Друг мой, зашептал в левое ухо кавалеру бургомистр, не отказывайте Фейлингу, он человек влиятельный, да и в самом деле, нашему городу нужны толковые офицеры. Пусть молодёжь у вас поживёт, пусть среди ваших людей побудет, поучится, вам сие зачтётся, зачтётся, не сомневайтесь.
В словах бургомистра был смысл, кавалер задумался.
И тут же Волков даже вздрогнул от неожиданности, когда за спинкой его стула появился брат Семион и зашептал ему настойчиво в ухо правое:
Берите, берите их, господин. Берите всех, кто попросится. Чем больше у вас будет знатных людей графства, тем тяжелее будет герцогу вас сгрызть. Поживут у вас до весны, авось, прокормите, не пригодятсятак попросите до дома ехать, а если горцы опять сунутся, так шесть всадников лишними не будут. И горожан порадуете, что не брезговали ими.
С этим монахом спорить было невозможно, всегда продуманна речь его, всегда логична. Да, несомненно, кавалер прокормит шесть людей и шесть лошадей. И они будут полезны, когда Когда придут горцы. И в другом монах опять прав: кавалеру нужно крепить узы с городом, кажется, в графстве по своему влиянию город был значительнее самого графа. Крепить узы
Господин, Фейлинг, заговорил он после раздумья, думаю, нет нужды говорить вам, что не берусь обещать, что сыновья ваши и живы, и здоровы будут при мне. Сами знаете, что смерть и увечья к воинскому ремеслу прилагаются.
Знаю, кавалер, я то знаю, отвечал Фейлинг, оглядывая зал и обводя его рукой. И про то все знают, что в деле у реки вы сами получили рану. О том все говорят, что сами вы шли в первом ряду людей своих. А раз вы сами получили рану, то и другие могут. Могут и рану получить, и смерть принять.
Ну, что ж, я предупредил вас, а коли с сыновьями вашими случится что, то ни от вас, ни от женщин рода вашего я укора не приму.
Да будет так! воскликнул Фейлинг-старший.
А вы, вы, Волков указал пальцем на самого молодого из Фейгелей, не боитесь смерти? Не испугаетесь сражения?
Не боюсь, кавалер, отвечал юноша. Совсем не боюсь.
Молодость никогда не боится смерти, с улыбкой заметил епископ и вздохнул. Ах, молодость! Прекрасная пора.
Все стали улыбаться вместе со старым попом. А юноша вдруг опять заговорил, заговорил звонко, на весь зал, чтобы перекричать гул:
Кавалер, если вы меня возьмёте, то для меня это будет тройная честь, я клянусь, что не испугаюсь, будь против меня хоть дюжина горцев.
Тройная? улыбаясь, спросил бургомистр. Расскажите же про три ваших чести.
Все притихли в зале, всем было интересно узнать.
Первая честьслужить своему роду, гордо начал юноша, втораяслужить своему городу, а третьявстать под ваши знамёна, кавалер.
Тут все начали ему хлопать, хлопали и улыбались, кто-то поднимал бокалы за здоровье юноши, а Волков смотрел на него серьёзно, и только качал головой, словно соглашался с кем-то:
Как вас зовут, молодой человек? спросил он, перекрикивая шум в зале.
Меня зовут Курт Фейлинг, отвечал юноша.
Я беру вас и вашего брата в учение, произнёс кавалер.
И зал ещё больше оживился. Виночерпиям и лакеям пришлось пошевелиться, все требовали вина.
У выхода столпились важные горожане, прохода ему не давали, многие желали засвидетельствовать своё почтение. А кое-кто и нет. То были его кредиторы. Эти господа желали говорить о своих вложениях. Говорили, что деньги они давали не на войны, а на строительство замка. И знай они, что он затеет войну, так не дали бы. Но с ними кавалер был лаконичен, и на попытку их заговорить с ним о возврате золота отвечал так, как шептал ему брат Семион из-за спины:
Всё будет так, как писано в договоре. Ждите свои проценты. По времени прописанному будет вам ваше золото.
А пока молитесь, господа, за кавалера, и уповайте на Господа нашего, смиренно говорил, закатывая глазки к небу, брат Семион.
Они пытались ещё что-то говорить, но кавалер больше их не слушал, шёл к выходу, где его остановили другие важные горожане. Кредиторов оттеснили от него его офицеры: нахальный Бертье и мрачный Роха. К дьяволу кредиторов.
