Кай МайерПлененные
Пролог
18 лет назад 1906 г.
В тот вечер она вышла за ним на выступ утеса. Багрец и пурпур заливали меловые скалы; брызги прибоя взметались к одинокой фигуре на крутом обрыве.
Позже Аура поймет, что в тот вечер поставила на карту всеи проиграла.
Солнце еще не село, и по Балтийскому морю проносились тени облаков. Казалось, волны гонят к берегу каких-то причудливых зверей, и те лениво выползают из пены прибоя на сушу.
Аура знала, что Джиллиан никогда не любил моря. И все же он часто приходил сюда и подолгу смотрел вдаль, словно вглядываясь в тайну своего прошлого, а может быть, в тайну их будущего.
Как будто все знают какой-то секрет, сказал он, заслышав ее шаги. Все, кроме меня.
Бокалы у нее в руке тихо звякнули. Аура поставила их на землю вместе с бутылкой и остановилась рядом с Джиллианом. Тот обнял ее за талию и привлек к себе.
То, что все знают, уже не секрет, возразила она.
Аура почувствовала себя занудой. Тем более она прекрасно понимала, что лукавит: по части секретов у нее был большой опыт. Иногда труднее всего проникнуть как раз в те тайны, что у всех на виду.
Все любят море, снова заговорил Джиллиан. Один я не люблю.
Аура нередко заставала его здесь в таком настроении; обычно он был совсем другим: обаятельным и немногословным, романтиком и циником одновременно. Но здесь, на краю утеса, его всякий раз охватывала загадочная меланхолия.
А ты не пробовал смотреть в другую сторону? усмехнулась она.
Джиллиан наконец оторвал взгляд от горизонта и улыбнулся Ауре. Кончиками пальцев откинул с ее лица черные локоны и поцеловал ее солеными губами.
За спиной у них высились увитые плющом стены замка. Трехэтажная постройка почти целиком занимала скалу, подымавшуюся из моря в полукилометре от белых дюн берега. Три ряда окон глядели на море. Здесь, с тыльной стороны замка, обращенной к морю, стены прямо переходили в крутой обрыв. Лишь в одном-единственном месте утес образовывал естественный выступ, словно балкон, на который выходила узкая дверь, увитая плющом.
Выступ выдавался в море метров на десять. Когда Аура была маленькой, ей запрещали сюда ходить, опасаясь, как бы шквальный ветер не сорвал ее вниз. Но она, конечно, все равно ходилахотя бы потому, что в замке было не так много возможностей нарушать правила. А еще потому, что тогда в смерти было что-то манящее, завораживающее.
Но теперь о смерти можно было не думать. По крайней мере, о своей.
Как хочется снова увидеть что-нибудь, кроме этих комнат и коридоров! вздохнула она. Кроме моря и пустынных дюн!
Аура надеялась, что и Джиллиан так думает. Через два года после возвращения из Сванетии замок стал казаться ей тюрьмой.
Тебя тянет путешествовать? спросил он.
Меня тянет к чему угоднолишь бы подальше отсюда.
Они не в первый раз говорили о том, чтобы уехать. Но сегодня наступил решающий день.
Аура смотрела на красивое лицо гермафродита, любуясь гармоничными чертами: не вполне мужскими, но и не женскимикакими-то неопределенными, будто размытыми. Джиллиан был двуполым, но женщина проступала в нем, только когда он сам этого хотел. Обычно он отдавал предпочтение своей мужской составляющей, и Аура почти всегда воспринимала его как мужчину. У него было безупречно гладкое, без всякой растительности, лицо, изящно очерченные скулы; черные глаза контрастировали со светлыми волосами, ресницами и бровями. Он был весь соткан из противоречийкак внешне, так и внутренне, за это Аура его и полюбила.
Пожалуй, нам и впрямь стоит поторопиться с отъездом, усмехнулся Джиллиан. Ведь скоро я стану сгорбленным стариком, а ты будешь по-прежнему выглядеть на двадцать четыре.
За два года Аура ничуть не постарела; впрочем, и времени прошло не так уж много. Двадцать четыре или двадцать шестьне такая большая разница. А после очередной бессонной ночи Ауре случалось чувствовать себя на семьдесят пять. Бессмертие, подаренное ей цветком Гильгамеша, не помогало от кругов под глазами и не добавляло уверенности в себе.
