Ты бережно похоронил моих близких. Я перед тобой в вечной признательности.
Несколько недель назад Орфео снял со стены Облавы отсеченные головы моей семьи, насаженные на кол по приказу Короля. Отшельник нашел для них тайную могилу в известном только ему месте, которое прожорливым упырям никогда не найти. Монфокон утверждал, что его протеже, слыша печальные песни костей умерших, играл им на губной гармошке, чтобы успокоить
Ты позаботился о тех, кто был мне дороже всех, взволнованно прошептала я, подарил им вечный покой. Теперь моя очередь отблагодарить тебя.
Я достала из кармана мамины часы и протянула ему.
Возьми. Они сломаны, но для меня бесценны, потому что принадлежали моей матери. Отныне это сокровище будет твоим.
Я положила круглый кулон в его широкую ладонь и осторожно закрыла ее своими пальцами.
Прощай, Орфео.
Я лишилась самого ценного, но была вознаграждена неожиданным подаркомбледной улыбкой, впервые тронувшей бескровные губы отшельника.
* * *
Итак, Гастефриш, вы опоздали! воскликнул Раймон де Монфокон, когда я вошла в кабинет кобылиц. Разве на уроках куртуазного искусства генерал Барвок не объяснял вам, что пунктуальностьпризнак хорошего тона?
Директор, Сурадж и Эленаис сидели за маленьким столиком, где слуги накрыли обед, состоявший из холодного мяса и сырых овощей.
Главный Конюший обращался со мной как с воспитанницей, а не фрондером, чтобы не вызвать подозрений у товарищей по команде. Он все так же суров, независимо от того, кого представлял: директора школы или революционера.
Приношу свои извинения, месье.
Я прошла вдоль толстого гобелена на стене с изображением страшных вампирических кобылиц Нетленного.
Моя сиеста продлилась немного дольше, чем ожидалось.
Надеемся, в Париже ваш сон будет более чуток: в злачных местах тех, кто спит слишком крепко, лишают кошелька или жизни.
В золотистых глазах Эленаис среди отблесков пылавшего камина промелькнуло отвращение. Дочь знатного вельможи де Плюминьи, главного королевского поставщика домашней птицы, испытывала панический ужас перед чернью.
Вы хотите сказать, что мы посетим трущобы? заволновалась она. Разве это необходимо?
А где вы думаете находится Двор Чудес, Плюминьи? В мягком будуаре Пале Руаяль? Между бальными залами Опера́? Вам придется проникнуть за кулисы Города Теней.
Города Теней? пискляво повторила богатая наследница, погрузив свой прелестный носик в тарелку с салатом, чтобы не встречаться с потемневшим взором Главного Конюшего.
Монфокон потряс головой, проворчав в свою бородку:
Это прозвище столицы. Будучи Людовиком XIV, Король развивал городское освещение. Париж получил известность как Город Света в Европе. Однако после трансмутации Нетленный велел убрать фонари и факелы с большинства улиц. Что толку освещать мостовые, если человеческое стадо заперто в стойлах после комендантского часа?
Монфокон легко изображал безжалостного дворянина. Ему приходилось ежедневно исполнять эту роль, живя среди придворных акул.
Король доверил эту миссию, значит, верит, что вы сможете проникнуть в самые злачные места города, куда даже не осмеливается заглянуть ночной патруль. Знайте, что за поддержание порядка в столице отвечает полиция. В прошлом она подчинялась непосредственно Нетленному. Однако уже несколько десятилетий монарх равнодушен к повседневным делам королевства, отдавая себя эзотерическим занятиям. Он проводит бо́льшую часть своих ночей в компании Экзили и архиатров, наблюдая за звездами в обсерватории. Более насущные причины, чем земные дела, влекут его к небесам Например, невероятный проект по завоеванию дня с помощью алхимической науки, о котором тайно перешептываются в кулуарах Версаля. Эзешьель де Мелак борется за власть в Париже, чтобы упрочить свое влияние при Дворе. Скандал с письмом, обнаруженным на двери усыпальницы, серьезный удар по его репутации; а недовольство Короля, выраженное публично сегодня утромначало падения министра Армии. Поэтому не стоит ждать помощи от полиции в Париже. Мелак будет вставлять вам палки в колеса, мешая найти Даму Чудес раньше него.
