Теперь охранник был гораздо ближе, и я смогла его разглядеть. Он действительно был очень молод, наверное, моложе меня. Этот факт, а еще крайне короткая стрижка напомнили мне о мрачном мальчике Эльдаре Волкове. Но здесь сходство и кончалось: из этого парня, наверное, можно было вылепить двоих Эльдаров. Или двоих меня.
Он стоял, согнув колени, расставив руки. В одной руке блестел ножпобольше, чем у меня, и гораздо более хищного вида.
«Черт, подумала я; крайне неприличное ругательство для благовоспитанной барышни, но менее богохульные, вроде наименований половых органов, стремительно меня покинули. Он сильнее, быстрее, у него больше нож, да он еще и лучше тренирован! Безнадега!»
Но меня всегда учили, что безнадежных ситуаций не бывает.
«Зато ты умнее его», словно бы сказал мне Василий Васильевич.
Своему внутреннему шефу я поверила.
В мгновение ока я бросилась вперед, упала на колени и проехалась по скользкой хвое прямо под ногами охранника. В стратегически важный момент я вскинула руку вверх и мазнула, не глядя.
Когда меня учили пользоваться ножом, инструктородин из должников Василия Васильевичаникак не мог заставить меня преодолеть инстинктивное нежелание причинять боль живому существу, несмотря на то, что нож в моей руке был сделан из резины. Тогда он сказал: «Представьте, что вы мажете меня кистью!». Дело тут же пошло на лад: кисти и краски я люблю.
В этот раз мне даже не пришлось представлять ничего в этом роде: тело сработало само, словно один из новомодных заводских механизмов. Охранник истошно, нечеловечески заорал, схватившись руками за пахеще бы! Какой бы ты ни был отмороженный, а нервных окончаний там больше всего.
Думала я все это уже на ходу: даже не помню, как я вскочила на ноги. Хвоя больше не скользила. Или, по крайней мере, я не обращала на это внимания.
Вот и пролом, вот и мое пальто, висящее на иголках И два огонька-глаза, сверкнувшие по ту сторону!
Вот и вы, сварливо проговорил Василий Васильевич, а я уже начал волноваться. Не догадались прихватить рюкзак, как только я из него выпрыгнул?
Бегите! крикнула я. Бегите, ради всего святого, хуй с ним с рюкзаком!
(При шефе и наставнике мой язык не повернулся ругаться совсем уж грязно.)
Паника в моем голосе убедила шефа: он зашипел и понесся от забора прочь. Я протиснулась в оставленную дыру и помчалась за ним через поле.
Пусть я не видела еще ни одного атлета, способного обогнать борзую, но в ту ночь я вплотную подошла к тому, чтобы обогнать кота, у которого к тому же была фора в несколько секунд!
Правда, справедливости ради стоит отметить, что шеф обязан своими объемами не только исключительно пушистой шерсти, но и умением ценить стряпню Антонины.
Только у края поля я обратила внимания, что никто нас не преследует. Обернувшись, я в слабом лунном свете увидела тот же знакомый силуэт с квадратными плечами: охранник стоял у края поля, но не делал ни малейшей попытки сделать хотя бы шаг за периметр колючей проволоки.
Почему-то мне показалось, что он может простоять там до утра, даже если будет истекать кровью из мест, о которых не говорят в приличном обществе.
* * *
Как и говорил шеф, назад нам пришлось возвращаться пешком.
Отдавая должное пережитому мною, шеф даже не стал настаивать, чтобы я несла его, а чинно вышагивал рядом по шпалам, между двух блистающих в лунном свете рельс. После случившегося у меня кружилась голова, я глубоко вдыхала ночной воздух и чувствовала себя необыкновенно живой, но при этом меня слегка тошнило.
Это не первый случай в моей жизни, когда я чуть не умерла. Подобные происшествия всегда вызывают во мне смятение чувств. Шеф говорит, что это хорошо, не то я стала бы зависимой от адреналина.
Закончив описывать человека, с которым я дралась, я спросила:
Кто это был, Василий Васильевич? Одурманенный морфием?
Хвост шефа, еще недавно задранный, качнулся из стороны в сторону.
Увы. С морфинистом вы бы справились. Боюсь, что все гораздо серьезнее. Это был генмод.
Меня словно в холодную воду окунуло.
