Признаков болезни там, слава богу, не оказалось, хотя о вреде борщевика люди были наслышаны. Это меня весьма успокоило, так что, если и дальше вверх от Ачита по северной дороге никто ни о чём таком не знает, значит можно не волноваться и смело делать свою работу.
Особо задерживаться в этих Каршах мы, правда, не стали. Я узнавать про участки пока не решился, по пути немало других поселений всё равно встретится. Зато в деревеньке Артемейкова тоже всё, казалось, в порядке, что давало серьёзное облегчение.
Мой спутник пару раз спрашивал не голоден ли я, он ещё там, в Ачите, предлагал перекусить, но так и не довёл меня до кафе или куда там собирался. Так что участковый, походу, был голоден, а я вот после вида тех волдырей напрочь весь аппетит потерял.
В Русский Потам мы отчего-то не заезжали, хотя указатель поворота я видел. Может, сам Георгий проморгал или посёлок был слишком уж далеко от нашей дороги, чтобы сворачивать, я карту местности особо не изучал. Маршрут в навигаторе был вбит из Ачита в Волки, но чем севернее мы ехали, тем всё хуже и хуже становилась дорога.
Вот сквозь Верхний Потам проезжали уже с остановкой, видя вспышки местной тревоги. Есть у них такие случаи, что человек покрывался нарывами и волдырями. Особенно старики страдали, как нам рассказывали. Мы, естественно, смотреть ни на кого не поехали, не врачи и не специалисты же, поверили на слово, но дальше двигались уже с явной опаской.
Ну, а дорога всё шла и шла без остановок и поселений долгое время, обращаясь в совсем уж сельскую местность, без асфальта под колёсами, добираясь до села Большой Ут, сквозь которое та самая река и петляла. Там вот ситуация была не лучше, чем в Ачите. Редкие люди расхаживали по улочкам, все стонали, с крупными, с кулак, волдырями на шее, едва не кидаясь на участкового, чтобы вызвал им помощь. Как будто сами никуда позвонить не могут, ей богу.
Разумеется, Георгий Владимирович тут же позвонил врачам, а мне сказал, что ареал этого борщевика от деревни к деревне различен и надо во что бы то ни стало проведать теперь Лузенину и Волки. Он хотел бы, наверное, и дальше, этим всем его Ачитский округ далеко не ограничивается, но меня напрягать в этом смысле он не хотел.
Да и если бы попросил, я бы, наверняка, всеми правдами и неправдами отнекивался от такой задачки. У меня своё дело, земли для конторы отыскать. Водителем к местному участковому я не нанимался. Одно дело, если б так, по-человечески, ещё пару-тройку деревень дальше объездитьэто да, но по другим дорогам здесь скитаться и возвращаться в Ачит я не стану ни за что на свете.
И без того тошно от увиденных ужасов. Мужчины с голым торсом на улицах ходят и чешутся, на спине меж лопаток пузыри алые надуваются. Мне аж привиделось, что на одном нарыв буквально пульсирует, а дальше такое, что ни в страшном сне рассказать. Аж головой затряс, вытряхивая прочь все безумные и сумасбродные мысли. От страха и паники человеку такое почудиться может, что потом ещё и сердце не выдержит. Однако же и сам участковый шибко дальше этих «Волков» направляться не желал.
Дальше лучше пешком, сказал он, вылезая с пассажирского сидения из машины.
Не проедет? спросил я уже снаружи, тоже покинув свою уютную кабину с подставками, иконками, кивающими игрушечными собаками и прочим декором, который сам себе и обустраивал для комфорта.
Увязнуть может, качнул тот подбородком, опасливо призадумавшись, Погода вон какая, если ливанёт, так размоет там всё Эвакуатор только вызывать. А тот тем более увязнет, ты представляешь, сколько он весит? Это ж грузовик-тягач сам по себе. Так засосёт, как болота в бегемоте, ой, то есть наоборот! посмеялся он.
Я, кстати, без зонта, не ожидал плохой погоды, сообщил я сразу, так что в случае дождя мы с ним промокнем до нитки.
Как видишь, Пётр Ильич, я тоже, развёл он руками, словно желал продемонстрировать свою кобуру.
Будем надеяться тогда, что дождя не случится, вздохнул я, чтобы мы не стояли возле машины, теряя время, хотя с той же самой надеждой можно было бы сесть внутрь и попытаться поехать.
Там бобры реку Ут иногда пригородить пытаются, рассказывал мне по пути Георгий Владимирович, На дороге ветки, палки, стволы берёз молодых могут лежать. Тут постоянно такое, до Лузенины не доехать. Потом места с грязью есть, да и вообще, дорога, как видишь, паршивая! Острый камешек или ещё какая острая хрень, проткнёт колесо, а запаска-то есть? зачем-то спрашивал он, когда мы уже изрядно отошли от машины.