Кончиками столовых приборов Эленаис нервно нарезала листья салата, будто препарировала их.
Простите, месье, но как нам найти Даму Чудес без посторонней помощи в неизвестном городе?
Почему неизвестном? Как заметил Король, Джайпур хорошо знаком со столицей. Особенно с кладбищами, потому что мы разделяем общую страсть к охоте на упырей.
Сурадж склонил голову. Под тюрбаном цвета охры его медное лицо оставалось непроницаемым. Он самый молчаливый из нас. И самый опытный. Эленаис и яновички, но у индийца в активе год королевской службы. Из шести человек, служивших при Дворе, онединственный, кто пережил заговор де Ля Ронсьера.
При всем уважении, месье, не страсть побуждает меня охотиться на упырей, а чувство долга, возразил он глубоким голосом, в котором слышался иностранный акцент. Прошлой весной по приказу Его Величества я уничтожал тварей, нападавших на простолюдинов. Я не знал тогда, что преступница подчинила их себе.
Он сжал кулаки и сурово добавил:
Плоть и кровь народа принадлежат Короне. Те, кто крадет ихбудь то смертные, вампиры или нечисть, должны быть безжалостно наказаны!
Монфокон презрительно прочистил горло, отрезая огромный кусок кабаньего паштета.
Не играйте в благородство, Джайпур! фыркнул он. Чувство долга такая же пагубная страсть, как и любая другая. Скажу большесамая опасная из всех. Опьяняющая жажда, которую маскируют под расчетливую умеренность.
Директор школы раскрыл свою широкую пасть и запихнул в нее кирпич паштета, принявшись его шумно пережевывать. Затем прополоскал глотку, опустошив бокал вина, темного, как патока.
Участниками заговора де Ля Ронсьера тоже двигало чувство долга, продолжал он, вытерев рот огромной ладонью. Долгизнаночная сторона извращенного представления о чести, как и гипертрофированного чувства собственной важности. Бедные глупцы! Они стали жертвами собственной слепоты, погубив свои семьи и союзников.
С середины стола Главный Конюший пододвинул к себе тарелку с мясными закусками, одним движением вилки нанизав сразу три толстых ломтя ветчины и четыре корнишона.
Ну, а теперь хватит болтать: ешьте! Через час нас ждет виселица Монфокона и конвой заключенных.
* * *
Похоронная процессия.
Именно это сравнение всплыло в памяти, когда я увидела длинную колонну на главной дороге, петлявшей из Версаля в Париж. Я насчитала двенадцать повозок, запряженных могучими конямипершеронами. Их копыта торжественно стучали по мерзлой земле. Цок цок цок цок Каждый удар, как механизм бесстрастных часов, приближал заключенных на один шаг к роковому исходу.
Десятки пленных набились в клетки. Еще несколько дней назад эти знатные мужчины и женщины, блиставшие в роскошных шелках, мечтали занять место Короля. Сегодня у них связаны руки. Полотнища грубых рубах развевал ледяной ноябрьский ветер. Некоторые, всхлипывая, прижимались друг к другу в поисках тепла. Другие в оцепенении, будто уже превратились в застывшие трупы, смотрели пустым взглядом на голые деревья, проплывавшие мимо.
Солдаты Мелака сопровождали колонну пленников. В первой карете ехал Министр Армии в сверхпрочном, защищенном броней гробу. До наступления ночи он не покинет своего ложа. Оруженосцы в кожаных нагрудниках на меху, верхом на конях замыкали шествие. Под своими бедрами я чувствовала мощные мышцы Тайфуна, жеребца, с которым прошла испытания по верховой езде в прошлом месяце. Я счастлива, что он со мной сейчас: прикосновение его горячего тела, точно бальзам на сердце.
Внезапно за поворотом холма я увидела город.
Париж!
Столица королевства Франция и всей Магны Вампирии!
Вокруг него возвышались крепостные стенысерые и голые, в отличие от белой, украшенной скульптурами стены Облавы. Бледное солнце садилось, вытягивая тени острых зубцов, над которыми поднимались завитки черного дыма. Тут и там открывались огромные, городские ворота, от которых в разных направлениях расходились дороги.
Окружной бастион! мрачно объявил Монфокон, верхом на могучем боевом коне. Самый длинный во всей Магне Вампирии.
