ты так долго служишь мне?

 Я десятилетия нёс службу и вашему предшественнику, этой мой долг. Да и нужно же просто работать, а может, я слишком стар и сентиментален и не могу покинуть службу, на которой я столько долго пробыл, что она стала частью меня.

 Хорошо ты действительно верный слуга,  довольно заключил собеседник.  Верность сейчас редкая штука её нельзя обеспечить одним лишь страхом, так как это уже не верность лобзание, чинопочитание всё что угодно, но не верность.

 Вам ещё понадобится помощь, какая-нибудь?

 Ох, мой старый друг помощь, не нужна,  с безумно расцветшей улыбкой на тонких губах был дан ответ.

 Хорошо,  было начал старик, но вдруг приумолк, после чего всё же договорил.  Старый канцлер гордился бы вами.

У израненного сердца собеседника пробежало странное и неописуемое чувство, и он слегка схватился за грудь, а по щеке пробежала слеза. Воспоминания пришли сами собой.

 Старый Канцлер говоришь

Всё произошло и началось чуть больше года назад, в больнице. Это была одна из самых современных палат во всём Рейхе, полностью белая, несколько окон, драгоценная люстра тут всё соответствовало основам роскоши и выдержанности в ней, а в середине палаты один единственный пациентумирающий правитель. К его телу подключено множество жизнеобеспечивающих устройств, которые ещё поддерживали тлеющий и угасающий огонь жизни в могущественном политике. Сам он был почти весь окутан паутиной из разных перепутывающихся и на вид бесконечно вьющихся проводов. В палате стоял характерный звук работы устройств и писк показаний о работе сердца. На кровати лежит некогда великий Император, уже практически ни на что не способный. Но и сейчас немощный старик, даже в таком виде, он повелевает несметной Империей силой слабого голоса и движением своей немощной руки, которая практически была парализована. В палате находится так же ещё два человека: заместитель Канцлера и Высший Лорд. Но даже такой матёрый и повидавший виды мужчина как высший лорд смотрит на умирающего повелителя Рейха с опаской, в его глазах читался неподдельный и животный страх кто знает, куда в потерянном сознании отправит его правитель может и на каторгу, а может и на плаху.

 Подойди ко мне,  практически шёпотом и сипло сказал умирающий Канцлер, указываю немощной рукой на своего заместителя.

Заместитель робко и с опаской подошёл к умирающему старику и его аккуратно взял за руку.

 За своё правление кхе-кхе,  выкашлялся кровью умирающий Канцлер, захлёбываясь ею, которая была уже у него на губах в обильном объёме.  Я много чего совершил за свою жизнь ужасного и недостойного. Я хотел бы исповедаться, но я знаю, что не успею уже кхе-кхам а посему я хочу дать тебе напутствие,  на издыхании, уже за гранью смерти, отдаёт свой последний приказ Император.

Вдруг Канцлер сжал руку помощника. Его зрачки сильно расширились. А кровь изо рта потекла всё обильней. Все приборы просто сошли с ума, начав истошно пищать и верещать и на фоне медицинского оркестра, Канцлер высказал свои последние слова:

 Не допусти моих ошибок бойся не тех, кто за стеной, а кто рядом с тобой,  Тяжело и, закашливаясь почти шепча вымолвил умирающий правитель. Ты теперь Канцлер.

Но вот рука Императора стремительно начала мякнуть, сам он стал беспорядочно хвататься за воздух, а приборы залихорадили в бешеном ритме.

 Врач! Врач!  кричал без пяти минут новый канцлер.

 Помни о моих ош

После этих слов все приборы умолкли, и в палате только раздался истошный писк.

Ещё некоторое время в палате стояла тишина, только врачи уносили безжизненное тело. Новоиспечённый Канцлер сидел, схватившись за голову с пустым взглядом. Глаза же Лорда выдавали огромное облегчение, как после тяжёлой работы раба на плантациях, который лишился своего хозяина.

 Король умер, да здравствует король,  с улыбкой и довольным голосом, разведя в стороны руками, сказал Высший Лорд.

 Что, прости?  с непониманием спросил Второй Канцлер.

 Пойдём, поговорим о будущем Рейха,  поспешно сказал Лорд.