Да, одна в багажнике, ответил я, повернувшись к нему лицом, идя не сзади, а уже параллельно.
Вот, одна! задрал он вверх палец, как мудрец, Так что если потом ещё какая беда, уже не выберемся.
Идти предстояло не близко, вокруг то степной пейзаж, то убранные поля, то наоборот деревья да кустарники всякие. А река была по правую руку, хотя потом, где-то как раз у деревеньки, должен быть мост, где она нам путь пересекает и уходит налево, и вот там уже вдоль неё после Лузенины должны быть проклятые Волки.
Добираться до дачного посёлка надо в комфорте, обмолвился я, Так что нам надо будет проследить, чтобы Большеутинский совет вам тут дорогу хорошую сделал. Это сейчас там деревня, а мы облагородим, коттеджный посёлок сделаем для загородного отдыха, рассказывал я о планах, уже не раз воплощавшихся в жизнь, Естественно, двести километров от Екатеринбурга мало кто захочет ехать, но для жителей других ближайших городов будет хорошее место.
Места здесь и вправду хорошие, с улыбкой говорил участковый, Скот пасут, урожай собирают, картошку выращивают Лошадей на продажу ещё. Да, кивал он мне, будто бы я высказывал какие-то сомнения или удивление на этот счёт, Кормят, растят да продают потом. Кому в хозяйство, кому на бега и скачки, есть тут такие коневоды в наших краях.
А это что за чертовщина? скривил я брови, поглядывая на чучело огромного паука, появлявшегося из-за деревьев на территории небольшого убранного поля.
Конструкция с машину размером, без учёта лапок, а с ней так на целое столпотворение автомобилей, не знаю даже, с чем сравнить. Из соломы да смятой пожухлой травы, связанной отдельными элементами формировалось колоссальное членистоногое, где, несмотря на общую монотонность и даже сливающуюся с соответствующим выцветшим к осени фоном окраску, можно было выделить и выпуклости нескольких глаз, и отдельно поджатые эти ного-челюсти, хелицеры, если бесполезные знания по биологии ещё не покинули мою память. Всегда считал, что кроме точных наук остальные школьные предметыта ещё ерунда для любителей кроссворды поразгадывать. Вот зачем мне столица Гвинеи? Я уже даже не помню, где она, в Африке или в Южной Америке, Гвинея эта
А, так это мизгирь, отвечал мне участковый, словно мы уже с десяток таких повидали и я интересовался о чём-то настолько обыденном, словно то был не «мизгирь», а «снегирь».
Что? переспросил я, чуть сощурившись.
Мизгирь, отвечал собеседник, Так местные называют пауков. Это здесь культ целый обрядный, сельская местность! Это вам не городские с их паникой перед каждым заползшим в дом насекомым!
Пауки не насекомые, тихо пробубнил я зачем-то вслух, больше в надежде, что он не услышит, как я его поправляю, только вот сдержаться всё равно не смог.
От старославянского слова «мезгти» сплетать, вязать. А мезгаэто сеть, любая, объяснял участковый, Это ж из-за Райкина мы «авоськами» такие сумки называем, а до него-то мезга и есть мезга! А кто сети плетёт, тот мезгирь. То бишь паук. Вредителей ловит, дома в углу лад наводит, почти воплощение домового. Тут пауков чтят, заявлял мне Георгий Владимирович, Он и символ луны, и женское начало, ткачиха вон, как у Пушкина, самая популярная на селе работа. Одежды-то шить кому-то надо на всех. Портки, рубахи, сарафаны, платья, накидки эти всякие, платки. Тут край ткачих! разводил он руками, имея в виду близлежащие деревни. А до Христа на Руси знаешь, что было? уходил участковый уже в какую-то теологию.
Идолы, язычество, отвечал я по курсу школьной программы.
Именно. В каждом краю свои боги. Где рыбацкая деревня, там водяных всяких чтят, речных да озёрных чудищ. Где леса кругом, там лешие, где гадюшники рядом, там культ змея, дабы людей оберегали и не трогали, откуда по-твоему Горынич? Змей у нас на землях полным-полно, как таким не поклоняться. А где-то вот культ Паука-творца, плетущего весь наш мир, как паутину. Старые-старые допотопные верования. Местные любят за рюмашкой поделиться легендами предков, объяснял он, откуда всё это черпает, Паук в центре паутины был символом Солнца, ещё задолго до Сварога, Даждьбога и Ярилы. Паук был символом удачи, призывал дождь для урожая, защищал от бурь и сильных ветров, уводил грозы в сторону от деревень. Ну, так верили, рассказывал он мне.
