Это не должно было шокировать меня, только не после записки из города, но почему-то это так.
О, говорю я. Ну, я это знаю. Знаю, какой она была.
Но так ли это?
Если кто-то что-нибудь скажет, можешь обратиться ко мне, предлагает он.
Почему Мой голос обрывается и предает меня. Я прочищаю горло. Почему она им не нравилась?
Крошки от сэндвича разбросаны между нами как созвездия. Уилл проводит пальцами по краю тарелки.
Я слышал, что она отличалась от других. Ты должна понять, что люди здесь делают все возможное, чтобы доказать их непричастность к Исчезновениям. Но твоя мать оказалась единственной, кому удалось покинуть это место и освободиться, говорит он. Она выбралась и ни разу не оглянулась. Думаю, это оставило неприятный привкус во рту некоторых людей.
Я, жуя нижнюю губу, обдумываю его слова. Моя мама была единственной?
И, может он мнется, из-за этого они относились к ней немного с подозрением.
Он неловко встает и относит тарелку к раковине.
Я завтра ухожу на занятия рано, говорит он. Но, наверное, увидимся в коридоре.
Дойдя до двери, он оборачивается.
Просто помни, что это и твое место. Он потирает руками затылок и смотрит на меня так, словно пытается убедиться, что я не слишком расстроилась. Они даже в школу тебя не пустили бы, если бы ты не была дочкой Джульет и уже не имела с нами какую-то связь.
Я заставляю себя кивнуть.
Спокойной ночи.
Спокойной ночи, отвечает он и оставляет меня смотреть на глубокую линию на кухонном столе, которую как шрам оставил один из ножей Жозефины.
***
Когда я впервые увидела сотни книг на стенах библиотеки мистера Клиффтона, она мне понравилась, но теперь я борюсь с желанием закричать и скинуть каждую из этих книг с полки. Я роюсь среди них, пытаясь найти в темноте корешок нужной, пока усталость не одолевает меня. Наконец признаю, что, если бы доктор Клиффтон хотел спрятать книгу в первую очередь, он бы не оставил ее просто где-то на виду.
Но я найду ее. Буду продолжать возвращаться и искать, пока не обнаружу. Потому что, как мама всегда говорила со смесью гордости и смущения, я унаследовала все свое упрямство от нее.
Возвращаюсь в комнату. Мамин Шекспир лежит там, где я его и оставила, на ночном столике. Беру его в руки и открываю на коленях как одеяло, провожу пальцами по пометкам, которые мама оставила на страницах. Я открыла на «Все хорошо, что хорошо кончается». Читаю слова, которые она обвела ручкой:
Презренный мальчик, недостойный
Такого дара, ты посмел отвергнуть
Мою любовь и милость, но тебе
Не может даже сниться.
Снова читаю, сузив глаза.
Эти строки просто поразили ее, потому что напомнили о Стерлинге? Или они должны быть ответами? Каким-то посланием? Одной из ее любимых загадок?
Закрываю книгу и оставляю на подушке рядом с собой, чтобы смогла спать, ощущая ее вес. Потом роюсь в своем рюкзаке в поисках ручки. Заметив мамины пометки на страницах, понимаю, что почти забыла нашу традицию. Ночью перед первым днем школы она всегда рисовала маленькое сердечко на внутренней стороне моей руки, прямо у сгиба локтя, где почти никто не мог его увидеть, но я замечала его на протяжении дня, словно это тайное любовное послание.
Снимаю колпачок с ручки. Мои пальцы подрагивают, рисуя линию, и чернила серые, но, когда смотрю на окончательный результат, я довольна. Это не должно быть еще чем-то, что умрет вместе с ней.
Пробираюсь в комнату Майлза, беру его мягкую руку в свою и рисую сердечко, похожее на мое. Он лишь слегка шевелится, когда чернила касаются его кожи.
Надеюсь, что, когда завтра проснется и обнаружит это сердечко, он подумает, что мама вернулась, чтобы оставить последний знак, поцелуй на его теле, и показать, как сильно она его любила. Надеюсь, это поможет ему запомнить Джульет Каммингс Куинн, которая жила, двигалась и дышала в наших жизнях.
Это вызов и обещание, которое я даю ему и себе.
Я узнаю, что действительно здесь произошло, и воспользуюсь этим, чтобы очистить имя моей мамы.
Глава 7
29 августа 1940 года
Птицы: великолепный чернокрылый фрегат.
