Омут - Литтмегалина 8 стр.


 Прекратите кривляться, Лаош. Я сумею собрать достаточное количество улик. Каждая обугленная травинка будет свидетельствовать против вас,  я толкнул дверь и вышел на крыльцо.  Здесь все переменится. Эта сумрачная история с богом в лесу закончится.

Я едва расслышал вопрос Лаоша. Он прошелестел, как высохший осенний лист, на который наступили ногой. Я раздавил его. Вчера я гордился бы собой, но не сегодня.

 Что значит«закончится»?

 Мы сделаем так, чтобы он не возвращался.

 Вы о нашем боге?

 Да. Вовсе не бессмертном и всемогущем, что бы вы там ни думали.

 Это будет ужасной ошибкой.

Я не оглянулся.

 Почему же?

 Вся сила дальминисаэто сила бога. Вы не можете избавиться от бога, не лишившись при этом его чуда.

Я знал, как мне ответить. Знал заранее.

 Пусть так. Но позволить вам продолжать делать то, что вы делаете, я не могу. Это преступление. Вы что, действительно рассчитываете, что я разрешу вам прикармливать вашего бога смерти и далее?

 Но дальминиссама жизнь. Каждый год он спасает жизни стольких людей. Даже если мы совершаем преступление, мы идем на это ради благой цели. И если вы убьете бога, вы будете намного хуже нас.

 Если только в собственной совести. Фактически я никого не убью. Просто зачистка очередной нечисти. Даже если бы я разделял ваш взгляд на ситуацию и испытывал к вам сочувствие, существуют законы, по которым преступник должен быть наказан.

 Вы не измените свое решение?

 Нет,  ответил я.  Я не меняю своих решений. И всегда завершаю то, что начал.

И тогда Лаош закричал.

 Вы даже не пытаетесь услышать, понять меня, господин Управомоченный! Вы заслоняетесь от меня кодексом законов, чтобы не позволить всей этой ситуации достигнуть вашего сердца. Вы все разделили надвоечерное и белое, правильное и неправильное, нормальное и ненормальное, и, выбрав одно, вы отвергли другое! Почему вы не понимаете, что нет ничего абсолютного, что нет решения, состояния, эмоции, ничего, что было бы единственно верным? Почему вы не понимаете, что бессмысленно отвергать половину целого? Жизнь не существует без смерти, свет без тьмы. Невозможно взять только одно. Вы не позволяете им смешиваться, как это происходит и происходило всегда. Вы продолжаете тупо разрывать одно надвое. Поймите, это возможно лишь в вашем воображении, господин Управомоченный, где все ваше и где вы можете все изуродовать, но у вас не получится отрицать реальный мир, обратив глаза в собственный череп, как бы вы ни пытались. Вы боитесь жизни со всеми ее противоречиями и сложностями. Да, вы отвергаете жизнь!

Внутри меня были только злость и страшный холод, и все мои мысли разбились, как льдинки. Мне хотелось исчезнуть, пропасть без следа, только бы не слышать его слов. Я устал, устал, устал, почему все это происходит со мной!

 Хватит, Лаош!  вскрикнул я.

Он не молчал, и даже его изменившийся, печальный голос продолжал мучить меня.

 Я уже наказан. Я не знал, что это будет настолько тяжко, отнять ее жизнь. И она отомстила мне. Первой ее жертвой стал мой младший сын. Его мать она замужем. Но нам с ней было известно, что этот ребенок мой. Подарок на старости лет. Единственный оставшийся со мной. Каким-то образом эта призрачная тварь сумела проведать должно быть, прочла в моих мыслях.

 Я бы вам посочувствовал, но мне совершенно вас не жалко, Лаош. Вы посеяли зло. Пожинайте урожай. На этот раз он менее удачен.

Лаош не отреагировал на мой выпад, сосредоточенный на собственных мыслях.

 Мне семьдесят семь лет, моя жизнь подходит к финалу. Я не мог себе представить, что закончу вот так. Полный сожалений.

Я пристально посмотрел на него.

 Семьдесят семь?

 Да, я моложе снаружи,  усмехнулся Лаош.  Но внутри я развалина, господин Управомоченный, внутри мне двести лет,  стоя на крыльце, он обвел взглядом темноту.  Все здесь наше. Сбереженное нами, не испоганенное цивилизацией. Выкупленное нашими жизнямии одной не нашей, я услышал вашу мысль. Мы сохранили дальминис, уже за это мы можем гордиться собой. Но бог заставляет людей делать то, что он хочет. Мы не знаем, что из случившегося произошло по нашей воле, и никогда не узнаем. Мы утонули в этом омуте покоя. Но на его дне столько тревоги. Многие покинули это место за последние годы, но, знаете, из тех, кто видел бога, никто не ушел. Не смотрите на меня таким обвиняющим взглядом, господин Управомоченный. Я согласен ответить за все. Только скажите мне: будь вы частью всего этого, как бы вы поступили, когда бог опустился на лесную поляну?