И до сих пор возводят идолов из сена? поравнялись мы уже с гигантским пауком из жухлой смятой травы.
Как видишь, усмехнулся тот, Они тут повсюду расставлены. У кого солома есть, тот и мастерит. Иногда детишки шалят, иногда всей семьёй помогают. Обычно небольшие, этот и вправду прям крупноват, поглядывал на конструкцию участковый, Но всё равно там метра по трипо пять в лапках делают.
Ох, и чего мастерят-то? Вот на Масленицу это я понимаю, чучело зимы сперва делают, а потом жгут. Тут-то чего? интересовался я, а мы пошли дальше.
А тут, как бы тебе сказать-то понятнее, сельские жители они, понимаешь? Тут не то, что телевизор не в каждом доме, а свет и холодильники не в каждой деревушке. Всё в погребах хранят по-старинке! отвечал Георгий, В лучшем случае газовый баллон и конфорка. В общем, творчество это такое народное, самовыражение, выказывание любви к своим почитаемым духам. Где гжель, где хохлома, а по всей стране вот такие скульптуры из соломы, рассказывал он, видать, в газетах читал, или по тому же «ящику», не сам же по России всюду ездил.
Додумаются же, шли мы дальше, а я всё дивился, Нет, ну, ни корову, ни коня «троянского», усмехался на это всё, Это ж надо столько сил и труда в членистоногое вбубухать.
Вон ещё один, показывал он мне уже на поле по левую руку, само весьма крупное, а фигуру паучка помельче предшествующей где-то на четверть, если не на треть в размерах.
Жутко тут по ночам должно быть, отметил я, хотя собеседник мой этого мнения не разделил, ему-то всё привычно и обычно, вырос где-то здесь, небось, местный.
Идём, вон у яблони присядем, фруктов поедим, предложил он мне определённо не от усталости, а от голода.
Я не против был перекусить, уже и на меня как-то наплывало ощущение пустоты в желудке, а дикорастущая недалеко от дороги яблоня и вправду плодоносила в самый свой сезон. Не так, чтобы прям вся устлана была плодами, многое уже собрали здешние сельские жители, но всё равно на ней красовалось ещё предостаточно румяных и спелых яблок, так что мы сорвали те, до которых смогли дотянуться, да присели, облокотившись спиной на могучий ствол, беседуя о еде.
Разговор как-то зашёл о сортах чая, о способах приготовления, мол, тут у многих до сих пор самовары вместо свистящих чайников, про любимые закуски, сушёную местную рыбу, которой советовал затариться в Ачите на обратном пути, вот только я туда всё равно ни ногой.
Яблоки были вкусные, сочные, слегка перезрелые, отчего уже рассыпчато разлетались во рту, а я такие и люблю больше всего. Даже жаль это деревце стало. Вот проложат здесь асфальт, понаедут машины в роскошный дачный комплекс Его бы ещё переименовать, кстати. Это был мой первый пункт разговора с Большеутинским сельским советом после исследования местности и подходящих участков.
Ну, какие такие «Волки»? Куда ударение ни ставь, всё равно дичь какая-то! Даже коттеджный посёлок «Волково» и то не звучит, будто опасные дикие края. Надо мягко, как-то по-доброму. «Солнечный» там, «Сухарёво» моя бабушка рассказывала, если в названии деревни есть что-то про сухари, значит, хлеба было вдоволь, что аж на сушку сухарей оставалось, жили припеваючи, получается. А, может, «Яблоневый» даже назвать, в честь этого бедного деревца, которому потом задыхаться выхлопными газами. Может, упросить ребят его выкопать да пересадить на чей-то участок? С хорошей прижившейся яблоней он и стоить дороже будет, престижно, почти свой сад уже есть
Ладно, отдохнули, имел он в виду, видно, «перекусили», Пора и двигаться дальше, приподнимался и отряхивал ладони, а заодно и брюки формы участковый, Лузенина состоит из двух частей как бы. По юго-восточную сторону моста и, соответственно, по северо-западную ещё территория. Потому нам перед походом в Волки прогулка та ещё предстоит, надо и там, и сям опросить жителей, сторожей, к врачам, может, местным зайти. Хорошо бы вот они уже там всё выяснили про борщевик, жаркой осенью давший такую болезнь нам.
Хорошо бы там никакой этой эпидемии не было вовсе, проговорил я, надеясь всё-таки поработать, и вздрогнул, увидев, что едва ладошкой не накрыл проползавшего мимо серого крупного, с мою руку как раз, тарантула.