Было их семеро. Стали представляться, все они были из мастеровых гильдий, не купцы, не банкиры, но тоже люди не последние. Тоже из городского нобилитета. Все в золоте и мехах. Имён их Волков потом и не вспомнил бы, но всё остальное про них запоминал хорошо. Когда-то купцы, а тем более банкиры, на цеха мастеровых смотрели свысока, но не теперь, не в Малене. Теперь главы промышленных цехов и гильдий играли в городе едва ли скромную роль. И вот они стояли перед Волковым.
Бейцель, говорил один. Цех литейщиков и рудников города Малена, шестьдесят два члена мастеров и подмастерий. С коммуной Литейной улицы даём городу шестнадцать добрых людей.
Роппербах, кланялся другой. Цех оружейников Южных ворот, сорок два члена, даём городу двадцать восемь добрых людей.
Биллен, говорил третий. Гильдия оружейников Малена и коммуна Нозельнауф, даём городу сорок добрых людей, шесть из которых конные.
Кавалер Фолькоф, скромно отвечал Волков каждому и жал руки.
Всего глав гильдий было семь.
Рад, что познакомился с вами, сказал кавалер, пожав руку последнего. Руку сухого господина в отличной шубе, что звался Шонер и занимался свинцом.
Он хотел было уже откланяться, но они, видно, не просто его остановили.
Господин фон Эшбахт, заговорил оружейник Биллен, купчишки наши говорят, что на реке вы ставили амбары и причал, так ли это?
Да, ровно на восток от Эшбахта пришлось поставить амбары для зерна и небольшую пристань. Уж больно купцы нашего графства, что приезжают ко мне за зерном, скупы. Пришлые купцы, что приплывают, пощедрее будут, отвечал Волков.
Нам, людям, что дело имеют с металлами, очень интересна ваша затея, заговорил свинцовых дел мастер. Я делаю пули и картечь, трубы и листы, а также прочую всячину из свинца. А возить всё приходится в Хоккенхайм, четыре дня до Вильбурга, а потом ещё четыре дня до Хоккенхайма. А товары мои, он обвёл рукой все присутствующих, да и у всех у нас, тяжелы. Подводы нужны крепкие, по две лошади в каждой, возницы за наш товар просят цену большую. Едут долго, ещё и дорого. Нам накладно выходит.
Волков начал понимать, куда клонят господа цеховые головы. И это разговор ему нравился:
Что ж, я буду рад видеть ваши товары у себя на пристани.
Да, но купцы говорят, что дороги у вас плохи, сказал господин Бейцель. Они говорят, что по таким дорогам только телеги ломать да лошадей надрывать.
Они были правы, дороги от Эшбахта до амбаров почти не было. Тянулись две разъезжие колеи с холма на холм, с холма на холм да в овраг. Когда дожди пойдут, а они вот-вот пойдут уже, так никакая коняга по грязи телегу из оврага не вытянет, на холм не затащит.
Не думали ли вы о том, господин фон Эшбахт, чтобы дорогу свою улучшить? продолжал глава гильдии свинцовых дел Шонер.
И пока кавалер раздумывал над ответом, брат Семион опять был тут как тут, он всё слышал, всё понимал, всегда знал, что сказать:
Господа, так дорога, что тянется от Эшбахта до реки вдесятеро короче, чем та дорога, что тянется от Эшбахта до Малена. И дорога до Малена тоже нехороша. Какой в том резон, чтобы делать малую дорогу хорошей, когда большая дорога, что ведёт к малой, будет плоха?
Речь монаха удивила господ промышленников, они удивлённо переглядывались, Волков был доволен, что монах об этом вспомнил, он удовлетворённо глядел на господ, пока господин Бейцель не сказал:
Мы как раз думали об этом. Мы полагаем, что до ваших владений можем проложить дорогу сами, а уж от границ ваших владений, то забота ваша, господин кавалер.
Господа, видно забыли, смиренно продолжал монах, не давая Волкову рта раскрыть и этим уже, кажется, раздражая господ-промышленников, что господин Эшбахта войну ведёт с еретиками и что в средствах ограничен весьма. Думаю, справедливо было бы, чтобы до границ Эшбахта дорогу строил славный город Мален, город богат весьма, серебра у него в достатке, что для него дорогу построить! А уж от границ поместья и до самого Эшбахта могли бы взяться и вы, господа, а уже от Эшбахта до амбаров дорогу делал бы сам хозяин поместья. Так, мне кажется, было бы справедливо.