 Я не часть этого в любом случае,  ответил я.  Я не часть чего-либо вообще.

И медленно пошел по темной улице.

Придя в дом, я отыскал сведения о местности и прочитал про дальминис. Краткий перечень его полезных свойств занимал собой почти всю страницу.

Всходит ранней весной, едва сойдет снег. Цветет уже в начале лета, вскоре сбрасывает семена и высыхает. Утром сентябрьского дня я держал свежайший побег дальминиса, цвести еще и не собирающийся. «Обычное растение, попавшее сюда случайно»,  сказал Лаош.

Оно выросло в тепле от огня ее отчаяния.

Меня ждет долгая ночь.

[Страницы вырваны].

15 октября

[Несколько густо зачеркнутых предложений в начале страницы, прочесть невозможно].

Как бы ни было мучительно вспоминать об этом, но необходимо поставить точку в этой истории. Я всегда заканчиваю то, что начинаю. По крайней мере, сейчас я в состоянии это сделать. Не то чтобы мне стало лучше. Я просто научился с этим существовать. Хотя не уверен, сколько еще продержусь.

Итак, 17 сентября

Ночью накануне изгнания мне с трудом удалось заснуть. Несколько часов я лежал под одеялом, обхватив ладонями затылок, упершись выпрямленными ногами в спинку кровати, и думал об одном и том же: как мне поступить? Смогу ли я нарушить клятву, которую дал жертве? Какое решение является верным? Вероятно, следствием всех этих переживаний стал явившийся мне совершенно нездоровый сон.

Мне приснилось, что я лежу на широком холодном камне, чувствуя спиной символ, вырезанный на его поверхности. Светало. Проникая сквозь ветки, лучи солнца падали на меня полосами, косо. Прямо надо мной висело что-то туманное и серое, как туча. Не колыхаясь, совершенно неподвижно. Оно не дышало и не мыслило, жило без жизни, но все-таки жило; необъяснимо и страшно. Я хотел вскочить и бежать, но мои руки и ноги были связаны. Длинные веревки тянулись к деревьям, обвиваясь вокруг столетних стволов. Я мог извиваться и рваться, раздирая кожу, но не мог освободиться, не способен был даже просто скатиться на землю с проклятого камня. Туча опускалась на меня, и я почувствовал ужасную боль всем телом. Боль расцветала во мне, поднималась из глубины, как будто изнутри меня вдруг начали прорастать кошмарные растения. И я закричал. Вокруг меня была одна туча. Потом у меня закончились силы и голос, и я умер, потому что боли было так много, а я уже не мог выплеснуть ее с криком.

Я проснулся, встал с кровати, еще чувствуя в теле эхо боли, наглотался таблеток и снова уснул, но очень скоро меня разбудил стук в дверь. Я оделся очень неторопливо, словно Лаош не ждал меня на крыльце, положил в карман маленький нож с выдвижным лезвием и вышел.

Первое правило финализации: не проводить финализацию, если хотя бы один из основных пунктов характеристики сущности неизвестен.

Лаош выглядел так, будто не спал никогда в жизни.

 Это далеко?  спросил я.  Если не очень, лошадей лучше не брать.

 Около сорока минут,  Лаош покосился на мою трость.  Для вас это нормально?

 Нормально,  отрезал я.

На молочно-белом небе мерцали оранжевые облака. Мы шли мимо беззвучных домов, жители которых спокойно спалипоследние минуты до начала дня. И я решал, оставить им их призрачный покой или отнять его.

 Красивое небо, Лаош,  сказал я.

Он кивнул.

 Почему вы сказали «единственный сын, оставшийся со мной»?  спросил я.  Были еще дети?

 Они уехали. Шум Торикина показался им притягательнее,  кратко объяснил Лаош.

 Но вы говорили, что те, кто видел

 Да. Но я запретил сыновьям смотреть на него.

 Вы хотели бы, чтобы они вернулись?

 Нет. Я сказал им, что, если они приняли такое решение, пусть убираются навсегда.