Они оба вышли из больницы и направились к автомобилю Лорда, и через пять минут они уже были в богатом и роскошном ресторане, где за одиноким столиком сидит несколько человек: один новый Император и три Лорда.

 Что ж, Канцлер умер, теперь пора решать, кто будет новой властью,  с коварной улыбкой сказал один из Лордов, самый высокий по росту.

 Я чтото не понимаю?  уже испуганно, но всё так, же непонимающе сказал новый Канцлер.

 Что ты не понимаешь? Здесь всё достаточно просто. Власти мало, а нас много. Нам мало того, что мы имеем сейчас, и мы хотим больше. Наша логика довольно проста.  Вызывающе произнёс Лорд.

 Послушайте, народ не готовПытаясь хоть чтото объяснить начал Канцлер.

 Слушай теперь меня,  Грубо и нагло прервал говорившего Лорд.  Либо ты принимаешь наши условия и спокойно живёшь, либо мы, так сказать, отправим тебя на досрочную пенсию. Твой диктат будет окончен, так и не начавшись.

После чего Лорд достал изукрашенный нож, и показал пистолет, который висел у него на поясе, в знак того что он даже сейчас готов исполнить сказанное. Император тяжело вздохнул, потом сглотнул. Он быстро понял, что пойти на противостояние с Лордами сейчас это означало бы верную смерть но не его, а того человека, что любимее этого мира.

 Ну, каковы же ваши условия, господа Лорды?

 Ха, правильный выбор, мальчик,  унизительно произнёс матёрый.  У нас есть несколько правил: любое наше решениеэто твоя воля, любой наш законэто твой закон, все, что ты решаешь делать ты согласовываешь с нами короче говоря: всё что ты делаешь, хоть даже если захочешь чихнуть, ты всё обсуждаешь с нами. Чтоб без нашего ведомани шагу, а то отправишься вслед за своим предшественником. Ты нас понял?

 Да, понятно. А у меня вопрос, можно задать?

 Ха, а ты быстро понимаешь всё. Можешь задать.

 А какие у меня права?

 Хм, ты останешься символом для народа, мы будем править из тени, а ты будешь марионеткой, красивой куклой, ведь народ легче верит в святость одной фигуры. Человеческой мешанине легче служить и объединяться возле одной личности, понял?

Пододвинутый Канцлер был шокирован подобными словами. Те, кто был призван служить народу, сейчас готовы были плевать на него. Верховные Лорды напоминали уличных бродяг, что отобрали у прохожего нечто ценное и почувствовали после этого себя избранными до такой степени, что возомнили себя выше всего мира.

 Да,  тихо, покорно и сломлено произнёс Канцлер.

 Вот и славно, что ж, за это можно и выпить Официант!

Тот, кто стал Канцлером и сам не хотел вставать на этот пост, желая передать его кому-нибудь другому. Он не желал ссоры с Верховными Лордами, ибо им двигало желание уйти в тень, в тихий угол Рейха и разделить эту тишину с той, с кем он хотел быть до конца жизни. Но судьба оказалась жестока, и пост Канцлера стал единственным залогом осуществления страшного возмездия, за нанесённые душе увечья.

Но внезапно добродушно сказанные слова помощника вырвали из воспоминаний больную душу:

 Скоро ваше выступление, вы готовы?

 Я всегда был к этому готов,  холодно кинул Канцлер, но потом более мягко спросил.  Скажи мне Мицелий, ты готов меня поддержать?

Хотя Канцлер и сам не понимал, зачем он спросил верности у обычного слуги, но почему, то сейчас ему это показалось очень важно.

 Господин Канцлер, я вам всегда буду верен. И поверьте, поддержу любое ваше начинание.

В душе Канцлера пробежала волна облегчения, и он обрёл неожиданное спокойствие, позволив сосредоточиться себе на будущем выступлении.

 Твои слова греют мне сердце,  сердечно вымолвил правитель.

 Спасибо,  сказал помощник и на свой страх и риск решил задать вопрос, за которым обычно могла последовать казнь.  Господин Канцлер, вы можете рассказать, как у вас получилось перехитрить Лордов?

