Поэтому обходительное отношение московских околоточных к празднующим питомцам Университета было для Штернера в диковинку.
Мимо их саней промчались розвальни с подвыпившими студентами, горланящими что есть мочи знаменитый студенческий гимн:
Итак, будем веселиться,
Пока мы молоды!
Жизнь пройдёт, иссякнут силы,
Ждёт всех смертных мрак могилы.
Так велит природа.
Где те, которые раньше
Нас жили в мире?
Пойдите на небо,
Перейдите в ад,
Кто хочет их увидеть.
Штернера даже подбросило в санях, до того близким и родным послышался ему этот гимн:
Жизнь наша коротка,
Скоро она кончится.
Смерть приходит быстро,
Уносит нас безжалостно,
Никому пощады не будет.
Да здравствует университет,
Да здравствуют профессора!
Да здравствует каждый студент,
Да здравствуют все студенты,
Да вечно они процветают!
В Хейдельбергском университете, который закончил Атаназиус Штернер, все студенты знали этот гимн наизусть:
Да здравствуют все девушки,
Изящные и красивые!
Да здравствуют и женщины,
Нежные, достойные любви,
Добрые, трудолюбивые!
Да здравствует и государство,
И тот, кто им правит!
Да здравствует наш город,
Милость меценатов,
Нам покровительствующая.
«Вот что объединяет людей, подумал Штернер. Общая идея. Общая родина или общий гимн». И, глядя на Татьяну, он пропел оставшиеся куплеты вместе с ними.
Да исчезнет печаль,
Да погибнут скорби наши,
Да погибнет дьявол,
Все враги студентов
И смеющиеся над ними!
Их обогнали другие сани, в которых ошалевшие от однодневной свободы студенты горланили с «декабристской храбростью» совсем другую песню«Жалобу на Аракчеева».
Бежит речка по песку
Во матушку во Москву,
В разорену улицу,
Ко Ракчееву двору
«Ты, Ракчеев господин
Бедных людей прослезил
Солдат гладом поморил
Всю Россию разорил!..»
От, прокуды! мотанул лохматой головой Никифор, то ли осуждая, то ли поддерживая баловство студентов.
А Татьяна-Великомученица, она кто? спросил Атаназиус у Тани. Покровительница студентов?
Знала бы Татьяна Николаевна о своём Дне ангела чуть поболе, непременно поведала бы Штернеру всю историю жизни святой тёзки.
Давным-давно, Атаназиус Карлович, начала бы она, в 226 году, в Древнем Риме, у одного знатного консула была дочь Татиана
После казни императора Гелиогабала, который жестоко преследовал христиан и поклонялся разным богам и идолам, на престол вступил шестнадцатилетний юноша по имени Александр Северистинный христианин, и все христиане в Риме вздохнули спокойно. Но он был молод, неопытен, ему стали давать советы бывшие приближённые Гелиогабала, и получалось, что не Александр, а они реально управляют государством. Среди таких «советчиков» был и Ульпианблизкий друг казнённого императора, который так же, как и тот, верил в разных богов. А вскоре, благодаря его хитрости, вся власть в Римской империи оказалась в его руках.
Всех же, кто истинно верил в Христа, стали вновь преследовать и заставлять поклоняться идолам. Кто же этого не хотелотдавали в руки палачей.
Такая же участь постигла и Татиану.
Палачи выкололи ей глаза, изрезали ножами тело и содрали кожу, натравливали на неё льва, но Татиана отказывалась верить в разных богов. А её мучителилибо погибали, либо принимали веру в Иисуса Христа.
Сама же Татиана умерла мученической смертью. Ей отрубили голову, как и её отцу-христианину.
Вот что должна была бы рассказать Штернеру Таня Филиппова и увязать житие святой Татьяны-мученицы с Днём студентовда только образования не хватило.
Об этом редком дне в мировой истории, когда православные миряне и российское студенчество празднуют вместе два разных праздника, объединённые в один, побеспокоился ещё сам Ломоносов.
