Зато соседи сразу вспомнили, что Сопляшечка это Джон. И никто его больше не дразнил.
Потом пошли слухи, что он связался с бандой «Помойный червь».
Уисс с пеленок рванулся в битву за лучшее место под солнцем. Его остервенелую тягу вверх с лихвой оправдывала дарвинская теория: выживет сильнейший.
Он не просто выжил. Ему везло в мире слабаков.
Поразительно везло.
Длинноносый мобиль Уисса скользил по ночному городу. Как всегда в конце года на улицах царила суета, каждый был озабочен тайным желанием купить что-нибудь ценное, насладиться ароматом подарка.
Сколько радости в глазах! Вон тот мужчина после восьмичасовой очереди выхватил, наконец, из рук очаровательной продавщицы пару трусов из «настоящего хлопка»!
И пусть он не знает, ни что такое хлопок, ни чем он лучше пластика, главное победить, выстоять, получить то, ради чего стоит жить, работать и зарабатывать.
В свое время Уисс изучил Мика, Фрика, Бамма и прочих. Но предпочитал иметь свое мнение обо всем.
Изобилие выдумка, блеф.
Если всем, значит никому.
Если не завтра значит никогда.
И не надо иллюзий. Кто хочет пусть верит, пусть ждет.
Народ пусть смотрит вперед. И как можно дальше.
Дальнозоркая лошадь мало ест.
Среди немногих слабостей Уисса одна была безысходная. Он вдруг некстати воспылал к демонообразному облику Миледи.
Среди выпукло вогнутых форм на одном из лунопляжей помятый взгляд унылого босса вдруг наткнулся на стремительный импульс, ударивший по мозгу из точного зрачка.
Синусоида идеального женского бока высоко вздымалась на бедрах и медленно угасала на точеной пятке.
На фоне складчатых откормленных туш эта отличалась плавной гибкостью и совершенством. Необычная сила переполняла каждую клетку незнакомки.
Пантера среди тюленей, прошептал Уисс и плюхнулся рядом.
Скучаешь, крошка?
Крошка стала секретарем Уисса.
Она с головой погрузилась в дела. К ней относились почтительно и подобострастно. Но ее бывшее имя, такое родное и ласковое, Молли, превратилось в холодное Миледи, которое она приняла, как свои обязанности.
Она подавала кофе, бумаги, звонила, рассылала, вручала.
Разумеется, Уисс вился и метал молоки в океане одиночества. Но высокоморальный облик прекрасно гармонировал с ее непониманием и почтительным уважением.
Недоступность прекрасной женщины постепенно возвращала Уисса в мир комплексов.
И он решил укротить ее дикие руки.
4. Неудачный эксперимент
Поцелуй меня! Поцелуй! гудела и постанывала Машина.
А бедный Сунц носился, как подпаленный с одного конца зала на другой, путался между рычагами и стойками.
Руки его дрожали. Случилось невероятное. То ли Машина перегрелась, то ли он сам что-то напутал в программе кошмарная истерика огласила безлюдные этажи.
Только бы никто не вошел!
Машина тянула на грани безумия:
О, как я страдаю!
Алек торопился: скорей, скорей!
Он лихорадочно искал ошибку. Его пальцы бешено скакали по кнопкам. Но Машина не отключалась.
Вдруг она задрожала, задвигалась. Крепления затрещали, колесики заскрежетали, и она покатилась прямо на изобретателя.
Ты мой! Ты мой! нежно заскрипел ее голос.
Алек попятился
Он попытался вырубить напряжение, но сообразительная ЭВМ накатилась на него своим раскаленным телом, прижала к стене.
Поцелуй меня! Ну же! Никто не увидит! Я твоя девочка! Твоя маленькая!
Алек, зажатый в темном углу, безумно вращал глазами, отпихивался от железяки ободранными локтями и коленями.
ЭВМ так стиснула его, что в висках заклокотало.
Нужно было немедленно отключить напряжение, а то и в самом деле
Даже смешно
Ты мой! Навек! О-о-о!
Какие-то блоки выскакивали из ячеек, индикаторы жгли и слепили. Кости Алека трещали. Стало невыносимо душно.
Ты моу-мой-о-о-й, вдруг оборвался голос.