Джиллиан в свои тридцать семь был строен и гибок. Аура много раз предлагала ему вечную жизнь, но он неизменно отказывался. И, глядя, как он стоит один на утесе, погрузившись в свои мысли или воспоминания, она начинала понимать, почему его не привлекает бессмертие. Джиллиана манили переменыв этом он и находил свое счастье.
Рано или поздно они должны вырваться отсюда. Но их сыну Джиану всего девять лет, ему нужен дом, крепкая семья, нужна кузина Тесс, с которой они росли вместе, как близнецы; разлучить их было немыслимо. Сильветта, младшая сестра Ауры, тоже любила Джиана, как родного сына. Порой казалось, что она ему больше мать, чем Аура. Тут все сошлось одно к одному: отказ Джиллиана принять бессмертие, ребенок, невидимой цепью приковывавший ее к замку, и уверенность Ауры, что все станет на свои места, если и для Джиллиана время потеряет всякое значение.
Спустя много лет она скажет себе: «Мне было двадцать шесть лет. Я была наивной самовлюбленной дурочкой. Я не понимала, что делаю». Но в тот день на утесе ее убежденность была такой пламенной, что любые сомнения рассеивались без следа.
Джиллиан все еще смотрел ей в глаза. Улыбка у него неповторимая, как и он сам. Гермафродит и бывший наемный убийца. Актер и мастер маскарада. Дитя алхимика, зачатое в попытке создать живое воплощение философского камня.
Мелькнула ли тень подозрения в его глазах, блеснувших в золотистом свете заката? Аура не выдержала и опустила взгляд к стоящей на земле откупоренной бутылке и бокалам, в которых преломлялись последние солнечные лучи.
Когда время не имеет значения, чувствуешь себя совсем по-другому, начала она. Уже не боишься его упустить или потерять, ведь его у тебя сколько хочешь.
Она бессмертна всего два года, а рассуждает так, словно прожила уже тысячу лет. Смешно. Аура это понимала и Джиллиан, наверное, тоже.
Он снова отвел назад ее волосы, которые растрепал ветер.
По-моему, суть времени не в том, что оно скоротечно, начал он. А в том, что оно постоянно несет перемены. Вы, бессмертные, наблюдаете, как все вокруг вас меняется, но сами измениться не можете. Стоит ли к этому стремиться?
Ты с таким презрением об этом говоришь.
Неправда. Он опять ее поцеловал. Ты сделала свой выбори у тебя были на то причины.
«Причины?» подумала Аура с горечью. Причин никаких не было. Была возможность. Приоткрытая дверь. И она вошла в нее без долгих раздумий. Причины? Нет, одно легкомыслие. И конечно, немалая толика авантюризма.
Во всем виноват замок, родовое гнездо ее семьи. Его темные залы, витражи, почти не пропускавшие солнечного света, бесконечные коридоры, переходы, лестницы, источенные непогодой стены заразили Джиллиана своим унынием. И конечно, Джиллиан не забыл, как его друзья-тамплиеры погибли здесь у него на глазах в стычке с Моргантом. Да, Аура не могла обижаться на него за то, что в замке Инститорисов перспектива бессмертия казалась ему невыносимым бременем.
Но стоит уехать отсюда, и он поймет, как много сулит им обоим вечная жизнь. Она была в этом глубоко и искренне убеждена.
Аура мягко высвободилась из объятий Джиллиана и наклонилась за бутылкой. Казалась, она разливает в бокалы жидкий закат. Подмешанный в вино отвар был незаметен.
Она протянула бокал Джиллиану, и глаза их снова встретились. Его взгляд был исполнен преданности.
Ты дала мне куда больше, чем я ожидал от жизни.
Она тихо засмеялась, поддразнивая:
Ты был уличным мальчишкой. Вряд ли ты ждал от жизни многого.
Он погладил ее по щеке, дотронулся большим пальцем до подбородка.
Я думал, меня ждет целый мир. Но ты куда больше и лучше, чем весь мир. Я хочу всегда быть с тобойздесь или где угодно.
Эти слова придали ей решимости. Да, она делает все правильно. Джиллиан ее простит.
Аура неотрывно смотрела, как он подносит бокал ко рту. Как смачивает губы вином. Но Джиллиан опустил бокал не отпив.
«Он знает, уговаривала она себя. В глубине души он сам этого хочет». Тут ей стало стыдно и захотелось его удержать.
Но он снова поднес бокал к губам. Отпил глоток. Улыбнулся. Отпил второй.