Арахнофобией я не страдаю, но видя подобных опасных тварей, всё-таки предпочитаю вскочить и раздавить башмаком, что тут же и сделал, нежели мирно сожительствовать и не замечать. Видать, городской рефлекс, хоть там таких здоровых и мохнатых я, благо, никогда не видел. Стремление защитить близких и детей, чтобы на такую ядовитую дрянь не наткнулись.
А, может, всё то же, что и с боязнью уколов? Мне, в принципе, не шибко страшны там пчёлы и шмели, осы, даже скорпионы, но мысль об укусе паука или змеи сейчас внушала кую-то настоящую необъяснимую дрожь, представляя себе подобное, как настоящий кошмар наяву!
Ох, чего ты, сокрушался о судьбе членистоногого участковый.
Да ты его видел? Лохматый, здоровый, я думал, в России такие вообще не водятся! заявил я, реально в глубине души всё же ощущая этот с веками заложенный первобытный страх перед кусачими тварями.
Мизгирь, как мизгирь. Южнорусский тарантул, произнёс в ответ собеседник, Из семейства пауков-волков.
Да всё равно какой! Испанский, южнорусский, бразильский! жестикулировал я довольно активно, Мог за руку цапнуть и на тот свет меня отправить.
Да ну что ты, Пётр Ильич, всё сокрушался тот, Мизгирь, он как шершень. Поболит, опухнет, дня три и пройдёт. Не смертельно.
Всё равно не много радости трое суток с отметинами «вампирских» клыков на руке ходить, да ещё, может, аллергическая реакция какая выступит. У многих людей вон на пчёл аллергия есть. А кто знает, что у населения страны в отношении тарантулов. Южно-русский, говоришь? Не на таком уж мы и юге здесь в Свердловской области, отвечал я на это.
Но места-то хорошие, а лето жаркое. Давным-давно обитают, иначе бы и такого культа предков к ним ни было, произнёс участковый, Мелкими паучками птахи местные кормятся, лягушки. Регулируют их численность, чтоб не расплодились.
Ты зубищи эти видел? всё ужасался я, Сам серый, на нём рисунок такой светленький, словно роспись народная, глезки-бусины, а под ними Рыжеватые в чёрную полоску, мехом покрытые громадные челюсти, пол руки оттяпает. Вот недаром же их пауки-волки назвали
И тут меня как-то осенило, да сразу вдруг поплохело. А точно ли из-за серых волков деревеньку ту когда-то «Волки» назвали? А не из-за засилья ли здесь вокруг таких прядильщиков, которым поклоняются местные селяне, как духам-защитникам и живым оберегам? Какие именно это «Волки»? Аж ехать туда расхотелось, хотя никогда такой панической боязнью пауков я, вроде бы, не страдал.
Я не боялся их мелких домовых собратьев, когда те попадались в квартире или за городом, меня не пугали картинки из детских энциклопедий или документальные передачи, хотя сам факт этой немыслимо жуткой смерти, когда несчастную мышь или кузнечика буквально в жидкость вместе со всеми органами и мышцами растворяет изнутри паучий яд, а этот «вампир» потом просто пьёт свою жертву из кожной оболочкиспособен внушить отвращение ко всем восьминогим.
А вот сейчас, когда оно минуты назад подползало к моей руке, меня за горло схватил такой ужас, что узри я подобного вновь рядом с собой, уже бы начал всерьёз паниковать и желать отсюда убраться. А потом ещё и машину бы на дезинсекцию отправил, не дай бог занести такую мохнатую ядовитую тварь в Екатеринбург!
Убивать паукаочень плохая примета, только и сказал на это Георгий, Особенно в этих краях. Ладно, идём, вздохнул он, глядя на то, что осталось от существа после моей подошвы, а я судорожно озирался, нет ли где ещё таких монстров.
Они хоть и серые, но на сухой выцветшей траве всё равно виднеются плохо, не контрастно, можно и не сразу заметить. Вот в экзотариуме при зоопарке, где я тоже никогда при виде таких существ никого из них не боялся, я видел, например, чёрного или тёмно-бурого с яркими рыжими полосочками вдоль лапок, такой был бы крайне заметен на многих наших пейзажах. А, которого раздавил, тот ещё мастер маскировки.
Вот-вот, идём поскорее! мне тоже не терпелось убраться, вдруг у них здесь гнездо, Ты ж не собираешься ему могилку копать и хоронить, усмехнулся я, пытаясь отвлечься от накрывшего меня страха перед пауками.