Алеку удалось закоротить оборванные провода, и Машина бессильно опустила щупальца.
С этого дня для изобретателя начался ад.
ЭВМ замучила его своей подозрительностью. Перегорала, не желала работать, дулась, путала расчеты.
Сунц сбежал в отпуск.
Но Машина умела себя включать, ее страдания продолжались:
Вернись! Прости! Я больше не буду!
В конце концов, она дотянулась до него.
Через электросеть любая ЭВМ способна соединиться с любой печкой и утюгом. Каждый миг беглеца стал досягаем для чутких анализаторов чудовища.
Подслушивая лепет влюбленной парочки, Машина бурно возмущалась:
Деграданты! Животные! Негодяи!
В квартире Сунца взбунтовались все приборы. Стоило только Тет приблизиться к пылесосу, как тот моментально взрывался. Маг обуглился, стиралка пугала непредсказуемым фейерверком.
Да что ж это у тебя все, будто заминировано? негодовала Тет, гася вспыхнувшую кофемолку.
Алек целыми днями чинил никудышную технику.
Он совсем потерял голову. Отпуск превратился в ад.
Вернись! Вернись! Вернись! взывала ЭВМ.
И кадры новостей по телеку передергивались в ритме ее страданий.
Я жду! Я жду! Я жду! напоминала она, и все лампочки в маленькой квартире подмигивали Сунцу в такт большого полупроводникового сердца.
файл 004 / История любви
Молли Мякина влюбилась не в ранней молодости. Ее предмет учился на последнем курсе астронавтики, был круглым отличником и паинькой. Он был ослепительно красив, но совсем еще мальчик, мил и застенчив. Дамы липли к нему. Вик был неискушен в женских уловках, и в бедное сердце Молли впивались черные щупальца.
К счастью, Вик тоже был восторженно влюблен.
Молли родилась мутанткой. Но отклонения от нормы состоялись в лучшую сторону. Волнистые пепельные пряди спускались с округлых плеч и, огибая высокие бедра, обвивались вокруг лодыжек. А громадные фиолетовые глаза напоминали Вику таинственный возлюбленный космос.
Встречные фраеры пожирали ее глазами. Но розовый лик и космические глаза люминесцировали только для Вика. Она крепко сжимала надежный локоть обожателя.
Но всякому счастью приходит конец. Молли осталась одна.
За стеной сходила с ума соседская мартовская кошка. Бедняжка орала и днем, и ночью. Хозяин не мог успокоить гормональную бурю в кошачьем мозге.
Чего он только не вытворял с питомицей: и бил, и топил в ледяной воде, бесполезно!
Наконец, он выбросил хвостатую шлюху из форточки, и тоскующее сопрано озвучило Мухинск ужасной музыкой любви.
Писем не было. Молли выла в подушку. Поток слез не иссякал, глаза пылали, щеки ввалились. Казалось, в ней беспрестанно крутится громадная соковыжималка. Молли сохла, таяла, ревновала, писала длинные письма, надеялась и ждала.
Наконец пришла телеграмма.
«Сдал последний экзамен. Завтра приеду. Встречай!»
Только прозвенел звонок Молли бросилась к двери.
Но на пороге появился
Уисс?
Он был навеселе. В руках распушился громадный букет.
Уходите!
А я думал умная! шеф запер за собой дверь.
Ко мне должен прийти муж. Сейчас.
Муж? А мы ему груш! сострил пошляк.
Уходите!
Кисанька, ты не поняла? У меня день рождения. Это мой день. И сегодня состоится то, о чем я давно мечтаю.
Я увольняюсь!
От нас не увольняются. Особенно в дни рожденья.
Хорошо. Что вы хотите?
Ничего не хочу от золотой девочки. Только выпей со мной, раздели одиночество. Не бойся. Уйду. Как принято «за здоровье!» и я пошел, и нет меня.
Умные женщины природой не предусмотрены.
Молли поднесла бокал к губам
Утром она очнулась в объятьях поганого старикана. Парализованная память медленно оживала.
Что с ней?
Почему?
Ее передернуло. Она вспомнила, как липкие губы шептали в сонные виски: «Ты меня любишь, любишь, любишь»
«Нет нет нет!» кричала Молли и тут же проваливалась в бездонное забытье.
Всю ночь Вик пинал по ее проклятой двери.