Была у Михайла Васильевича давняя мечтаучредить в России Университет, по примеру европейских учебных заведений. И обратился со своим «прожектом» к Ивану Ивановичу Шувалову, который был не только покровителем русской науки и культуры, но, самое главное, фаворитом императрицы Елизаветы Петровны.
«Милостивый Государь Иван Иванович! написал Ломоносов генерал-адъютанту. Полученным от Вашего Превосходительства черновым доношением Правительствующему Сенату, к великой моей радости, я уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно, к истинной пользе и славе отечества. При сем случае, довольно я ведаю, сколь много природное Ваше несравненное дарование служить может, и многих книг чтение способствовать. Однако и тех совет Вашему Превосходительству не бесполезен будет, которые сверх того университеты не токмо видали, но и в них несколько лет обучались, так что их учреждения, узаконения, обряды и обыкновения в уме их ясно и живо, как на картине, представляются. Того ради ежели Московский Университет, по примеру иностранных, учредить намеряетесь, что весьма справедливо, то желал бы я видеть план, Вами сочиненной. Но ежели ради краткости времени или ради других каких причин того не удостоюсь, то уповая на отеческую Вашего Превосходительства ко мне милость и великодушие, принимаю смелость предложить мое мнение о учреждении Московского Университета кратко вообще»
Далее Ломоносов писал о наличии факультетов и о количестве профессоров на этих факультетах, и о Гимназии при Университете, а закончил письмо так:
«Не в указ Вашему Превосходительству советую не торопиться, чтобы после не переделывать. Ежели дней полдесятка обождать можно, то я целой полной план предложить могу.
Непременно с глубоким высокопочитанием пребываю Вашего Превосходительства всепокорнейший слуга Михайло Ломоносов.
19 мая-19 июля 1754 года»
Не один месяц просил у государыни дать ход «прожекту Ломоносова» молодой её фаворит, один из самых умнейших и образованнейших людей «елизаветинской эпохи», друг самого Державина! генерал-адъютант Шувалов, пока, наконец, императрица не поставила свою монаршью подпись.
И как так вышло, что День студентов празднуется в День святой Татианы? спросил Штернер.
Просто совпало, господин Атаназиус, с наивной уверенностью ответила Таня Филиппова, не ведая, что простых совпадений в истории, как и в жизни, не бывает. А любой случай не бывает случайным.
И в этом деле вышло всё иначе.
Иван Иванович Шувалов, как преданный сын своей разлюбезной матушки Татьяны Петровны, давно решил сделать ей щедрый подарок в День ангела.
Когда императрица Елизавета Петровна, наконец-то собралась подписать Указ об учреждении университета в России, хитроумный Иван Иванович подсунул его на подпись именно 12 январяв день святой Татианы-мученицы, то есть, в день ангела своей матушки. И, поднимая тост в её честь, благодарный сын сказал:
Дарю тебе, матушка, подарокне в золоте, не в серебре, не в бриллиантовой россыпи, подарок надёжный, вечный, который не потеряешь и в руки не возьмёшь. Дарю тебе московский университет!
Спустя два года, в 1757 г. вице-канцлер Воронцов представил государыне проект указа о присвоении Шувалову титула графа, сенаторского чина и 10 тысяч крепостных душ. Но будучи человеком чести и скромности, не в пример многим министрам, тот и здесь обошёл соблазны Фортуны, никогда впредь не упоминая о подаренном ему дворянском титуле. «Могу сказать с лёгкой душой, писал позже в своих записках Иван Иванович Шувалов, что рождён без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности».
Сам же Университет был открыт лишь через пятьдесят лет, в 1805 году, когда уже не было на свете ни Михайла Ломоносова, ни императрицы Елизаветы Петровны, ни самого Шувалова с его разлюбезной матушкой.
Вот что не рассказала Штернеру Таня Филиппова, ибо по образованию своему не знала истинных вещей из русской истории, о которых теперь в полном ведении читатель нашего романа.
Извозчик стрельнул плетью по спине Сивого, и тот живо свернул на Манежную площадь.