Раздвоенный хвост.
Может непрерывно оставаться в воздухе больше недели.
Вынуждает других птиц отрыгнуть еду и потом крадет ее для себя.
Дом Финеасастраннейшее сочетание стерильности и разрушенияпохож на самого Финеаса. Волосы его растрепаны, а в щетине блестит седина. Зубы желты от табака, на пальцах татуировки, поэтому кажется, что они постоянно покрыты грязью. Но ногти чистые и розовые.
В тот вечер нашей встречи, когда он приглашает меня войти, я остаюсь на ужин. Мы обходим стороной все важные вопросы, пока он ложкой накладывает красное тушеное мясо в две ослепительно-белые, треснутые и со сколами миски.
Пахнет вкусно, говорю, когда он ставит жаркое передо мной. Не знаю, почему так говорю: это наглая ложь. Я вообще не могу почувствовать запах. Может, просто привычка или нервы.
Так с тобой все было хорошо? спрашивает он угрюмо, и я борюсь с желанием рассмеяться. Я посылал ему несколько писем в тюрьму, пока не понял, что на них не отвечают. Конечно же, он помнит, что я провел большую часть своего детства в инвалидном кресле.
Я не рассказываю ему об одиночестве, о том, как плохо все закончилось у нас с Джульет или как планировал покончить с собой позже, сегодня вечером. Я скольжу по краю линии, отвечая прохладным «Я все еще здесь».
Потом опускаю ложку и с ужасом смотрю, как она падает и забрызгивает красным скатерть. Финеас вскакивает, а я сижу и мучаюсь, пока он несколько минут трет пятно, словно на скатерти кровь.
Прости, говорю сухо, а он лишь машет рукой. Но я замечаю, какой чистый этот дом. Пустой и стерильный, как будто он моет его каждый день с отбеливателем.
За что ты попал в тюрьму? спрашиваю вдруг, когда он возвращается на место.
Он делает паузу.
Кража, говорит он. И частично это правда.
Когда ты вышел?
Двадцать пять лет назад.
И так и не вернулся. Я имел в виду «Ко мне ты так и не вернулся».
Он ворчит и выскребывет прилипшие остатки жаркого с внутренней части миски.
А что насчет он замолкает. Знаю, о ком спрашивает, но не хочу рассказывать эту длинную, ужасную историю. Не сейчас. Поэтому пожимаю плечами и качаю головой, и он больше ее не упоминает.
Остальная часть ужина наполнена пристальными взглядами и болезненным молчанием. Это, думаю, кульминация, книжный конец моей жизни. Но когда он отводит меня к двери, то дает мне номер телефона, написанный на кусочке бумаги.
Мне нужна помощь с разной работой, быстро говорит он. Может, у тебя получится еще прийти.
Позже, на платформе, когда поезд несется ко мне, я смотрю вниз, на пропасть путей подо мной, и качаюсь с пятки на носок. Я не написал последней записки: некому ее оставить. Но нащупываю в кармане клочок бумаги.
Мои пальцы сжимаются вокруг отцовской записки. Когда поезд уже почти рядом со мной, благополучно отступаю назад, в ясную, беззвездную ночь.
Глава 8
Утром, когда мы с Майлзом впервые идем в школу, миссис Клиффтон ждет у лестницы с перекинутым через руку пальто и кожаным мешочком. Уильям уже ушел на занятия.
Уверена, вам не терпится, говорит она. Она применяет варианты Зеркала к ручному зеркальцу, чтобы я могла посмотреть на себя. Потом, прежде чем я действительно заканчиваю поправлять форму и приглаживать волосы, она торопит меня и Майлза идти к машине.
Не хочу опоздать, говорит она.
Дорога в школу знакома до последней развилки, на которой мы поворачиваем направо вместо левого поворота в город. Миссис Клиффтон что-то говорит на переднем сиденье, но я смутно осознаю ее слова. Засовываю руку в карман и нащупываю ленту Кэсс как напоминание о том, что я здесь ненадолго.
Когда поднимаю глаза, мы приближаемся к двухэтажному зданию из потускневшего кирпича. Я разглядываю каскад широких бетонных ступеней старшей школы, яблоки и серебряные мечи, изображенные на флагах над аркой входа, и наконец самих учеников, толпящихся группками около каменной стены, которая отделяет территорию школы от сада. Здание начальной школы Майлза едва видно за ним.