Погодите! Но он же выглядел, как человек!
Бывают и генмоды, которые выглядят, как люди. Довольно давно я тогда едва вышел из котячьего возраста здесь, в городе, случалось всякое. Вы когда-нибудь интересовались, почему так сложно получить разрешение на частные генетические исследования, тогда как все остальные виды науки магистрат поощряет?
Я покачала головой: мне как-то не приходило в голову всерьез задаваться этим вопросом. Общеизвестный принцип гласил, что генетика слишком опасна, чтобы доверять ее частным предпринимателям или ученым-одиночкам, которых не контролирует Городской совет. Так решил Всемирный Конгресс после Большой войны.
Но, если подумать, разве исследования радиоактивных компонентов, взрывчатых веществ или вирусов менее опасны? А в городе есть частные лаборатории, которые этим занимаются!
Много лет назад кое-кого поймали на горячем, вздохнул Мурчалов. Был такой талантливый молодой ученый, Альберт Серебряков Интересно, сходство фамилийпростое ли совпадение?.. Когда полиция разгромила его лабораторию, там нашли почти готовые образцы, голос шефа так и сочился презрением. Дети, которых готовили к абсолютному послушанию. Многие уже достаточно взрослые, чтобы держать оружие и представлять некоторую угрозу. И склад управляющих булавок.
Какой ужас, искренне сказала я. И это засекретили?
Да, но законы, касаемые генетиков, ужесточили В частности, вы наверняка задались вопросом, почему ранее Златовским разрешили эксперименты с экзотическими фруктами Причина состояла в борьбе между купцами: кое-кто надеялся с их помощью задавить конкурентов по заморской торговле. Определенные активы поменяли владельцев, и им было выдано такое разрешение Но, знаете ли, спонсор быстро потерял интересдобился своих целей другими, более простыми методами. И после этого их буквально утопили в бюрократии, заставили потерять время. Так они и не вывели свой товар на рынок.
А почему вы сразу это мне не сказали? спросила я.
Потому что я предложил вам прочесть статью! Если бы вы это сделали, обязательно увидели бы, что она шита белыми ниткамитому, кто ее писал, есть чему поучиться у Виктуар! Он совершенно не умеет врать.
Все равно могли бы не вводить в заблуждение, упрямо произнесла я.
Василий Васильевич тяжело вздохнул.
Господь всепушистейший, Анна, когда же я наконец научу вас думать самостоятельно?.. Если поразмыслить хоть немного, то совершенно очевидно, что гидропоника, шеф практически выплюнул это слово, не может конкурировать с высадкой в открытом грунте! Сами подумайтегде теплицы, которые нужно оборудовать и постоянно поддерживать, а где гектары и гектары земли! Пусть не очень плодородной, но ведь и посадок можно сделать много.
Но вы сказали, что фрукты были невкусные
Потому что они не сумели закончить работу. Может быть, если бы они повозились немного дольше шеф вздохнул. Самое неприятное в этой истории, моя дорогая, что тот мальчик из Оловянного конца совершенно прав. Если их продукт действует не хуже настоящего кофе, а стоит гораздо дешевле, это стало бы настоящим спасением для небогатых студентов и рабочего люда! Но увы, теперь мы сообщим об их хозяйстве, и его прикроют.
Но можем не сообщать неуверенно проговорила я.
Гравий хрустел под моими подошвами, ушибленные о землю колени начали болеть, а рельсы сходились впереди, как то и полагается согласно трехмерной геометрии, и я уже совсем ничего не понимала.
Нонсенс! После того, как мы увидели там генмода? После того, что я подозреваю Златовских в связи с Серебряковым?
А вы уверены, что это был генмод, шеф?
Судя по вашему описанию. Кроме того, я сомневаюсь, что кто-то, кроме генмода, мог бы вас догнать.
Несмотря на усталость и общее неважное самочувствие, редкая похвала от шефа заставила меня почувствовать себя лучше. Конечно, я бы предпочла, чтобы он похвалил мои интеллектуальные качества, ими я горжусь большено ведь и в беге я тренировалась!
Ну, завтра Златовских арестуют, и все будет хорошо, оптимистично заметила я.
Знаете что, Анна, сварливо проговорил шеф, простодушие должно быть наказуемо. Поэтому отсюда вы понесете меня на руках.