Я посмотрел на Лаоша и понял, что он действительно старый. Что его глаза не всегда были блекло-зелеными, они выцвели. По их выражению я не мог понять, солгал ли он, заявив, что больше не желает видеть своих детей, но я заранее знал, что он солжет, каков бы ни был его ответ.

Мы вошли в лес. С этой стороны он был не тем светлым лиственным лесочком, что разделял город и деревню. Больше елей. Мрачнее и сумрачнее. «Ровеннские леса,  подумал я в странном упоении.  Никто не может вообразить всего, что в них случается и случится».

 Как это будет происходить?  спросил Лаош.

 Как обычно, я надеюсь,  уклонился я и перешагнул выступающий из земли корень. Я знал, Лаош хочет спросить меня о принятом мною решении, однако он молчал, а сам я не хотел говорить об этом.

Лес потемнел, казалось, мы зашли в глухую-глухую чащу, хотя до деревни было недалеко. Под ногами все чаще мелькали фиолетовые ломкие стебли дальминиса.

«Бедная девушка. Я бы многое отдал за то, чтобы узнать, кто ты и что с тобой случилось до того, как ты попала в деревню»,  подумал я.

Пункт первый: предыстория сущности.

 Это здесь,  сказал Лаош и неуклюже, как слепой, побрел меж еловых веток.

Вслед за ним я вышел на маленькую поляну. Дальминис здесь вытеснил все другие травы, окрасив поляну в фиолетовый цвет. Жертвенный камень был широкий, гладкий, белый. Опаленные растения окружали его черным кольцом. Я представил себехотя мне было достаточно вспомнить свой сонкак это: лежать на этом камне, умирать на нем, опутанный веревками, как паутиной. Я пожалел, что перед выходом не позволил себе принять еще пару таблетокони замедляют реакцию, а мне для процедуры требовалась определенная ловкость. Сожженные стебли, черные, негибкие и хрупкие, превращались в пепел, когда я наступал на них. Мне стало как-то особо неприятно от этого. Длинные иглы сосен, подступающих близко к жертвенному камню, словно оплавились. Когда я ухватил несколько игл и потянул, они отделились без всякого усилия, уже практически отмершие.

 В таком месте, как это, мгновенно обретаешь истинную веру,  я сжал иглы в кулаке, они сломались, и на ладони остался темный след.

 Все восстановится со временем,  заметил Лаош.

 Чтобы быть испоганенным вновь.

Лаош взглянул на меня безгневно и просяще.

Мне было жаль поляну. Еще больше жаль девушку тяжелой, душащей меня жалостьюя больше не мог игнорировать это чувство. Что-то действительно происходило со мной. Никогда прежде я не жалел ни одну блуждающую душу. Они умерли, и я должен сделать так, чтобы они ушли и не причиняли вреда живым. Просто сделать свою работу. Все было нормально, пока я рассуждал таким образом. Но кто знает, что происходит с ними над или за пределами нашей реальности. То, что мучило их, находится в этом мире, и то, что способно спасти, тоже здесь. Не значит ли это, что, изгоняя их, мы отбираем у них возможность найти умиротворение?

Неужели за те несколько месяцев, когда, удалившись от дел, я лечил свою ногу, я стал таким мягкотелым? Не то качество, которое я хотел бы иметь.

«Я должен работать»,  напомнил я себе. Я собирался нарушить главное правило, но не был уверен в том, что у меня вообще был выборнарушить его или нет.

Веревки лежали возле камня; другие, провиснув, тянулись к нему от деревьев.

Я достал нож. На веревках были заметны следы крови, до которых я дотрагивался с волнением. Ее кровь; мне было почти больно осознавать это. Я начал распутывать тугие узлы, поддевая их кончиком ножа. Лаош отстраненно смотрел на камень.

 Ровенна всегда останется страной богов,  сказал он тихо, почти шепотом.  На ее земле с равным успехом взрастают чудеса и чудовища.

 Иногда чудовища прибывают к нам извне,  заметил я враждебно.  Это вы дали ей снотворное?

 Да.

 Вы связали ее?

 Да.

 И она увидела ваше лицо, когда очнулась и обнаружила себя лежащей на камне?

 Да. Я еще раз проверял веревки. Я делал все это, потому что я должен, потому что я главный.

Я распутал несколько обрезков веревки, длины которых хватало для моих целей. Затем связал их так, чтобы получились три кольца, большое и два поменьше. Большим я окружил жертвенный камень, одно из меньших колец положил рядом, второе зажал в руке.

 Лаош, встаньте в пределы кольца,  приказал я.  Не покидайте кольцо до тех пор, пока я не скажу вам.