Она хотела что-то сказать, но словно окаменела. Хотела предупредить его. Попросить прощения.
Аура швырнула свой бокал о скалу и увидела, как хрусталь выскальзывает из разжавшихся пальцев Джиллиана. Она рванулась и успела подхватить его, прежде чем у него подкосились колени, крепко обняла, мягко и нежно опустила на землю. Его голова упала ей на грудь, тело обмякло.
Прежде чем он потерял сознание, она перехватила последний взгляд его чудесных черных глаз. Их выражение изменилось. В них была догадкаи нестерпимый упрек.
Ауру словно громом поразило. Но она смахнула слезы, положила голову Джиллиана себе на колени и прижалась губами к его губам. Они быстро холодели, как у покойника.
Он проспит тридцать три часа. И проснется бессмертным.
Два дня спустя Джиллиан покинул замок. И Ауру.
Больше он не возвращался.
Глава 1
НАСТОЯЩЕЕ
1924 г.
В полночь, после того как смерть снова побывала в замке, часы в столовой пробили тринадцать раз и запели звонкими птичьими голосами.
Глава 2
Птичий щебет бесплотной стаей разнесся по коридорам замка, вверх по лестницам, мимо латунных светильников, потрескавшихся картин, выцветших гобеленов и деревянных панелей.
Тесс два часа как погасила свет. Но так и не сомкнула глаз.
С самого начала беременности она решила ложиться пораньше. Но всякий раз, возвращаясь в замокк матери, старым слугам, запаху паркета и камня, она долго не могла уснуть. Вслушивалась в рокот моря, бьющегося о скалы. В Берлине она слышала по ночам лишь шорох автомобильных шин по брусчатке, и больше всего ей не хватало там шума прибоя. А здесь, в замке, время словно поворачивало вспять. Здесь она снова была ребенком и, что самое удивительное, вспоминала лишь хорошее, а не весь тот кошмар, что ей пришлось пережить. О плохом память молчала.
Птичьи голоса заглушили гул моря так внезапно, что Тесс сперва подумала, что это чайки. Они вечно кружили над островом, садились на каминные трубы и зубцы фронтонов или пикировали со стен, выхватывая рыбу из пены прибоя.
Но чайки кричат совсем по-другому.
А эти птицы пели, пели так самозабвенно, будто ровно в полночь вдруг началась весна.
Тесс села в кровати. Живот, как всегда, мешал ей. Седьмой месяц оказался еще тяжелее предыдущих, и, что бы там ни говорили ее берлинские подружки, предвкушение радости нисколько не скрашивало ее мучений. Она еще успеет порадоваться ребенку, когда он появится. Пока же с телом творилось такое, что на ум приходили одни ругательства.
Тесс со стоном опустила ноги на пол, нащупывая домашние туфли. Мужская пижама была ей велика; только на бедрах она сидела как влитая. Хватит с нее и того, что днем приходится напяливать эти кошмарные балахоны. Хотя бы ночью она не станет отказываться от рубашки и брюк. В Берлине многие женщины одевались теперь так же, как мужчины, и Тесс была из их числа. Но сейчас, на сносях, она выглядела в своей обычной одежде, как толстый чиновник в мундире. Так что приходилось довольствоваться чудовищными платьями для женщин в интересном положении, которые продавались в магазинах. Тесс очень надеялась, что после родов (боже, скорее бы уже) она в ту же минуту, как по мановению волшебной палочки, обретет прежние формы.
Птицы были в замке. Сомнений нет: щебет доносился из коридора, а не из окна. Лунный свет падал сквозь витражи окна, озаряя комнату, И Тесс почудилось, будто она вдруг очутилась внутри калейдоскопа. Она накинула халат и поспешила к двери. На пороге Тесс задержалась, взглянула с внезапно нахлынувшей нежностью на свой живот и легонько погладила его.
Спи-спи, прошептала она, закатила глаза, удивляясь самой себе, и вышла наконец в коридор.
Щебет заполнял замок сверху донизу, будто целые птичьи стаи забились между половицами и плинтусами, за стеновые панели и лепнину. Но нигде не было видно ни одной птицы. Тесс двинулась к лестницепо пустому коридору, мимо нежилых комнат. На верхней ступеньке ухватилась за перилабез всякой нужды, чисто инстинктивно, сказала она себе.
