Ведь если инфантильная взрослая особь сравнивалась в обыденных разговорах с ребенком, который в игре с самим собой с помощью доступных ему инструментов окружения воссоздает на некоторое время вокруг себя волшебный и дивный мир, используя лишь свою фантазию, то тут нет никакой связи. Это неправильно.
Ведь инфантила чаще всего обвиняют в постоянном уходе не только от решения проблем, но даже и от обсуждения проблем, что приводит к психологическому диссонансу. Человек каждый раз, когда перед ним предстает неприятная ему тематика, мгновенно либо представляет себе объект наслаждения и радости, выделяя в свое тело эндорфин, а в свою душуэйфорию, пытаясь тем самым вытолкнуть из себя все неприятные эмоции, чтобы просто двигаться дальше и не останавливаться, либо же этот человек может перейти и на материальный планзаедая свой стресс всевозможными сладостями, перекрывая свою неудовлетворенную сексуальную энергетику частой мастурбацией или попросту убегая подальше от источника проблем.
При частом и последовательном повторении таких способов нерешения проблем это может привести человека к расстройству психики, помешательству и прочим последствиям, вытекающим из того, что бессознательное, которое не создано для взаимодействия с миром напрямую, а лишь через нашу душу и чувства, встает на первый план, тесно переплетаясь с сознательным, и распутать этот призрачный клубок уже довольно трудно.
Но почему людям подают эту информацию таким образом, что включают в рассуждение детей? При чем тут дети?
Ведь детиэто уникальные жизненные организмы, в мозгу которых имеется невозможное и невообразимое для взрослых особей достоинство. Их сознательное и бессознательное находятся по соседству друг с другом, что губительно для каждого взрослого разумного человека, у которого бессознательное находится далеко внизу, в погребе сознания, скованное цепями и запечатанное непробиваемым люком.
Но в нашем детстве и только тогда возможен тот удивительный факт, что эти два таких разных соседа ухитряются уживаться рядом друг с другом, иногда игриво переплетаясь в чудных очертаниях, но затем снова вставая на свои места.
Это крайне небезопасное соседство, ведь если они запутаются друг в друге, то наступит необратимый эффект. Но этого не происходит практически никогда, а если и происходит, то на самой начальной фазе, когда у матери родятся психические уродцы, еще до конца не изученные наукой, которых называют даунами.
Именно поэтому детство так важно для каждого человека. Ведь если бессознательное в столь юном периоде созревания находится наверху, а не внизу, то эффект впитывания в себя окружающего мира усиливается в сотни раз, в отличие от искалеченной версии взрослой особи, которая воспринимает окружение через призму сознательного, иногда отдавая жалкие крохи своему бессознательному, а иногда и вовсе не обращая на него ровно никакого внимания.
И абсолютно правильной, как считал Зигмунд, является та мысль, что то, что ты посеешь в ребенка, как родитель, то и вырастет из него впоследствии, ведь полноценное изменение человека в зрелом возрасте затруднено заточением бессознательного в темном погребе.
Но эти две теорииоб инфантилах и детяхникак не пересекались в действительности. Инфантилы являлись лишь взрослыми особями, которые неосторожно и неправильно подкармливали свое бессознательное вредными мыслями, из-за чего оно разрасталось, как некая невидимая мозговая опухоль, и мешала сознанию нормально функционировать. Нарушалась гармония между сознательным, которое стремилось к улучшению нашего взаимодействия с миром, и бессознательным, которое мы накормили всякой дрянью.
Но сравнивать подобных людей с детьми означало полностью дискредитировать и унизить нас самих в юности. А ведь тогда мы были сильнее в плане нашей мозговой гармоничной активности, тогда мы были гораздо честнее перед самими собой. Ведь если ребенок поразительным образом умеет в равной степени и без сильного вреда самому себе орудовать одновременно и бессознательным, и сознательным, которые находятся примерно на одном уровне развития, то разве можно сравнивать такое удивительное существо с инфантильным зомби, который нарушил гармонию с самим собой? Да даже взрослый рациональный человек ни в какое сравнение не идет с самым обыкновенным ребенком, потому что, в отличие от этого самого ребенка, уже не умеет удерживать бессознательное и сознательное на одном уровне, он вынужден запирать свое бессознательное на несколько замков ради своей собственной безопасности.