Лаош встал рядом с камнем. Казалось, он приблизился к нему через силу.

 Я сожалею о том, что мы сделали.

 Вы способны только сожалеть за своих,  огрызнулся я.  Но умереть за ваших пришлось другому человеку.

Лаош зажмурился. Его лицо застыло. Не знаю, с чем он справлялся за закрытым векамис гордостью, яростью, страхом. Когда он открыл глаза, я увидел в них одну лишь опустошенность.

 Вам еще кажется, вы знаете все, господин Управомоченный?  он мягко улыбнулся.  Кто вы такой, чтобы заглянуть в мои мысли. Здесь лежал мой дед и мой отец, множество мужчин из моего рода. Нам известно, что такое ответственность. И однажды здесь буду я, уже совсем скоромой сын мертв, теперь мне незачем тянуть. Кроме того, я начал терять прежнюю хватку и скоро перестану быть полезным для селения. Уже в следующий раз если вы позволите, конечно.

Лаош насмехался надо мной, но не только.

 Я только хочу завершить все это, Лаош. Вытяните руку над камнем.

Лаош протянул руку. Я увидел его сухую кожу с просвечивающими синими венами и снова подумал: «Он старый», затем ударил ножом по его ладони. Лаош не вскрикнул, даже не дернулся. Он наблюдал с грустным удовлетворением, как его кровь падает на белый камень.

 Она появится?

 Появится. Не заметить такое не в ее силах.

Я перешагнул веревку, отступая от Лаоша.

 Она не нападет на вас?

 Нет. Ее врагвы. Вы обманули ее. Кроме того, мой амулет всегда со мной.

 Он точно сумеет защитить вас?

 Да. Как и всегда.

Пункт второй: способности сущности.

Прошло около четверти часа. Я только ждал и, наверное, совсем ни о чем не думал.

Все последующее длилось не более нескольких минут.

Я догадался о ее появлении по легкому звону в ушах. Одновременно с этим Лаош вскрикнул. Он стоял спиной ко мне, глядя на что-то возле своих ног. Шагнув в сторону от заслоняющего обзор Лаоша, я увидел, что веревка перед ним натягивается и дергается.

Пункт третий: обстоятельства зарождения сущности.

Она смогла прикоснуться к веревке? «Это невозможно,  подумал я, инстинктивно пятясь.  Разве такое бывает?» Это с самого начала было неправильное дело.

Веревка вот-вот могла разорваться; вся фигура Лаоша выражала ужас. У меня не было времени на другой план, и, уже ясно понимая, что это не сработает, я вслепую бросил третье веревочное кольцо, и оно легло, пересекаясь с дугой большого кольца. «Покажись, покажись»,  мысленно приказал я. Лаош отступал. В своей панике он уже шагнул спиной вперед за пределы защитного круга.

 Не пересекайте веревку!  напомнил я криком, и после этого понялона попалась: брошенное мною кольцо несколько секунд пролежавшее неподвижно, теперь судорожно дергалось.

Мое сердце билось с сумасшедшей силой.

Я бросился к Лаошу. Он был как деревянный. Рана на его ладони еще не закрылась. Я резанул по ней снова, гораздо глубже, и кровь сразу наполнила его ладонь.

 Брызните на нее!  крикнул я, не слыша себя среди звона.

Лаош не понимал или не разбирал слов.

 Брызните на нее кровью!

Лаош взмахнул рукой, и капли крови полетели в извивающееся кольцо, но не упали на черную траву, на полпути растворившись в воздухе.

«Покажись».

Я оттолкнул Лаоша и встал возле кольца.

 Кровь врага, которую он отдает тебе сам, на тебе, уходи. Ты потеряла право мести. Кровь врага на тебе, уходи, уходи!

Но кольцо рвалось. Я опустил взгляд и увидел, как натягивается и лопается веревка. В следующий момент сущность пересекла разрушенный барьер и явила себя передо мной. Она посмотрела в мои глаза своими, красными от крови.

«Почему она не исчезает? Почему?»

 Делеф, убегайте!  закричал Лаош.

Убежать? От нее?

 Это просто смешно, Лаош,  сказал я тихо, и время, которое неслось, как стремительная река, остановилось. Оглушающий звон сменился полным беззвучием; я смотрел на девушку. Я понималэто мой последний провал. Также я понимал, что это самый страшный момент в моей жизни. Меня не пугала кожа ее лица и обнаженного тела, черная от разлившейся и застывшей под ней кровименя пугало выражение ее глаз.

Назад Дальше