Ему кажется! Господа промышленники смотрели на монаха неодобрительно, не так они собирались строить беседу, не к таким выводам о справедливости должна она была привести.
За то Волков был доволен, монах правильно мыслил, он бы так всё не смог бы вывернуть и взялся бы, наверное, всё строить сам, только предложи ему это промышленники. А брат Семион продолжал, пока господа не опомнились:
И думается мне, что те господа, что решат участвовать в строительстве дороги по поместью, будут за свои траты вознаграждены всяческими преференциями. Уж в этом пусть никто не сомневается, доброта и щедрость господина Эшбахта всем известна.
Что ж, хорошо, что мы поговорили и всё выяснили, задумчиво произнёс за всех голова гильдии свинцовых дел Шонер.
На том они и раскланялись. Как Волков и монах отошли, так господа принялись живо обсуждать предложения монаха. А Волков шёл и косился на брата Семиона:
Не откажутся ли?
Куда им деться? злорадно хмыкнул монах. Придут с согласием, только поначалу торг затеют. Надобно будет все цены на подобные работы вызнать у архитектора.
Думаешь, не откажутся?
Нипочём не откажутся. Цена на извоз посуху раз в пять дороже извоза по воде, заявил монах.
Да, тут он был прав.
Глава 10
Прямо на главной площади, не успел он сесть на коня, к нему подошли люди, среди них был старый его знакомец землемер Куртц. Их было шестеро. Волков, увидав их, на коня садиться не стал, подошёл к ним. Те стали его поздравлять. Принесли кубок из серебра, говорили, что это подарок от всей Южной роты имперских ландскнехтов земли Ребенрее. Волков брал приз и жал всем руки, говорил с ними, ласково называя каждого не иначе, как брат-солдат. А, чуть подумав, и сказал им:
Господа ландскнехты, а не собрать ли нам пир, зовите всех своих однополчан сейчас в лучшую харчевню, что есть в городе. Пир будет за мой счёт, пусть все придут.
Не то, что бы он хотел есть, да и вино в нём ещё бродило, но дружить с имперскими служащими, которые некогда были лучшими солдатами императора, было необходимо. Куртц и его товарищи с радостью согласились, стали рассылать мальчишек за другими ландскнехтами и выбирать место для гуляний.
К ним с радостью присоединились и офицеры Волкова, которые, посовещавшись, решили взять на пир ещё и сержантов, что пришли с ними в город. Так впервые Хельмут и Вильгельм, что служили сержантами в стрелковой роте господина Рохи, попали на настоящий пир старых воинов.
Трактир выбрали не самый лучший, но самый в городе большой.
Звался он «Юбки толстой вдовы». И уже через пару часов эти «юбки» были битком набиты бывшими ландскнехтами и блудными девками со всего города, прознавшими про славный пир, что даёт известный кавалер. В кабаке висел гомон, заздравные речи, пьяные крики и «виваты». Было жарко. Бегали лакеи, нося и нося бесконечные подносы с пивом, в больших очагах жарились свиньи целиком на вертелах, на столы высыпались ливерные, кровяные, свиные колбасы с чесноком и резаный большими кусками хлеб из лучшей пшеницы, и всё целыми тазами. Волков велел хозяину готовить соусы и не жалеть специй. Тот улыбался и радовался такому прибыльному дню, и вскоре целые чашки острых соусов стояли на столах. Вино носилось, ну, для тех, кто любил вино. Женщины, раскрасневшись от вина, пива, острой еды и распутства, уже скидывали чепцы и распускали волосы, приспускали лифы платьев, оголяя плечи, а некоторые и вовсе так сидели, подобрав юбки, что было видно чулки у них. Смех, пиво, еда, женщины, корзины яиц варёных, сыры молодые и старые, жареные курицы, тем, кто не мог дождаться свинины с вертелов, дорогая селёдка, лук, чеснок, горчица и оливковое масловсего сколько хочешь. Всё было, как положено.
А потом и музыканты пришли.
Ландскнехты стали петь свои грубые и сальные песни, прославлять Волкова и его офицеров. Они всегда были заклятыми врагами горцев, императоры и создали эти войска, собрали этих людей, так как никто кроме ландскнехтов не мог противостоять горцам в открытом поле. Горцы были извечные и заклятые враги. И поэтому ландскнехты так радовались тому, что Волков разбил этих «свиней» на реке Марте. Офицеры и сержанты кавалера радовались веселью и хорошему приёму. А сам он радовался тому, что случись сбор городского ополчения против него, так не соберёт герцог среди этих сильных людей, что пьют сейчас за его здоровье, и дюжины желающих.