Живот свело при мысли о несметном количестве людей, живущих в загоне под страхом нарушения комендантского часа. Мы добрались до мутной реки, которую пересекал широкий, деревянный мост.
Сена, проворчал Монфокон.
Какая темная прошептала я. Будто сама Тьма влилась в эти воды.
Это не Тьма, возразил Главный Конюший. Вверх по течению от Парижа Сена чиста, однако проходя через столицу, она загрязняется отходами человеческой жизнедеятельности. Сюда, под Севрский мост, стекается промышленный мусор, экскременты, древесная и угольная зола, которую приходится сжигать ежедневно, чтобы обогреть миллион простых жителей, которые никогда не пройдут за периферийное ограждение.
Миллион!
От этой безумной цифры закружилась голова. В моей родной деревушке едва ли наберется сотня душ!
Колонна въехала на мост, жалобно заскрипевший под железными ободьями колес. Через перила я увидела дрейфующие льдины в чернильной воде: суровая зима уже наступила.
К тому же другая река, текущая из Парижа в Версаль и в богатые дома вампиров на Иль-де-Франс, не черная, а красная, хмуро продолжал Монфокон. Отсюда и девиз города: Fluctuat In Sanguinis Fluminibus.
Не нужно знать латынь, чтобы догадаться о значении девиза, навязанного Магной Вампирией: «столица империи качается в потоках крови»
Наш путь продолжался на север вдоль крепостных стен до холмов, где возвышалась армия мельниц. Их крылья медленно вращались, напоминая руки изможденных гигантов, которые хотели разорвать облака.
Днем и ночью деревушка Монмартр перемалывает пшеницу, чтобы накормить жителей столицы, продолжал наше знакомство с городом Монфокон. Но в последние годы мельницы замедляют ход из-за плохого урожая, вызванного холодом
Похоже на зерно, которое бросают домашней птице в курятниках де Плюминьи, усмехнулась Эленаис, сидя на рыжей кобыле.
Одиозная параллель между фермами интенсивного разведения птиц, на которых семья Плюминьи сделала состояние, и простолюдинами, которых держали в загонах для получения гектолитров свежей крови, вызвала у меня бешенство!
Когда пшеница в дефиците, куры обходятся ячменем, смешанным с щебнем, не унималась выскочка. А что, если подавать парижанам хлеб с гравием?
Я стиснула зубы, сдерживая колкие слова, готовые сорваться с губ. Пришлось молча терпеть болтовню Эленаис, пока мы не доехали до северо-восточной окраины столицы.
На горизонте растянулась равнина Сен-Дени, окруженная мрачным бастионом северного пригорода Парижа. Мы доехали до больших ворот досмотра, возле которых собирали налог на въезд в город: наш конечный пункт.
Ворота Казни, объявил Монфокон. Ожидайте меня, пока я буду вести переговоры о въезде. Даже с королевской печатью оформление документов занимает некоторое время.
Он пустил лошадь галопом к закрытой железной решетке, у которой дежурили вооруженные алебардами стражники.
Не в силах больше выносить щебет Плюминьи, я сильнее прижала икры к бокам Тайфуна, чтобы отъехать подальше, и нечаянно очутилась возле повозок, выстроившихся в ряд одна за другой. Взгляды арестантов ужалили меня. У многих глаза опухли и покраснели от пыток в версальских застенках.
Я слышала ропот, хриплый от холода, злобы и страха:
Это она
Оруженосец, спасшая Короля
Предательница, убившая Тристана де Ля Ронсьера
Неожиданно чей-то плевок попал мне прямо в глаз. Ослепленная, я резко натянула поводья. Тайфун встал на дыбы, тяжело повалив меня на затвердевшую от заморозков землю.
Думаешь, ты лучше нас? Ошибаешься! проревел чей-то голос, наполненный ненавистью. Спасла тирана в надежде на трансмутацию? Признавайся! Гореть тебе в аду, шлюха!
Приглушенное бормотание перешло в яростный лай. Дождь из плевков обрушился на меня, густо размазываясь по лицу и стекая клейкой слизью по волосам.
Сука!
Дрянь!
Потаскуха!
Лизоблюдка мертвых!
Вокруг меня не было ни одного солдата, который мог бы вмешаться: эти люди на жалованье у Мелака, а Главный Конюший предупредил: они и пальцем не пошевелят, чтобы помочь нам.