Я отведу Майлза в его новый класс, говорит миссис Клиффтон. Кабинет директора на первом этаже, справа. Он ждет тебя. Она протягивает руку к заднему сиденью и легонько сжимает мое колено. Ее рука теплая, как и мои лицо, уши и шея.
Не забудь, что Уильям всегда рядом, если тебе что-то понадобится, говорит миссис Клиффтон, когда я вылезаю из машины.
Пока, Майлз, говорю, увидимся после школы.
Будет здорово, говорит Майлз, вздергивая с вызовом подбородок. Я поднимаю руку, чтобы помахать на прощание. Когда он машет в ответ, замечаю маленькое сердечко на внутренней части его локтя.
Потом закрываю дверь, и машина уезжает, а я остаюсь одна.
Шепотки начинаются, как только пересекаю школьный двор. Я хочу стряхнуть их, но они липнут ко мне как нити паутины, пока поднимаюсь вверх по ступенькам и прохожу под изогнутыми арками входа. Я стараюсь смотреть прямо перед собой, но решаюсь глядеть на землю чуть впереди себя. Такое чувство, будто наблюдаю за собой в микроскоп, изо всех сил пытаясь идти и двигаться как нормальный человек. Если говорить о том, чтобы влиться, моя форма не очень-то помогает.
Нахожу кабинет директора там, где указала миссис Клиффтон, «ДИРЕКТОР КЛИРИ» написано на медной табличке на дверии стучу.
Входите, раздается низкий голос.
Директор Клири сидит за массивным дубовым столом, сцепив пальцы перед собой. Он, похоже, вздрагивает, увидев меня, но быстро берет себя в руки. У него высокий лоб, редеющие каштановые волосы и уши, которые, как мне кажется, расположены слишком низко. Его портреты висят на трех стенах кабинета: на одном он получает диплом, на другом задумчиво смотрит из окна, а на третьем подписывает какой-то документ замысловатой ручкой.
Мисс Куинн, он показывает на стул перед столом, присаживайтесь.
Я сажусь, сгибаю руку так, чтобы могла видеть крошечное сердечко на внутренней части локтя.
Мы очень редко приветствуем нового ученика в нашей школе, начинает директор Клири. Я так понимаю, вы знаете о наших необычных обстоятельствах в Стерлинге? Он наклоняется вперед.
Да, знаю.
Из-за этих особых условий у нас есть несколько правил, которым вы должны неукоснительно следовать, говорит он, поднимаясь. Складки на его брюках резкие и четкие. Эти положения будут особенно строгими, пока вы не достигнете Совершеннолетия, он дает мне толстый буклет «Руководство по полному соблюдению правил использования вариантов в старшей школе Стерлинга».
И ваше расписание. Он передает через стол бумажку. Биология, геометрия, шитье, потом обед. Дневные занятия английским, в разные дни физкультура и навыки жизни в семье, история. Замечаю еще один портрет, поменьше, занимающий главное место на столе директора. Более молодая версия мистера Клири застыла во времени, расчесывая маленького розоватого пуделька.
Я фыркаю, потом пытаюсь скрыть это за кашлем и почти давлюсь.
Все нормально, мисс Куинн?
Я киваю, слезы наворачиваются на глаза.
Другие ученики вашего класса уже на несколько недель вас опережают. Вам придется усердно трудиться, чтобы идти вровень с ними. В этой школе мы обучаем целеустремленных, прилежных учеников. Ничто меньшее здесь не потерпят. У вас есть вопросы, мисс Куинн?
Не дожидаясь моего ответа, он продолжает:
Я назначил одного из ваших одноклассников провожатым, чтобы вы могли без проблем найти классы для занятий. Вчера здесь была Агата Макельрой и упомянула, что уже встречалась с вами в городе, поэтому она предложила своего сына Джорджа вам в помощь. Если у вас будут другие вопросы, пожалуйста, задавайте их ему.
И на этом директор Клири показывает мне на дверь и плотно закрывает ее перед моим носом.
Какое-то время я стою в коридоре, все еще глядя на запертую дверь и делая вид, что изучаю расписание. Нащупываю ленточку Кэсс в кармане. Ученики проходят мимо и разглядывают меня. Некоторые шепчутся, кто-то врезается прямо в меня, но никто не здоровается и не предлагает помощь.
Потом слышу взрыв смеха Уилла за окном.
Складываю свое расписание и кладу его в книгу, потом выхожу во двор на знакомый голос.
***
Клиффтон!