Именно поэтому такое сравнение совершенно неуместно. Тогда почему инфантилов сравнивают с детьми? Может быть, причина в том, что сравниваемый и обсуждаемый человек не является на самом деле инфантилом, а на него попросту клевещут ради уязвления его достоинства?
Тогда
Мастер Зигмунд, вы уже проснулись? раздался жизнерадостный женский голос рядом с его ухом.
Зигмунд вздрогнул. Он так увлекся своими бездарными и бесполезными мыслями, настолько ушел в себя, что не услышал шагов.
Он стыдливо отнял подушку-домик от своего помятого лица и постарался встать, виновато озираясь. Это действие он произвел без должной грации, которая была присуща высшим государственным деятелям, но ему было уже все равно. Только дурак не догадался бы, что аудитор из него вышел неважный.
Который час? тихо спросил он.
В горле пересохло, а все тело, казалось, было намазано невидимым неприятным на ощупь маслом. Не надо было думать о всякой чепухе, если уже проснулся. Потом настроение становится дурным, а мысливатными.
Уже почти семь утра, мастер Зигмунд, весело отозвалась жена старосты, хотя в ее голосе Зигмунд учуял легкий обвиняющий подтекст.
Все верно, ведь в деревнях встают рано. Даже очень рано.
Рядом с женщиной на маленьком прикроватном столике он уже приметил положительные изменения. Ароматные булочки горкой были положены на большую тарелку, а рядом стояла глубокая кружка с толстыми белыми стенками, а также крынка с молоком, от которого шел приятный белый пар.
Зигмунд взглянул на женщину крайне одобрительно. Он удивленно подметил, что к ней он начинает испытывать тихое, робкое, но самое настоящее сексуальное желание. Он давно не испытывал ничего подобного к противоположному полу, но сейчас хорошая еда, уютное жилье и добрая ободряющая улыбка ценилась им выше всего. Перед ним была богиня, и он хотел ее.
Обнять и не отпускать. Чтобы она вечно его кормила, а он ничего особо не делал.
Он мгновенно утихомирил свои разгоряченные мысли, унял слегка подрагивающие старческие руки и постарался улыбнуться как можно более сухо и неэмоционально.
Не получилось. Улыбка у него растянулась до ушей.
Благодарю вас, госпожа. Еще раз сердечно благодарю за столь сердечный прием. Поверьте, я вовсе не достоин такого ко мне обращения, но, находясь рядом с вами, я чувствую себя достойным, вежливо поблагодарил Зигмунд свою хозяйку.
Женщина смущенно улыбнулась и затараторила в волнении:
Что вы, мастер Зигмунд! Как можно! Это вы оказали нам честь, придя в наше захолустье! К тому же, позволю себе сказать, вы-то наверняка живете в более богатой, так сказать, обстановке, поэтому
Не богатство важно, мягко перебил ее Зигмунд, а состояние души. И с ним у придворных господ дела обстоят неважно. Никто не хочет обнажать свои настоящие чувства перед другими, зная, что эти другие спят и видят, как кого-нибудь да подсидеть. Лицемерие, ложь и безумное тщеславиевот какие настроения сейчас царят в нашем замке. И видеть столь честный благодушный и радостный прием Я понял, что этого мне в последнее время не хватает.
Женщина (и это показалось ему милым) в ужасе от услышанного прикрыла рот руками.
Ужасно, мастер Зигмунд, попросту ужасно. Как же вам живется-то, бедненькому?
Важны не мои чувства, госпожа, а мой долг, который превыше всего. Долг перед моим королем и этим королевством, серьезно произнес он, глядя ей прямо в глаза. А остальное уже мелочи.
Но она все равно отрицательно покачала головой, сочувствуя. Теперь желание притянуть ее к себе и поцеловать было настолько сильным, что Зигмунду пришлось очень сильно прикусить себе язык.
К счастью, женщина уже собиралась уходить. Она быстро встала, немного посуетилась, еще раз пожелала Зигмунду приятного утра, показала, куда положила плошку с водой и мылом для умывания, спросила, не нужна ли аудитору смена одежды.