Любой звук сразу разносился по всему замкуни ворсистые ковры, ни плотные занавеси, ни массивная мебель тут не помогали. Вот и птичьи голоса пробивались, словно дым, сквозь высокие стены и дубовые двери, заполняли лестницы и шахту кухонного лифта, вились вокруг позолоченных люстр и хрустальных канделябров.
Тесс спустилась по широкой винтовой лестнице на первый этаж восточного крыла. Замок Инститорисов был построен в форме подковы. Центральная часть и оба крыла окружали густую кипарисовую рощу. «Может быть, птицы сидели на деревьях и что-то их спугнуло? подумала Тесс. Например, воры». На нее неудержимым потоком хлынули воспоминания, от которых она предпочла бы избавиться.
Стоя в халате у подножия лестницы, Тесс вдруг почувствовала себя совершенно беззащитной. Она вспомнила ту ночь, когда ассасины напали на экспедицию. Да, у нее куда больше опыта, чем обычно бывает в двадцать пять, но от этого не легче. Ноги у Тесс похолодели и стали подкашиваться.
Где-то в замке раздались голоса, потом послышались шаги.
Сперва медленно, потом все решительнее Тесс двинулась вперед. В конце концов, она не инвалид, а всего лишь беременна. Схватив с комода подсвечник, Тесс попробовала замахнуться им для удара.
Голоса доносились из холла, а птичий щебетс противоположный стороны. Тесс двинулась по коридору в сторону кухни. Сперва нужно пройти мимо большой гостиной, потом
Дверь столовой была открыта.
Оттуда слышалась какофония птичьих голосов. Тесс приготовилась к тому, что птицы заполонили все: шкафы, картины, высокие спинки дубовых стульев, а стола и вовсе не видать в ворохе перьев.
Она ступила на порог. Комната была пуста.
Тесс опустила подсвечник. У стены между двух витражных окон стояли огромные, в два с половиной метра высотой, часы. Сколько Тесс себя помнила, их черный полированный корпус, украшенный изысканной резьбой, возвышался над прочей обстановкой. Витые полуколонны обрамляли полированную дверцу. В стрелки, скользившие по золотому циферблату, были вправлены рубины. Каждый вечер ровно в семь изнутри выдвигались фигуры и разыгрывали странное представление.
Сомнений не оставалось: птичьи голоса доносились из часов. Какой-то новый, необычный механизм, удивительно точно имитировавший птичий щебет, заработал в эту ночь впервыепо крайней мере, на памяти Тесс.
Она медленно обошла стол. Большая часть стульев уже многие годы сдвигалась с места только при уборке. Перед часами Тесс остановилась и подняла глаза на циферблат, словно вглядываясь в лицо гигантского идола. Над столом висела люстра со сверкающими хрустальными подвесками. Медленно-медленно Тесс подняла левую руку и потянулась к часам. Маятника не было видно за черной полированной дверцей размером с крышку гроба. На ней Тесс смутно угадывала свое отражениебледный силуэт с вытянутой рукой. Вот сейчас они соприкоснутсяТесс и призрак на дверце. Оставался всего миллиметри вдруг щебет прекратился.
Тишина настала так внезапно, что Тесс вздрогнула, как от громкого звука.
Фрейлейн Тесс! Голос раздался у нее за спиной, у двери. Фрейлейн Тесс! Старый слуга, заправлявший всем хозяйством в замке, один из немногих работников, остававшихся здесь и на ночь, возбужденно размахивал худыми руками. Фрейлейн Тесс, дело плохо! Пойдемте, пожалуйста, со мной!
Гомон птичьих голосов все еще звучал у нее в ушах, и прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошел смысл его слов.
Прошу вас! Ваша матушка изволят вас звать!
Тут она наконец стряхнула с себя чары оживших часов и поспешила через весь замок на третий этаж западного крыла.
В коридоре ее ждал еще один призрактакой же бледный, как в дверце часов.
Что случилось?
Сильветта, мать Тесс, глядела на нее. Она стояла, не шевелясь, в белой ночной рубашке перед открытой дверью, с которой у Тесс были связаны невеселые воспоминания. За дверью располагались покои бабушки.
Шарлотта Инститорис была когда-то гордой, властной женщиной, но Тесс об этом знала только по рассказам. В детстве бабушка казалась ей ведьмой, позжепривидением, которое не говорит, не видит, а только дышит и прислушивается. Шарлотта лишилась сперва рассудка, а потом и зрения. Это случилось двадцать лет назад, когда в коридорах и комнатах замка пролилась кровь.