Парень с короткой стрижкой передает через двор мяч Уиллу. Я облокачиваюсь о металлические перила лестницы и смотрю, как Уилл останавливает его ногой, а потом отбивает назад. Он вытаскивает форменный галстук из кармана брюк и завязывает вокруг шеи.
Другой парень берет мяч, затем подает его с большей силой. Мяч пролетает мимо Уилла и останавливается у ступенек, прямо передо мной. Уилл бежит трусцой к нему, бросает на меня взгляд и снова смотрит на меня.
Привет, говорит он.
Привет, отвечаю, вспыхнув, вспоминая, что, когда мы виделись в последний раз, я была в ночнушке.
Кто эта милашка, а, Уилл? кричит парень с короткими волосами. Другой член команды поднимает пальцы к губам и коротко и пронзительно свистит.
Уилл не смотрит на меня. Он говорит через плечо.
Хватит. Она друг. Он кладет руку мне на шею сзади. Потом наклоняется за мячиком и подкидывает его в руках. Кто-нибудь придет за тобой?
Мне так сказали, говорю я.
Другой мальчик продолжает:
Кажется, Уилл уже помечает свою территорию.
Уилл сжимает зубы.
Эй, Престон, кричит он в ответ, почему бы тебе просто не отвалить?
Он кидает мяч перед собой и обегает других игроков ровным быстрым кругом, бросая им вызов попробовать забрать у него мяч. Это срабатывает и отвлекает их внимание от меня.
Еще один парень появляется в этот момент, легким бегом направляясь из сада к ступенькам, где жду я. У него светло-русые волосы, которые торчат так, словно редко видят расческу. Его рубашка спереди не заправлена, а галстук висит немного криво.
Айла? Он протягивают руку, подходя ближе, и я отпускаю перила, чтобы пожать ее. Я Джордж. Первый урок у нас вместе: биологическая лаборатория доктора Дигбипоэтому я проведу тебя. Пойдем?
Очень мило с твоей стороны, говорю. Спасибо. Улыбаюсь Уиллу, чтобы он знал, что у меня все хорошо и ему не нужно беспокоиться.
Ну, Клиффтон, кажется, ты заполучил настоящую сладкую гостью в доме, громко говорит парень по имени Престон, когда я следую за Джорджем по ступеням.
Заткнись, говорит Уилл, быстро толкая Престона в ребра, когда над лужайкой раздается первый звонок.
***
Так ты уже встречалась с директором Клири? Джордж кивает на закрытую дверь директорского кабинета, когда ведет меня по коридору. Нам так повезло с ним. Но мне любопытно: что ты подумала? Лично мне всегда казалось, что он способен вдохновлять.
Это не сулит ничего хорошего для нашей будущей дружбы с Джорджем. Слегка улыбаюсь ему в ответ и этим ограничиваюсь. Директор Клири и вправду кажется тем, кто прикрепил бы ко мне главу своего личного фан-клуба.
Иногда я не уверен, что мне нравится в нем больше: скромность или тонкий вкус в искусстве, продолжает Джордж, подтверждая, что мне предстоит очень длинный день. Он идет быстро, и я почти бегу, чтобы не отставать. Эти портреты в его кабинете, говорит он, некоторые ученики ждут всю свою школьную карьеру этой чести, а ты увидела их в первый же день. Сможешь выбрать, какой тебе понравился больше всего? Он внезапно останавливается и смотрит на меня.
Его брови поднимаются, пока он ждет моего ответа, а потом уголки его рта вздрагивают. С блеклыми веснушками и довольным выражением лица, он немного похож на Майлза.
Он начинает смеяться.
Шучу, говорит он. Он ужасен. Любит разглагольствовать. Но ты бы видела свое лицо. Джордж снова идет вперед. Пойдем, зовет он через плечо.
Я улыбаюсь, смотрю на его удаляющийся затылок и спешу догнать. Мы заворачиваем за угол и почти сталкиваемся с девочкой в черепаховых очках. Коса оплетает ее голову как змея.
Ее взгляд, обращенный на меня, переходит грань обычного любопытства. Она кривится и спешит прочь, а я снова думаю о записке из города.
Знаешь, я вчера встретила твою маму, сообщаю я Джорджу.
Она упомянула об этом. Он корчит рожицу. Пожалуйста, я хочу, чтобы ты знала, что я в отца.
Она была совершенно милой, неуверенно говорю я. В ответ Джордж фыркает.