До него доносилась то музыка, то грязная ругань.
Наконец, он дозвонился по визофону. И на экране возникла обнаженная Молли, а рядом с ней омерзительный старик. Вик понял, что все женщины суки до мозга костей. И поклялся здорово им всем отомстить.
Миледи закатила пощечину боссу:
Дерьмо!
Она не думала о последствиях. Ей было все равно.
«Шлюха!» нацарапал Вик на ее двери. Он уехал. Где его теперь искать? На какой планете?
Забыть! Забыть! Забыть!
В мстительной голове Уисса не унималась, жгла и пульсировала только одна мысль:
«Сломать! Растереть! Заставить! Отомстить! Или я не тот самый Уисс?»
Миледи спала, когда в дверь кто-то забарабанил.
Откройте! Аварийная служба! Вы затопили нижний этаж!
В комнату ввалились трое
Грязные робы
Перегарные глаза, липкие руки
Помогите!!!
Пальцы Молли хватались за мебель, ногти обламывались под корень. Упало кресло, оторвалась дверца шкафа, рассыпались книги
Грохот Мычание Хохот
Помогите!
Каждая мышца девушки пыталась выкрутиться из поганых тисков.
Вот, зараза, кусается!
Двинь по роже!
Огромный кулак отключил обезумевшее сознание Молли от происходящего.
Очнулась она среди перевернутых вещей и разорванного белья. Опухший глаз тонул в лиловом синяке, руки в ссадинах, колени ободраны
Молли перечитала письма Вика, сложила их в вазу и подожгла. Она долго смотрела, как догорает ее прошлое, вся жизнь
Потом она встала, оголила розетку, прикоснулась к проводам
Вик в это время избивал портовую проститутку. Тыкал ее лицом в жидкую блевотину и орал:
Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!
Уисс блаженствовал.
В пятый раз он прокручивал порнушку с аварийной службой. Но назвать его маньяком, значило бы оскорбить всю мужскую половину человечества. Оправдывая свое тайное пристрастие, он стал Анонимным Порнофилом.
Один из параграфов его бестселлера гласил:
«Современный мужчина эротически обездолен.
Максимальный пик потенции в условиях парных отношений занижен по сравнению с резервом.
Мы стадные, мы из пещер!
Мы лишены шерсти. Но не совсем. Нам нужны первобытные тусовки.
Оргии оправданы эволюцией.
И женщин должно быть меньше. Вдвое, втрое, как в пещерах троглодитов
Почему?
А потому что женский пик не успевает за мужским.
Это не значит, что я «немужчина», просто женская особь духовно застряла в матриархате.
Не удовлетворяю?
Но я же не третий, шестой и не стая лохматых самцов!»
5. Самый жирный писатель
Самым жирным писателем в Мухинске был Пал Куляк.
Его огромный вечнобеременный живот поглотил не один гонорар начинающих талантов. Сзади Куляк был похож на огромного лысого пасюка, волосатые уши которого торчали прямо из складок спины, ибо шеи он совсем не имел. Зато фас его лучился и освящал.
Пал Куляк! Смотрите сам Куляк! и публика почтительно расступалась перед ним.
Его на бис встречали продавцы, колхозницы и прочие работницы физического труда:
Настоящий писатель!
Но с молодежью Пал Куляк не ладил. На творческих вечерах разгорались яростные дискуссии.
Это выто плохо живете? А мы лебеду крапиву ели! Босые голые ходили! А теперь вам на блюде подавай? Переживете! Зажрались наши-то молодые!
Дяденька Пал Куляк! А почему Вы не пишете фантастику? Мы так любим читать про жизнь в будущем, да только книжек нет нигде.
А потому я не пишу фантастику, что есть вещи более замечательные! Мы победили в войне! Мы стали космической державой! Перед нами трепещет весь мир! Это ли не фантастика?
Уважаемый товарищ писатель! Недавно прочитала ваш новый роман. И он мне показался очень похожим на роман известного писателя Звонкина.
Да, бывает! Даже в науке Как там? Закон Бойля-Мариотта, кажется? Э-э-э! Не грех ли винить писателя, поэта в том, что «похоже», что одинаково? В конце концов, живем в одной стране, одним воздухом дышим, одно время сверяем, да и люди-то у нас, гляньте, все одинаковые, одна судьба, одна мечта.
