Знакомое имя, отметил я.
В каком банке вы держите деньги, док? Лично я, да и большинство жителей нашего славного герцогства, в «Гринберг и сыновья». Которым владеет отец леди Эвелин, барон Гринберг.
Из новой крови, полагаю?
Баронские роды, как правило, делились на два вида: старые и бедные либо же богатые и купившие титул при последнем императоре.
Как ни странно, из старой. Но недавно разбогатевшей. Даже вы должны были слышать ту историю про дедушку леди Эвелин. Нет? Ее дед по молодости влюбился в первую красавицу герцогства. Но, увы, был беден как мышь. Поэтому ее отец Гринбергу отказал. Тогда предыдущий барон поступил не свойственным для аристократа образом: продал имение, городской дворец, все, что осталось от благородных предков, и уплыл торговать. Не знаю, было дело в удаче, хватке или даре, но меньше чем за десяток лет его компания превратилась в финансовую империю, а он сам в одного из богатейших людей страны. Ну и вернулся, само собой. Женился Однако не будем отвлекаться. Леди Эвелин младшая дочь нынешнего барона Гринберга и, как вы догадались, завидная невеста. На свадьбу своей старшей дочери барон потратил порядка двадцати тысяч шиллингов. Размер приданого никому не известен, кроме ее мужа, но, учитывая, что у алтаря ее ждал граф Паулет, оно было немаленьким. Леди Эвелин же, вопреки логике, не пользуется возможностью заарканить графа или даже герцога, а обручается с нищим бароном Фрейбургом. Конечно, она и ее брат-близнец считаются enfant terribles в чинном и благополучном семействе Гринбергов, но эта выходка настолько ошеломила всех, что леди повезло в очередной раз избежать попадания на восемнадцатую страницу и Кстати, вот и она!
Виктор подался вперед. Проследив за его взглядом, я увидел молодую женщину, разговаривавшую с метрдотелем у входа в зал.
Надеюсь, вы не против, если я приглашу ее присоединиться к нам?
Не дожидаясь моего ответа, Виктор встал из-за стола.
Глава 3
Доктор
Главной чертой младшей леди Гринберг оказалась ее полная, совершенная даже непримечательность. Ее типаж оценил бы выходец с Королевского острова: лишь там человеческая внешность настолько лишена красок, а бледную, почти прозрачную кожу и светлые серые глаза считают признаком неразбавленной крови. В Гетценбурге, который до девятнадцатого столетия принадлежал синеглазым и золотоволосым ганзеатам и куда в последние годы стекались иммигранты со всего мира, леди Гринберг терялась. Она была модно и дорого одета: расшитый зелеными маками костюм дикого шелка, подбитый ханским мехом жакет, охотничья шляпка замысловатого фасона. Но наряд только подчеркивал ее невзрачность.
Самой яркой и самой говорящей частью ее внешности были запутавшиеся в темных волосах желтые перья, знак Элайзы-Канарейки. Канарейки часто встречались в высшем свете. В отличие от других людей, они не получали от своей покровительницы чрезмерную силу или исключительный ум, но от рождения обладали не менее ценной инклинацией: обаянием. В их хрупкости было нечто очаровательное, вызывавшее немедленное желание защитить. Неудивительно, что, подобно канарейкам пернатым, они чаще всего оказывались в положении комнатной птички, украшавшей салон очередного богача.
Виктор отодвинул стул и поспешил закрыть папку с фотографиями тела.
Прошу вас, леди.
Впервые вижу полицейского, проговорила она, принимая приглашение.
Вот голос ее невыразительным нельзя было назвать. На удивление глубокий и хриплый, он не подходил для леди. Впрочем, при ближайшем рассмотрении черты ее лица тоже выглядели слишком грубыми для аристократки. Огромные раскосые глаза, резкие скулы, большой подвижный рот. Они скорее пошли бы дочери мясника.
И она перевела взгляд на меня.