Так я и сделала. Впрочем, не скажу, что наказание было очень страшным: ночь становилась прохладной, а Василий Васильевичотличная грелка.
* * *
Конечно, шеф, как всегда, оказался прав.
Назавтра Златовских не арестовали: они сбежали еще ночью. Старший инспектор Пастухов явился к нам в дом и долго прочувствованно лаял на шефапочему, мол, он вздумал лезть к подозреваемым, да еще и так непрофессионально, что умудрился их спугнуть!
Я сидела в уголке шефского кабинета, виновата молчала и надеялась, что они не обратят на меня внимания. Мурчалов вяло оправдывался: он, мол, не предполагал, что противник так серьезен и, если под псевдонимом Златовского и впрямь скрывался Серебряков, то его в любом случае невозможно было бы поймать так просто.
Наконец Пастухов охрип, извинился передо мной за эмоциональный выплеск и запрыгнул в кресло, стоящее у стола шефа.
Анна Владимировна, снимите с третьей полки альбом с вырезкой, помеченный двенадцатым годом, попросил шеф, раскройте и положите на стол между нами.
(Василий Васильевич, как и вчера, лежал на стопке журналов прямо на столе, только теперь это был не «Современник», а «Окуляр»журнал для биологов).
Я сделала, как меня попросили. После этого и шеф, и Пастухов могли спокойно перелистывать альбом лапами.
Ну, похож он на Златовского? спросил Пастухов, показывая лапой на одну из вырезок.
Я знаю не больше тебя, огрызнулся шеф, я тоже его не видел! Кроме как на фотографии, а там попробуй разбери! Роскошнейшие бакенбарды отрастил, сволочь!
Тут его взгляд упал на меня, и он сказал:
Анна, можете быть свободны!
А что, она начал Пастухов.
Это ее не касается! отбрил шеф, и посмотрел на меня так, будто я провалила вчерашнее дело.
Я вышла из кабинета обиженная. Ну может быть, и провалила! Но ведь он сам сказал, что охранник был генмодом, специально сконструированным, чтобы превосходить обычных людей! Где мне с ним тягаться!
И еще: то, что шеф выставил меня, означало, что дело намечается вовсе деликатное. Про такие он говорит: «Вы еще слишком молоды, Анна! А быстро и безболезненно нужно терять лишь невинность девичью, но ни в коем случае не этическую!»
Такие дела, когда шеф запирался и шушукался, всегда заставляли меня особенно о нем беспокоиться. С самого детства. Кроме того, у меня никак не шла из головы вчерашняя стычка
С тяжелым сердцем я пошла в свою комнату и достала из шкафа альбом для зарисовок: хороший, с дорогой плотной бумагой. Подарок шефа на недавние именины.
На первой странице красовался набросок Антонины в ее любимой шали с брошкой, на второйроза, растущая в окне нашей соседки через улицу. На третьей я быстро, стараясь не задумываться, изобразила свой новый ночной кошмар: бритую голову, квадратные плечи, жесткий подбородок Слишком молодое лицо, облитое ночными тенями
Глаза никак не удавалось вспомнить: они мне вчера показались просто черными колодцами. Но затушевать их углем было бы слишком драматично, а я не люблю ударяться в драму.
Подумав, я пририсовала ему свои собственные глаза: по крайней мере, их я вижу в зеркале достаточно часто, а потому хорошо помню.
Затем я захлопнула альбом и изо всех постаралась об этом рисунке забыть.
Глава 6. Сучья совесть1
В четыре пополудни перед нашим крыльцом явилось прекрасное видение.
Для начала на тротуар приземлился частный аэромобиль, суматошно махая лопастями набора высоты. Водитель щеголял в фуражке и кителе, выдающими в нем частного шофера. С единственного пассажирского места поднялась дама, одетая в элегантное кремовое платье, с высоко уложенными волосами, на которые, словно экзотическая птичка, присела маленькая элегантная шляпка.
Я как раз стояла у окна кабинета Василия Васильевича и поливала растущую на подоконнике герань, поэтому видела эту сцену отлично. У меня сразу зачесались руки эту особу нарисовать.