Зигмунд виновато улыбнулся и ответил, что не помешает. Он, дескать, так спешил, возвращаясь в замок после одного длительного и крайне важного задания, а по пути его, как назло, развернули и приказали прийти в эту деревню, поэтому но она явно не слушала его бредни, а лишь непрестанно кивала и улыбалась, сияя своими чудными глазами.
Вечером, напоследок упомянула она, мужики растопят баню, можно будет помыться, а ее муж ожидает господина аудитора внизу, желая показать ему место последнего преступления и вообще ввести в курс дела. Но это только после того, как господин аудитор позавтракает, конечно.
И она убежала, оставляя за собой причудливый аромат. Зигмунд даже не представлял, что в деревнях теперь женщины душатся. Хотя сколько уже времени прошло да и она была женой старосты.
Который ожидал его внизу, чтобы начать какое-то там расследование. И зачем все это? Это не нужно. Лишнее.
Он попытался выбросить неприятные мысли из головы. А потом выбросил их вовсе.
Закрыл глаза.
Окунулся в глубины своего сознания. Недолго прошелся по темному туннелю, который еще ранее казался ему бесконечным. И вскоре дошел до той самой двери, скрывавшей то, до чего он всячески запрещал себе дотрагиваться.
Но теперь, в это самое мгновение, все было иначе. Он приоткрыл дверь. Она была не заперта, как и ожидалось.
Краем глаза он заметил в глубине комнаты темного зверя, который притаился и ожидал его, скаля свои гнилые зубы. Но он не обратил на зверя ровно никакого внимания.
Он прошел к центру комнаты, погружаясь в невидимое, но столь осязаемое, словно некая воздушная липкая паутина, вызывающая приятное электрическое покалывание. Это и было бессознательное.
Он на секунду забылся, полностью отдаваясь благостным ощущениям в своей душе. Но зверь не забыл его, и он был крайне обижен на Зигмунда.
Разогнавшись и постепенно набирая скорость, зверь в мощном прыжке бросился на Зигмунда, вгрызаясь в его тело своими мерзкими зубами. Но Зигмунд обнял темного зверя, он был в слишком умиротворенном расположении духа, чтобы сражаться со своим внутренним демоном. Он принял его, он подставил ему свое тело, он позволил отгрызать от него куски горячей свежей плоти.
Он знал, что поплатится за это. Но ему было все равно. Почему-то в последнее время он впадал в крайнюю степень безразличия. Может, именно такое состояние еще держит его на плаву?
Его сознание мгновенно окрасилось в темные и кровавые тона. Тело покрылось мелкой дрожью, а в голове лихорадочно загудело. Но он не открывал глаза.
Потому что ему было приятно. Очень приятно.
В своем воображении он больше не целовал эту милую женщину. Он разрывал на ней одежду и старался как можно плотнее прижать ее к себе. Он очень хотел ее и хотел слышать, как она громко стонет. И он слышал.
Слепым движением он нащупал свежую булочку. Все еще не открывая глаза и откинувшись на мягкие подушки, он яростно откусил добрый кусок. Сдоба показалась ему крайне сладкой, а также очень вкусной.
Он добавил эти прекрасные вкусовые ощущения к своему океану бурлящих чувств. А при следующем укусе живо представил себе, как он обхватывает своими губами нежный сосок ее полной груди, смешивая свою больную фантазию с реальным и живым вкусом от булочки.
Он съел ее без остатка и захотел еще. И он мог себе это позволить, ведь булочек еще было много, а также на столе стояло свежее горячее молоко.
Но это подождет. В своем воображении он уже дошел до момента, когда он медленно и настойчиво снимает с нее трусики.
Его рука прикоснулась к ее клитору, и она взвизгнула от удовольствия. Он улыбнулся и заворочался на кровати. Темный и столь нежеланный сосед в его сознании ничего не мог поделатьон горячо хотел приказать Зигмунду спуститься и разодрать одежду на женщине наяву, невзирая на последствия, но также ему было любопытно, что произойдет дальше в этой больной вымученной фантазии. И он помогал своему носителю добавлять новые краски в этот сумасшедший водоворот страстей.
Первый раз за долгое время Зигмунд нашел компромисс со своей темной душой. Хотя он понимал, что за это ему еще припомнят.