Доктор Роберт Альтманн, представил меня Эйзенхарт. Помогает мне в расследовании.
Стоило ей сесть, как метрдотель принес еще один стул, чтобы леди положила на него свертки с покупками.
Кофе. Черный, бросила ему вслед леди Эвелин. Чем я могу вам помочь, господа?
Для начала расскажите, что вы делали в среду вечером.
Неужели я стала свидетельницей преступления? Леди достала из сумочки серебряный портсигар. Покрутила в руках, но не открыла. В среду вечером, вы сказали? Дайте вспомнить После обеда я зашла на чай к леди Харден, мы с ней поболтали. Потом решила пройтись по магазинам, тем более что Сара живет в начале Биржевой улицы
Простите, перебил ее Эйзенхарт, в каком часу это было?
Около трех.
Не могли бы вы перейти в своем рассказе к, скажем, часам шести?
Леди Гринберг задумалась.
Право, не знаю, где я была. Когда гуляешь, не слишком следишь за временем. Помню, что была на Биржевой, но где именно Подождите!
Она надорвала упаковку на одном из свертков.
Как раз в среду я зашла в книжную лавку Хубера. Нескольких книг из моего списка там не было, пришлось оформлять заказ. Сегодня я их получила. На квитанции должно быть прописано время. Леди Гринберг передала чек Эйзенхарту и, словно защищаясь, добавила: Не смотрите на меня так, детектив. Жанр женской литературы может считаться сомнительным, но без него у нас вовсе не было бы прозы. Если бы не первые романы сестер
Четверть седьмого, прочел Эйзенхарт и перевел разговор с литературы на более важную тему. Куда вы отправились после этого?
К мистеру Кинну на Охотничьей улице. Хотела заказать у него новый парфюм, и мы разговорились. Вспомнили о времени, только когда зазвонили часы на ратуше.
То есть без пяти восемь.
Эйзенхарт сделал пару пометок в блокноте и спросил:
Что было потом, леди Гринберг?
Зовите меня Эвелин, прошу вас. Что было потом, вам вряд ли будет интересно. Я отправилась домой и по дороге ничего не видела.
И все же расскажите.
Леди Гринберг пожала плечами.
Я села на трамвай. Четвертый маршрут идет как раз от перекрестка Охотничьей и Башенного переулка до Каменного моста. Оттуда прошла пешком до дома. Было около девяти вечера. Есть я не хотела, поэтому поднялась к себе в комнату и сразу легла спать.
После этого вы не выходили из дома?
В среду? Нет.
Кто-нибудь может подтвердить ваш рассказ?
Она нахмурилась.
Мистер Кинн помнит мой визит, я уверена. Моя горничная может сказать вам точно, когда я легла в постель, но вряд ли вы примете ее показания. Вы меня в чем-то подозреваете, детектив?
Больше никого, кто может сказать, что вы не выходили ночью из дома?
Я не замужем, детектив. Неудивительно, что я имею обыкновение спать в одиночестве, с кривой улыбкой парировала она. А теперь ответьте на мой вопрос. В чем дело?
Эйзенхарт не стал ходить кругами, щадя ее чувства:
Барон Фрейбург умер.
Я ожидал от леди Гринберг иной реакции. Я был готов к слезам и лихорадочному отрицанию, обмороку и требованиям вызвать врача, но леди Гринберг меня удивила.
Вы хотите сказать, его убили, педантично поправила она. На ее лице ничего не отразилось. Иначе у полиции не было бы интереса к его смерти.
Боюсь, что так. Вам что-нибудь об этом известно?
Ничего.
Вы не знаете, кто мог желать его смерти?
Леди Гринберг не ответила, в глубокой задумчивости глядя на стол перед собой. Эйзенхарт повторил вопрос. Крышка портсигара, который она снова принялась вертеть в руках, громко щелкнула, и леди Эвелин вздрогнула.