Извините, говорят, в свое время вы самолично отправляли неугодных писателей в особый отдел и психушки?
Не было этого! Не было этого! Не было!
В личной жизни Пал Куляк был серьезно обездолен. Одиночество под старость лет страшило его.
А ведь были женщины!
Какие женщины!
Разбежались, покинули его навсегда.
Но сам ли Куляк повинен в этом? Трудное детство, голодные годы исказили психику добродушного ребенка. О чем беспробудно мечтаем то и не отдадим. Вот о чем мечтал маленький мальчик в тылу: поесть! Досыта, до отвала, так, чтоб не урчало, не сосало, не сводило судорогой нутро от взгляда на сухарь.
Чему только детей в школе учат! Посмотрите на них! Грязной собаке булку суют! Да еще с маслом! Со сливочным! Да еще и колбасу кидают в бездонную пасть! Тьфу, молодежь! и обиженно топнув на дворнягу, Пал Куляк спешил дальше по неотложным писательским делам.
Зрела и подтачивала здоровье Куляка обида на сытое поколение. Писательские встречи порой превращались в жаркие перепалки.
Витаминов нет в аптеках!
И у нас их не было!
Что такое лебеда, и как ее едят?
И лебеды не стало? Мы слопали! Ха-ха! Зато хлеба ешь-не хочу!
Джинсов нет.
А у нас портянки да портки!
Иногда Куляку приходилось туговато, если попадался какой-нибудь долговязый акселерат со своим коварным «извините».
Извините, но вы глубоко ошибаетесь. Мы задыхаемся в координатах вашего престарелого поколения. Ваши точки отсчета не в будущем, прекрасном и чистом, а в прошлом, голодном и вшивом. Наша серость ваше благо. Мы не стремимся, а сравниваем. Вам сыто, но нам дискомфортно!
Персонального вертолета у тебя нет? А у нас и самокатов не было! Ишь, чего захотел? Робота няньку! А ты побегай по яслям каждый день! Да наши бабы в поле рожали! Ишь, ты! Телек стопрограммный захотел!? А мы единственным громкоговорителем на всю деревню обходились!
А кроссовок нет!
Лаптей не было!
Детского питания нет!
Молока не было!
Колбасы нет!
Хлеба не было!
А ТАМ уже гориллы научились говорить. А мы все еще висим на ветках!
А у нас и веток не было. Все елки обгрызли в голодные годы!
Пал Куляк набрал нужное число голосов и стал мухинским депутатом. Так на старости лет фортуна ласково чмокнула писателя деревни в розоватый черепок.
Но женщины от него разбегались
Появление Тет несколько воодушевило массивную фигуру депутата.
Недурна Очень даже недурна, зашевелилась в нем разномастная кобелиная свора. И жировые запасы вспыхнули, как масло на сковороде.
Для невинностей Тет требовался особый ход. И Пал Куляк щедро попрыскал за воротник одеколоном «Суперстар».
файл 005 / Гемофобия
Вася Лапочкин с детства мечтал стать врачом.
По генам он был добрым и ласковым. С детства практиковал на больных зверюшках. То воробышку лапку перебинтует, то горлышко больному котенку.
Когда Вася вырос, поступил в медицинский институт.
Сначала он хотел сбежать, скрыться от кошмара за стерильными стенами.
И дело не в трупах.
Все опыты на кроликах и собаках проводились без наркоза.
Васю это потрясло. Он оказался чересчур впечатлительным.
Зато Галиме или Милькину хоть бы что!
Вжик! и точный разрез на брюхе пса обнажал и клокочущий желудок, и печень, и даже сердце.
Подумаешь! пожимала плечами Галима. А что особенного? Когда горло собаки плотно забито ватой, она не шумит, не мешает. Катятся по морде слезы? На то она и собака Привыкай, Вася! Слезы рефлекс и только! А куда идет анальгетик, не твоего ума дело! Помалкивай! Профессор молчит, а ты..
Ну, нет, Вася не был послушным хлюпиком. Он решил разобраться, почему нарушается постановление о теплокровных.
Чудак, решили однокурсники, пожимая плечами Ему что, дворнягу, жалко?
Почему? кричал в это время Вася в кабинете декана.