Довольно! раздался женский голос, властный тон которого заставил стихнуть крики толпы.
Вытерев лоб рукавом, я подняла глаза. Передо мной стояла высокая женщина с длинными, светлыми волосами, развевавшимися на ветру. Ее руки тоже были связаны за спиной, как у других арестантов, но эта поза не умаляла величия незнакомки. Напротив, женщина выглядела победоносно, как безрукая сирена, украсившая нос самого гордого галеона.
Оставьте ее, приказала она своим товарищам по несчастью. Перестаньте вести себя как негодяи. Не забывайте, что вылучшие представители провинциального дворянства. Несмотря на все оскорбления, нанесенные нам, Нетленный не сможет отнять у нас титул.
Я поднялась на ноги посреди тишины, не зная, что сказать этой пленнице, чью судьбу я предрешила, спасая Короля.
Спасибо, Мадам
Бланш де Ля Ронсьер, закончила она.
Я съежилась.
Эти пепельно-русые волосы
Эти бездонные голубые глаза
И прежде всего это надменное выражение лица, одновременно решительное и меланхоличное
Эта женщинапортрет Тристана, моей самой пылкой любви и самой трагической ошибки.
Передо мной возвышалась его мать!
Я я сожалею Слова сами собой сорвались с моих уст.
О чем? Женщина вздернула подбородок. Победители не просят прощения. Извинялся ли волк за то, что загрыз ягненка, или орел за то, что набросился на кролика?
В моем помутненном сознании создалось впечатление, что через слова Бланш я слышу Тристана. Его веру, которая делала силу единственной добродетелью. Его волю к власти, которая сокрушала все на своем пути. Поэтому я остановила возлюбленного до того, как он взошел на трон. Его жажда к власти была бы куда безжалостней, чем власть Нетленного.
Закон сильнейшеговсегда лучший! чеканила фразы мадам де Ля Ронсьер. Суровость ее высказываний контрастировала с гармонией лица, красота которого не померкла с годами. Ты, Диана де Гастефриш, оказалась сильнее моего сына. Сильнее всех нас, собравшихся здесь. Поражениеудел слабых. Я не прошу пощады.
На бледно-голубых губах появилась улыбка. Эта женщинамозг заговора де Ля Ронсьер. Онаолицетворение всего, что я ненавидела: высокомерие сильных мира, для которых людивсего лишь скот.
Но невозмутимость приговоренной к смерти потрясла меня. Сильный характер напомнил мою мать, хотя эти две женщины сражались за противоположные цели.
Нет, я не прошу пощады, повторила мадам среди почтительного молчания пленных. Прошу только выслушать. Мне нужно сказать несколько слов от имени Тристана. Несколько слов, которые изменят все.
Кровь застыла в жилах.
О чем она хочет сказать?
Неужели ей известна моя тайна?
Тристан знал, что я простолюдинка, но поклялся, что никому не расскажет, пока не женится и не трансмутирует меня.
А что, если он солгал?
Что, если он рассказал обо всем матери в письме?
Что, если она хочет шантажировать меня, чтобы спасти свою жизнь?
Мне совершенно необходимо узнать правду и любой ценой сохранить свою.
Я отряхнулась от грязи, поправила липкие волосы и медленно направилась к повозке, не отрывая взгляда от пленницы.
Молчание толпы внезапно приобрело подобие религиозного ритуалабудто я шла по проходу церкви мимо людей к женщине, которая могла бы стать моей свекровью.
Бланш де Ля Ронсьер склонилась над краем повозки, умудряясь даже в нищем наряде и в кандалах сохранять изящество.
Слушаю вас, прошептала я.
Я знаю, кто ты. Ледяные губы коснулись моей щеки.
Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Стало трудно дышать.
Я приподнялась на цыпочках, приблизив свое ухо к губам женщины, чтобы никто не услышал ее слова.
Тыаристократка, более амбициозная, чем я. Готовая на все ради трансмутации Из меня вырвался вздох облегчения: я в безопасности! Однако она не закончила: я тоже готова пойти на все, чтобы помешать тебе обрести вечную жизнь. До конца жизни помни мои последние слова: я проклинаю тебя! Тристан вернется, чтобы отомстить за меня!