Гостья подняла голову, с любопытством разглядывая наш особняк, и я чуть было не выронила лейкудаже пролила немного воды мимо цветка. А все потому, что я узнала эту даму! Точнее, барышню: у нас в Необходимске принято именовать даже замужних дам барышнями, если они выглядят достаточно молодолесть, перешедшая в привычку. Гостью звали Полина Воеводина, и она не просто выглядела молодо, но и была молода, всего на пару лет старше меня. Я это знала точно, потому что мы вместе учились в пансионе для благоразумных девиц мадам Штерн!
Полина была моей подругой. Точнее, я так считала. Она выпустилась раньше меня, но не ответила ни на одно из моих пяти писем.
И вот теперь она явилась под наши окна! Интересно, зачем? Неужели пришла брать уроки музыки у нашего соседа? Ну, тогда она опоздала, Иван Анатольевич обычно начинает в час дня
Словно по команде из-за стенки полились звуки бравурного марша. Значит, точно не к нему. Кроме того, насколько я помню, Полина играла на пианино отлично, гораздо лучше меня.
Пока я гадала и рассеянно протирала лужицу на подоконнике краем передника, моя бывшая подруга, очевидно, убедилась, что попала именно туда, куда надо, поднялась вверх по нашему крыльцу и решительно позвонила в дверь.
Тут же я как очнулась от ступора: ведь сейчас Антонина с приходящей служанкой развешивают белье на заднем дворе и стук вряд ли услышат, а Прохор ушел с Василием Васильевичем по деликатному делунавестить «невесту» шефа, которая от него понесла.
Значит, мне стоит поспешить, чтобы открыть дверь.
Я уже торопилась к двери в прихожей, одновременно снимая передник, как вдруг застыла, пораженная простой мыслью: Полина, должно быть, приехала ко мне! Одно из последних писем я писала ей из этого дома, во время каникул
Нет, не может быть! С чего бы она решила возобновить знакомство спустя столько лет? Наверняка явилась к шефу по какому-то делу.
Но поздно об этом раздумывать: я уже открывала дверь, стараясь, чтобы моя улыбка была вежливой и в меру отстраненной. Нет уж, не покажу, что я ее узнала!
Ах, Анюта! радостно воскликнула Полина. Вот и ты! Ты ничуточки не изменилась!
На миг у меня возникло искушение притвориться, что я ее не помню, но такое проходит только в глупых романчиках. К тому же, мои губы уже сами собой говорили:
Полиночка! Сколько лет! Какими судьбами?
Как! Полина всплеснула руками, и на ее красивом круглом личике отразилось сильнейшее беспокойство. Анюта, у меня беда! Только ты можешь мне помочь!
Не знаю только, с чем. Разве тебе нужно опять сдавать математику? удивилась я.
В пансионе я брала расширенный курс математики, поскольку она легко мне давалась, и часто своими записями выручала даже и старших девочек. Именно так мы с Полиной и подружились.
Ах, что ты! Полина легонько, невесомо шлепнула меня по руке. Твоя очаровательная непосредственность! Нет, ты ведь стала помощницей сыщика, так? Мне нужна твоя помощь, как профессионала!
Сердце мое забилось быстреекак профессионала! Я работала на шефа с февраля, сейчас стоял уже июнь, и он давненько обещал поручить что-нибудь лично мне, но пока дальше обещаний дело не шло. И тут дело само, можно сказать, приплыло мне в руки!
Машинально распрямившись и приняв как можно более профессиональный вид, я проговорила:
Ну что ж, тогда пойдемте в кабинет, обсудим!
* * *
Кабинет Василия Васильевича выглядит солидно, но без роскоши: здесь были шкафы, заставленные папками с его прежними делами, шкафчик-картотека, в которой имелись записи едва ли не о каждом важном человеке или предприятии в Необходимске, массивный стол, затянутый зеленым сукном, карта города на стене и кожаное кресло. Кресло использовалось редко, потому что шеф предпочитал отдыхать прямо на столе или на стопке печатных изданий, но держалось для солидности. Кроме того, иногда, крайне редко, в знак особой милости, Василий Васильевич уступал его мне. Еще один раз на моей памяти на нем сиживал старший инспектор Пастухов, хороший друг шефа.
На подоконнике росла герань, белая, красная и розовая. Ухаживать за ней также вменялось мне в обязанность, потому что Антонина в кабинет не допускалась. Кроме того, в углу красовался фикус в большой деревянной кадке, ради которой, собственно, его и держали. Шеф любил под настроение покопаться в земле.