В общем, всё было прекрасно, все были довольны. И даже шея его почти не беспокоила.
И тут увидал он молодого человека лет двадцати в хорошем, но недорогом платье, при железе. Тот человек подошёл к столу и поклонился ему. Волков ему кивнул и продолжил смотреть на него, ожидая, что человек ему скажет, кто он и зачем пришёл.
Меня Клаузевиц зовут, представился молодой человек. Кавалер Георг фон Клаузевиц.
Меня зовут Фолькоф, ответил Волков, я слышал вашу фамилию, у вас известные родственники, прошу вас, господин фон Клаузевиц, садитесь пировать с нами.
Это человек не был похож на тех, кто ищет бесплатных застолий. Он держался с достоинством, меч у него, судя по эфесу, был не из плохих. И человек не поспешил сесть за стол, хотя один из сержантов Волкова подвинулся на лавке, давая ему место.
Уж, простите меня, кавалер, продолжал фон Клаузевиц, что в столь весёлый час пришёл я, может, мне подождать с делом моим. Оно потерпит до утра.
Но Волкову стало интересно, что за дело к нему у этого рыцаря:
Говорите сейчас о деле своём, я ещё не пьян.
Хорошо, скажу, он обернулся, уж очень шумно было в трактире, подойдя ближе, произнёс. Прошу вас принять меня на службу к себе. Я неплохо управляюсь с копьём и конём, имею призы со многих турниров, в том числе и с тех, что учреждал сам курфюрст. Я приучен к любому оружию, в том числе и пехотному. Готов в случае нужды быть вашим чемпионом и принимать на себя вызовы, что осмелится вам бросить кто-либо.
Наверное, он не хвастался. На вид молодой человек был крепок, хоть и не так высок, как сам Волков.
Готов доказать делом свои умения и в ристалище, и в битве, продолжал фон Клаузевиц. Я воевал в двух кампаниях под знамёнами господина фон Бока и знамёнами самого курфюрста. Одна кампания была здесь, против горских псов, против этих поганых еретиков из-за реки.
Последние слова рыцаря были очень горячи.
Не любите горцев? поинтересовался Волков.
Они убили моего названного брата, когда он, израненный, попал к ним в плен.
Да, они такие, законы доброй войны им неизвестны.
Думаю, что от вас они просто так не отстанут, раз вы дважды их побили, они ещё раз придут, в упрямстве им равных нет.
Конечно, это было правдой, и Волков это знал, но он не мог взять этого рыцаря к себе:
Друг мой, чуть подумав, отвечал господин Эшбахта, для меня честь, что такой человек как вы, просится на службу ко мне, но я не так богат, чтобы содержать рыцарский выезд и чемпионов. Земля моя убога, а мужиков на ней почти нет. Всё, что имею я, брал я мечом, и если войны не будет, или не будет эта война приносить серебра, то есть мне, моим офицерам и прочим людям моим придётся просо.
Я знаю, что земля ваша бедна, продолжал рыцарь, но я знаю, что вы офицерам своим даёте тысячу десятин в прокорм.
Без мужиков, заметил Волков, поднимая палец. Без мужиков.
Да-да, кивал фон Клаузевиц, я знаю, все знают, что мужиков у вас очень мало. Но я попрошу вас всё равно меня взять к себе, дать мне тоже земли и ещё долю в добыче Даже не офицерскую, поначалу я согласен на сержантскую, пока не проявлю себя. Вам всё равно придётся воевать, а лучше иметь таких людей как я, при себе, чем нанимать второпях, когда нужда будет.
Кавалер молчал, смотрел на молодого человека и думал.
И тут же, тут же за спинкой его стула замаячила фигура монаха. Он зашептал на ухо Волкову:
Брать его надобно, раз ничего кроме земли не просит. Земли то у вас нераспаханной куча, чего её жалеть, а не придётся он вам по вкусу, так всегда можно будет погнать.
Дурак, это холопа можно погнать, а с рыцарем ещё объясняться придётся, сказал кавалер раздражённо, да и откуда ты всё знаешь, откуда ты знаешь, что у меня земли непаханой куча?
Так Ёган мне жалуется всё время, что рук у него свободных нет, земля, мол, простаивает не паханная.