Прошу прощения, извинилась она. Видимо, это известие оказалось для меня бо́льшим ударом, чем я думала. Вы не возражаете, если я на минуту отлучусь в дамскую комнату? Мне нужно прийти в себя.
Разумеется.
Виктор проследил, как леди Гринберг скрылась за ширмой на другом конце зала, прежде чем обернулся ко мне.
Что вы о ней думаете?
Канарейка. Хотя и несколько обделенная их очарованием.
Инклинация леди Гринберг была под стать ей самой: блеклой. Эйзенхарт смерил меня внимательным взглядом.
Вы из тех людей, кто судит о человеке по его покровителю, док?
Мой опыт показывает, что этот метод не хуже других, не поддался я на провокацию. Вы считаете иначе?
Да, подтвердил Эйзенхарт. Считаю.
Почему же?
Потому что ничего из того, что мы сейчас видели, не сходится с портретом канарейки.
Я ничего подобного не заметил.
Например?
Она упряма. И откровенно пренебрегает мнением общества. Оглянитесь вокруг, док!
Я последовал его совету и понял, что он имел в виду. Публика в кафе была исключительно мужской. Брокеры и служащие министерств, офицеры и молодые аристократы. Черные котелки и кепи, белые накрахмаленные рубашки, синие мундиры и твид. Прийти в подобную компанию в одиночестве? Скандал для молодой леди.
Тот же скандал, что слышался за коротким «Кофе. Черный».
За время последней войны мир изменился. Когда я отбывал в Альсизар, ужасным конфузом было случайно увидеть щиколотку дамы. Правила приличия исключали любой контакт, кроме танцев, а незамужние девушки не могли выйти из дома без дуэньи. Замужние дамы имели больше свободы, но даже им запрещалось посещать кафе и рестораны, поскольку прием пищи считался слишком личным занятием для женщин. Исключения совершались только для званых вечеров, на которые леди были вынуждены сопровождать супругов. Табак? Как можно! Кофе? Помилуйте, не для столь нежных и хрупких натур. Разве что самую каплю, разбавленную до белизны молоком и густыми сладкими сливками. Прочее оставьте тем, кто выдержит горечь и крепость. Мужчинам.
Тысяча восемьсот девяносто восьмой, двенадцать лет войны, двенадцать лет без надзора мужчин, и все перевернулось. Современная мода поощряла оголять ноги настолько, чтобы была видна резинка чулок, а сигареты и янтарно блестящий мундштук стали модным женским аксессуаром. Никто не удивлялся, увидев девушку на улице без сопровождения. Откровенный флирт уже никем не осуждался. Зашла даже речь о предоставлении женщинам прав. Но все же
Это не комильфо, особенно для незамужней леди, подтвердил мои мысли Эйзенхарт. С принятия закона прошло пять лет, и они обязаны впускать дам, но все же кафе «Вест» позиционирует себя как заведение для джентльменов. Если обойти здание, можно попасть в отдельный дамский салон. Насколько я знаю, метрдотель каждый раз пытается объяснить это леди Гринберг, Виктор широко улыбнулся. Но она отказывается. Говорит, здешние повара нравятся ей больше. Обедает тут минимум раз в неделю. Иногда со своим братом, иногда с другими спутниками, но чаще одна, игнорируя просьбы бедных владельцев заведения, чью репутацию, по их словам, рушит вместе со своей. А теперь скажите мне, доктор, сколько вы знаете канареек, которых не беспокоило бы чужое мнение?
Я был вынужден признать, что ни одной. Эйзенхарт кивнул:
Канарейка не пойдет на открытую конфронтацию. Это может отвратить людей от нее, а ничего другого канарейка не жаждет так сильно, как любви и одобрения. Это последнее, что леди Гринберг найдет здесь. Не говоря уже об их легкомысленном щебете «Легкомыслие» пожалуй, последнее определение, которое я использовал бы для леди Гринберг.
Какие же определения вы бы в таком случае использовали?
Ум. Расчет. Вы обратили внимание, как она тщательно подбирала слова? И строила свои показания так, чтобы узнать, что именно меня интересует?