Невесёлый получается праздник, сказал Штернер, до конца не понимая, как можно веселиться в день нечеловеческих страданий и смерти.
Но его рассуждения тут же перебил какой-то тщедушный студентик в расхристанной шинельке, который восторженно кричал своим товарищам неподалеку от длинного здания бывшего «Экзерциргауза»:
Господа! Послушайте стихи Александра Пушкина!
Пушкин! вскрикнули разом Атаназиус и Татьяна и восторженно глянули друг на друга.
А студентик на площади уже громко читал стихи наизусть:
Друзья, в сей день благословенный
Забвенью бросим суеты!
Теки, вино, струёю пенной
В честь Вакха, муз и красоты!
Сани промчались мимо него и поехали дальше.
Вы любите Пушкина? поинтересовалась Татьяна.
Люблю! искренне ответил Атаназиус. А вы?
И я люблю. Надо же! Его знают и у вас.
В том-то и дело, что плохо знают, сказал Штернер. Так получилось, что один русский заказчик случайно оставил в моей типографии две его книжки со стихами. И теперь они всегда при мне.
Какой вы молодец, господин Атаназиус, что не расстаётесь с ними! вырвалось у Татьяны.
Я человек верный, улыбнулся Штернер. Кого полюблюсберегу навеки
Татьяна отвела глаза, словно услышала признание в любви.
А вообще-то это моя матушка молодец! уже серьёзно произнёс он. Впервые услышал «Руслана и Людмилу» именно от неё. И сказки Братьев Гримм тоже. А благодаря стихам Пушкина, стал и сам немного сочинять
Вы пишете стихи?! изумилась она.
А что удивительного? не понял Штернер.
Впервые разговариваю с живым поэтом!.. с затаённым восторгом сказала Татьяна.
Ну что вы! смутился Атаназиус. Какой же я поэт!.. Особенно в компании с Пушкиным! Так фантазирую В свободное время. Немного стихи Немного сказки
И сказки тоже?! В стихах? Как «Руслан и Людмила»?
Нет, сказки я сочиняю в прозе Как Вильгельм Гауф. Или Гофман.
А кто это?
Известные немецкие писатели Разве их не читали?
Нет покраснела Татьяна.
И «Щелкунчика»?
И «Щелкунчика»
Значит, историю Маленького Мука тоже не знаете.
Не знаю вконец огорчилась Татьяна, но сразу же отважно улыбнулась: Не беда! Впереди меня ждёт много приятного времяпровождения в компании этих господ. Я обязательно прочту всё, что они написали, если вы так советуете. И обещаю впредь читать их новые сочинения.
Увы! Их уже нет на свете!..
Как?! вскрикнула Таня. Неужели умерли?!..
Да, Вильгельм умер совсем молодым, в 25 лет. А Эрнст Теодор Амадей в 46.
А эти кто такие?
Кто? не понял Атаназиус.
Ну Эрнест, Теодор и Амадей.
Штернер невольно рассмеялся.
Эрнест Теодор Амадейэто тройное имя Гофмана, объяснил Штернер и, убрав улыбку, спросил: Вы не обиделись за мой смех?
Я не обидчивая, гордо вскинув голову, ответила Татьяна. Вы же не хотели надо мной посмеяться, правда?
Правда! Просто ваши глаза внезапно стали печальными.
Это оттого, что мне стало жаль ваших писателей Мне вообще жалко людей, когда они умирают Особенно, в двадцать пять лет!
Кстати, Пушкин перешагнул этот возраст. Сейчас ему уже тридцать шесть
Ну, Пушкин будет жить долго, беспечно произнесла она, и умрёт совсем-совсем старым и седым человеком. Представляете, сколько ещё стихов он напишет за эти годы?
Не представляю.
Совсем не представляете?!
Не представляю себе старого Пушкина, уточнил Штернер.
Я тоже! рассмеялась Татьяна. У него такие молодые стихи!
Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!..
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
подхватил стихи Штернер.
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
ТАТЬЯНА.