Через десять минут он, наконец, открыл глаза, тяжело дыша.
Хорошая еда, безмятежный сон, приятные собеседники. И мастурбация, куда же без нее.
Да, он был донельзя инфантилен, подумал Зигмунд, с удовольствием принимаясь за остаток утреннего угощения, запивая его вкуснейшим молоком.
Но сколько можно обращать внимание на мнение других людей, если он просто пытается выжить? Как может, он же старается и он сделает вскоре огромную услугу этому миру, когда умрет. Ведь так?
Тогда почему ему нельзя побыть слабым? Хотя бы еще чуть-чуть. Он ненадолго, честно-честно. Скоро все закончится, а пока
Пока у нас есть еще дела. Пусть и выдуманные, пусть и основанные на лжи, но все же это дела. Долг перед королем и страной. Он иронично усмехнулся, припоминая свои странные слова, которые совершенно неожиданно возникли у него в сознании.
К чему он это сказал?
И все же он абсолютно бесполезен.
Докончив с великолепным и сытным завтраком, он принялся тщательно умываться, насколько это было возможно при таком малом количестве воды.
И он вдруг понял, что очень хочет в баню. Казалось, что он не парился уже всю жизнь.
Что ж, один день не критичен. К тому же, может, уже сегодня на коротком деревенском совещании они решат, что с ним делать. А он никуда не уйдет, пока его не убьют, о нет. Будет докучать, действовать на нервы, постепенно влезать во все дела.
И он прекрасно знал, пусть и понаслышке, но о таком люди обычно не врут он знал, что делают наркоторговцы с теми людьми, кто осмелился влезть в их дела. И чин аудитора тут не поможетдаже наоборот, помешает.
Зигмунд одернул свое безукоризненное одеяние, которое нисколько не помялось даже после ночевки, и начал спускаться вниз. Чтобы поговорить со старостой о делах.
XII
Дела были нынче кровавые.
Когда-то в этом доме, расположившемся недалеко от деревни на границе с лесом, который сейчас и решили навестить государственный аудитор и глава деревни, обреталась небольшая дружная семья.
Удивительные качества соединял в себе мужчина, живший здесьи лесничий, и охотник, и любящий муж.
Маленькие и крайне милые дети бегали на свежем воздухе, играли. Жена замешивала тесто, а потом начиняла его вкуснейшей и разнообразной начинкойее пироги славились на всю округу.
Муж помогал в деревне местным, иногда мог пропасть в лесу на целый день (что он там делал?), но всегда исправно возвращался домой к позднему вечеру, чтобы поцеловать жену и обнять детей.
И именно к ним первым в деревне явился вервольф, нарушив практически идеальную семейную идиллию.
Теперь дом пустовал. И в нем было жутковато. Поговаривали, что после того случая никто из местных не отваживался подойти близко к дому. Деревенский народ частенько бывает суеверным, но тут их опасения Зигмунд целиком и полностью разделял.
Умершего звали Рестар. Он был хорошим человеком, с видом духовника и голосом следователя произнес староста.
Был. Когда-то он был. А сейчас уже нет. Подобная изящная мысль о столь быстром превращении человека в ничто на мгновение очаровала Зигмунда.
Если так, то это большая утрата для мира, Зигмунд решил подражать манере старосты и высказываться о смерти так же поверхностно, но осторожно.
Он осматривал скудно обставленную комнату, в которой мебель, вся перевернутая вверх дном, все еще оставалась в своем хаотично безобразном положении. Но он практически не видел этого окружения, не подмечал. Все его внимание было сосредоточено на ответах своего собеседника. И в этот раз он решил даже не устанавливать прямого зрительного контакта, почему-то он посчитал это излишним. Поэтому он и осматривал комнату рассеянным взглядом, медленно перемещаясь по руинам царивших здесь ранее любви и домашнего уюта.
Интересно, когда в своей жизни он совершил ту самую ошибку, лишившись возможности жить так, как эта семья? Жить в любви, понимании и согласии. Выполнять простую работу, воспитывать своих детей, не испытывая столь неприятного экзистенциального кризиса. Когда это все было возможно, когда у него был такой шанс и когда он все испортил?