На что ему неожиданно спокойно собеседник ответил:

 Да, я расскажу тебе можно. Любой мой шаг был поставлен под контроль, но даже в этом положении мне удалось действовать в своих интересах. Да, пускай все мои решения, приняты с оглядкой на Лордов, и они пытались себя сделать олицетворением «святости», но я научился определять их слабости. И у них у всех как под копирку есть один порок: бдительность было довольно легко усыпить.

 Вам понадобился год, чтобы это понять?

 Далеко нет нет. Всего полгода присмыканий, унижений и они забыли даже о моём существовании. Их гордыня, жажда богатств, их сладострастное корыстолюбие и похоть затмили разум этих развращённых ничтожеств. Потом я нашёл верных мне людей, и теперь мне удалось установить надзор над Лордами. Они были настолько поглощены ненасытностью и вожделением, что не увидели, как возле них меняется обстановка. Но это не главное, мне удалось выяснить самое важное для нанесения решающего удара: где они заседают для принятий решения, как урвать ещё кусок власти. И через несколько минут будет нанесён финальный удар.

 Мда, вами бы гор

 Не повторяй о нём. Мне больно это вспоминать,  неожиданно по-человечески и, держась за сердце, попросил Канцлер.

 Но почему? Он в вас души не чаял,  тихим и мягким голосом спросил помощник.

Канцлер ничего не ответил, он лишь посмотрел в окно и немного ухмыльнулся.

 Скажи, Мицелий, ты кому бы из нас был бы больше верен? Первому или же мне?

 Я всегда был верен ему и бесконечно буду верен вам.

 Хорошо, задам другой вопрос: кого из нас ты больше уважаешь?

Слуга немного поёжился в кресле, но в его взгляде не пробежало и искры страха. Он повернулся и взглянул в лицо, в глаза Канцлеру.

 Его.

Правитель не был ошеломлён этим ответом, скорее не удовлетворён.

Канцлер хотел спросить, почему так, но тут в комнату вбежал молодой человек высокого роста. Это был ещё один слуга.

 Господин Канцлер, положение требует вашего немедленного вмешательства,  Запыхавшись, и тяжело сказал вошедший.

Канцлер оглядел комнату, выдохнул.

 Хорошо, я сейчас пойду.

Слуга кивнул и быстро вышел из комнатки.

 Я, пожалуй, тоже пойду, мне пора,  выдохнул Мицелий.

 Да, мой старый друг, тебе пора.

Мицелий тяжело поднялся со стула и буквально поковылял к выходу.

 Знаешь, Мицелий, а ты заслужил отдых. Ступай, отдохни пару недель.

 Я вам больше не нужен,  жалобно, почти рыдающе спросил старый слуга.

Канцлер несколько секунд держал молчание, после чего практически шепча, сказал:

 Мой друг, я не хочу, чтобы ты был в Имперском Дворце или в парламенте я хочу тебя ещё долгие годы видеть

Слуга вышел за пределы комнаты и стал направляться к запасному выходу. Он знал, что о нём позаботились и только что уберегли его от вихря политики, что готов перетереть в пыль любого слабого или комуто дорого человека. У слуги есть семья, есть сын и дочь, есть внуки. И Канцлер обеспечил ему то, что последние свои годы старик проведёт с ними.

Целое мгновение стояла тишина, а правитель великой Империей недвижимо сидел, уставившись в одну точку. Но вдруг его рука со скрипом от пальто опустилась в карман. Канцлер тихо вынул кулон на цепочке и обратил в него печальный взгляд от одного вида, которого, становилось тоскливо. Он несколько мгновений смотрел в него, на прекрасное женское лицо, потом мгновенно и с толикой ярости закрыл его и положил его во внутренний карман пальто.

 Калья.

Сущим шёпотом проговорив это, Канцлер, осмотрел комнату и вышел из неё, пойдя на заседание. Правитель пошёл уверенным, но не размашистым шагом. Его пальто легко покачивалось на ходу, чуть касаясь, пола, рассматривая холодные серые залы взглядом, в котором читается жуткая ненависть и холодный расчёт.

Когда он вышел в зал, то все сразу затихли, и от предыдущего накала не осталось и следакаждый член Капитула затих, будто бы задержал дыхание. К нему тут же подбежал молодой слуга и прошептал на ухо некоторые слова, вводящие в курс дела.

 Господин Канцхотел что-то Лорд-Магистрариус.