Подымем стаканы, содвинем их разом!
ВМЕСТЕ.
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
АТАНАЗИУС.
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари
ТАТЬЯНА.
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
ВМЕСТЕ.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
И Атаназиус с Татьяной громко расхохотались.
От, прокуды! привычно мотанул головой Никифор, говоря всем своим видом, что очень поддерживает чтение стихов Пушкина.
А пассажиры его внезапно смолкли и некоторое время ехали молча, пока, наконец, Татьяна не произнеслато ли просто вслух, то ли Атаназиусу:
Вот бы увидеть Пушкина наяву!
Отличная мысль! поддержал её Штернер и внезапно предложил: А давайте заедем к нему в гости.
Как это заедем? не поняла Татьяна. К кому? К нему?!..
К нему.
Когда?
Да прямо сейчас. Ещё в Германии я решил исполнить свою давнюю и дерзкую мечтунабраться храбрости с ним познакомиться.
С самим Пушкиным?
С самим
Зачем? удивилась она.
Хочу показать свои сказки. Я специально переписал их в тетрадь. Если скажет: пишите ещёбуду писать! Скажет: порвите и забудьтепорву и забуду!..
Какой вы, однако, храбрый человек, господин Атаназиус, Татьяна посмотрела на него с уважением. Я бы от робости не смогла сказать ни слова.
А разве для этого нужно много храбрости? Хотя вы правы. Когда начинаешь понимать, кто перед тобойделается страшно. Только с годами понимаешь, что представляет каждый из нас Время ставит всё на свои места Так поедем?
Не знаю заробела Татьяна. Мы даже не знаем, где он живёт
У меня есть адрес. Это в центре Москвы И Штернер тут же крикнул извозчику: Эй, любезный! Гони на Арбат. Дом 204! К Пушкину едем!
Как прикажете, барин На Арбат так на Арбат не удивился Никифор, словно каждый день возил пассажиров в гости к Александру Сергеевичу.
Это во втором квартале прихода церкви Троицы, уточнил Штернер, в его Пречистенской части.
Знаю, барин, знаю ответил ямщик, потянув за вожжи. Поворачивай, Сивый! Слыхал? К Пушкину едем, голубь ты мой!..
Глава IIIДОМ НА АРБАТЕ
Ни почестей и ни богатства
Для дальних дорог не прошу,
Но маленький дворик арбатский
С собой уношу, уношу.
Для тех, кто не видел Арбат начала 19 века, немного опишу эту легендарную улицу Москвы, ибо по сравнению с сегодняшней, выглядела она «спальным районом» настолько была малолюдной и тихой, с небольшими особняками, мезонинами, бельетажами в стиле ампир, внутри уютных фруктовых садов.
После ужасного пожара 4 июня 1736 года заново отстроенная улица стала принадлежать дворянам, отчего Александр Герцен назвал этот район в конце 18 века «Сенжерменским предместьем» Москвы, хотя такое сравнение хозяевам арбатских домов ни о чём не говорило. Одна половина московских дворян никогда не было в Париже по причине ненадобности, другая жепо патриотическим убеждениям, что, дескать, ездить в гости к тем, кто совсем недавно спалил Москву, было, по меньшей мере, безнравственно.
Что же касается самого названия «Арбат», то улица получила его ещё в 15 веке от поселений на этой местности ремесленников разных профессий.
Здесь находились сразу две стрелецкие слободы, слободы дворцовых плотников, живописцев, мастеров серебряного дела и Денежного двора. У самых Арбатских ворот Белого города находилась небольшая Поварская слобода, в 17 домов, населенная дворцовыми поварами. И, наконец, в Староконюшенном переулке, где стоял дом отставного поручика-гусара Агафонова, когда-то располагалась крупнейшая из дворцовых слободБольшая Конюшенная.
Спустя века, большинство историков почти единогласно сделают вывод, что название улицы произошло от арабского слова «арбад» что означает «пригород». И дескать, в Москву оно попало либо через крымских татар, либо непосредственно от торговцев с Востока.