Канцлер с кожаным скрипом от пальто приподнял руку на уровень своей головы, согнув в локте, и призвал главу правительства:

 Тишепосле чего обратил уничижительный взор на военного.  Маршал, вы получите все необходимые ресурсы для подавления восстания.

 Спасибо, Господин Канцлер.

 Верховный Отец,  воззвал к себе Канцлер священнослужителя.

 Да, ваше пресвятейшиство,  благословенно произнёс глава Империал Экклесиас.

 Не стоит пока объявлять крестовый поход. Эта война началась на гражданских основах, а не религиозных. Предоставим дело войны солдатам нашей армии.

 Да, пусть так и будет,  покорно сказал Верховный Отец.

После всего сказанного Канцлер прошагал к трибуне и забрался на неё. В его глазах не было неуверенности или сомнения, лишь холодная и железная решимость.

Он немного потёр подбородок, поднял голову и приступил к выступлению. Колонки так настроены, чтобы не показывать волнений «отца государства», ибо его рисуют только как сильного и непоколебимого лидера. По всей зале из звукоусилителей полился насыщенный голос, не передавая той дрожи, что была в нём:

 Господа и дамы, буду краток. Я решил изменить наше государственное устройствоотныне мною будет учреждена ещё одна личная гвардия! Я усиливаю контроль над всеми Департаментами высшей Власти, теперь все ваши отчёты будут приходить ко мне и зачитываться передо мною лично, за каждым отделом будет установлен мой прямой контроль!  после чего голос Канцлера вздрогнул, так как он собирался читать не номинальное изменение, а то, что в корне изменит жизнь отечества, руки задрожали, колени чуть не подкосились, и всё же твёрдым уверенным голосом продолжил:  И я распускаю Высший Капитул, теперь в Буле заседают три палаты.  Всё!  мгновенно и скоротечно произнёс вновь пришедший к власти Канцлер.

После этих слов в зале повисла полная и непроницаемая тишина. Многие сидели и переглядывались, не зная, что, можно сказать. В глазах людей мелькает сомнение и нерешительность. Люди с опаской смотрели на охрану, которая стояла подобно статуям в зале и до этого момента оставалась не замеченной.

 Если возражений нет, то предлагаю закончить,  с явной радостью и облегчением в глазах изрек Канцлер.

Зал пребывает в шоке, но что они могут? Обескураженные люди, прежде чем собираться по правилам должны были радостно и ликующе зааплодировать сказанному из уст правителя, ибо, как сказано в Фолианте Гражданина «слова государевы являют мудрость и свет истины, которым все должны радоваться». Никто не хотел противоречить могущественному правителю Рейха. Все молча стали покидать зал, приняв его слово как закон, которому нельзя противоречить. Вдруг шорох в зале был разорван голосом Канцлера:

 Ах, и парламентёр Исайя, требую пройти в мою комнату.

После этих слов ползала удивлённо взглянули на него. Он не мог не подчиниться, ибо это было бы великим оскорблением, с неимоверной огромной ценой расплаты. Исайя тяжело выдохнул, отпустил помощника, едва видимо перекрестился, сглотнул и пошёл в комнатку Канцлера. По пути его ноги с каждым шагом всё тяжелели и становились более ватными, а сердце наполнялось страхом.

Когда он зашёл, то он увидел своего худую фигуру правителя, занявшего у окна, с закрытыми алыми занавесками.

 Говорят, ты один из тех, кто защищает полк-орден?  холодно спросил Канцлер.

После этого вопроса в душе у Исайи нечто сжалось, он ощутил извечный страх, но всё-таки нашёл в себе силы ответить:

 Да, а что, господин?  последовал ответ дрожащим голосом.

 Почему вы его защищаете?  въедливо спросил Канцлер.

 По

 А можешь не отвечать,  резко и неожиданно оборвал его владыка Рейха.

 А почему вы его недолюбливаете, господин? Чем вам не угодил полк орден?  Почти с требовательностью, прерываемой явной дрожью и нотами страха, спрашивает парламентёр.

 Почему? Об этом я не смогу тебе поведать. Но я тебе расскажу одну историю. Совсем другую, чтобы ты понял то, о чём я говорил сегодня.

Назад Дальше