Она просто отвечала на ваши вопросы, осадил я Виктора. Не преувеличивайте.
Но хоть тут согласитесь: ее реакцию на смерть барона нормальной не назовешь!
Я покачал головой.
Склонен считать, что это шок и сейчас она рыдает в уборной.
Склонен считать, что леди Гринберг не из тех, кого можно шокировать, отозвался Виктор и засек время. Впрочем, на случай, если я ошибаюсь, дам ей несколько минут на слезы. А вам на оленину. Вы даже не приступили к обеду.
Спустя пять минут Эйзенхарт начал нервничать.
Успокойтесь, посоветовал я. Ей нужно привести себя в порядок. Скоро она к нам присоединится.
Несмотря на мои обещания, леди Гринберг так и не появилась. На столе остывал украшенный сливками бокал: должно быть, метрдотель не услышал слова «черный» в заказе. Спустя четверть часа забеспокоился и я: с леди могло что-то случиться. Эйзенхарт отошел попросить, чтобы кто-нибудь из обслуги проверил дамскую комнату, и вернулся мрачнее тучи.
Дерьмо! выругался он. Одна из дверей за ширмой ведет на кухню. Леди Гринберг воспользовалась ею и попросила выпустить ее через черный ход. Она не первый раз так делает, поэтому ее провели без вопросов, он подхватил пальто и направился к выходу. Собирайтесь, док, нам надо ехать!
Куда?
На квартиру к барону!
Глава 4
Доктор
Пока Виктор препирался с портье, утверждавшим, будто потерял ключ к квартире лорда Фрейбурга, я осматривался. Барон снимал жилье недалеко от городского рынка, в районе, который еще несколько лет назад считался пристойным. В отличие от других частей города, доходные дома содержались тут в порядке и радовали глаз недавно окрашенными стенами, мостовые не были скрыты под слоем гниющих листьев, а фонари не щерились на прохожих осколками ламп. Но история оставила свой отпечаток и здесь: последние годы все больше беженцев с материка оседало в империи. Гетценбург не избежал этой участи. По краю рыночной площади ютились деревянные постройки, в которых ночевали продавцы и грузчики с непривычными для местного уха именами, а нижние этажи домов были украшены вывесками на чужих языках. С ностальгией читая колониальную вязь, я не услышал, как Эйзенхарт окликнул меня.
Пойдемте, потянул он меня за рукав, умудряясь при этом выглядеть одновременно хмурым и довольным. Я был прав: из кафе она приехала сюда. Портье сознался, что отдал ей свой ключ. Он знал о помолвке, не раз беседовал с леди, когда та сюда приходила, и не увидел ничего необычного в просьбе впустить ее в квартиру и никому об этом не говорить. Несчастный кретин! Считал, что поступает благородно. Нам на второй этаж. Она еще там, есть шанс узнать, что ей хотелось скрыть от полиции.
Поднявшись, мы дошли до апартаментов с табличкой «У. Э. Фрейбург». К счастью, леди Гринберг не стала запирать дверь.
Комната, в которую мы зашли, при жизни барона служила ему кабинетом и гостиной одновременно. В настоящий момент ее пол был усыпан листами бумаги: кто-то не поленился вывернуть ящики стоявшего у окна секретера и разбросать по полу корреспонденцию.
Ну и работу вы успели провернуть, присвистнул Эйзенхарт.
Леди Гринберг, которую наше появление застало врасплох, вздрогнула и выронила пачку бумаг.
Это не я, огрызнулась она и бросилась их собирать, но детектив ее опередил.
А кто? Духи? Дайте-ка посмотреть, Эйзенхарт поднял с пола листок. Обналиченный банковский чек на предъявителя, выписанный леди Эвелин Гринберг на сумму в двести шиллингов. А это, выхватил он из рук леди Гринберг следующий, еще один чек, выписанный той же леди Гринберг на ту же сумму. И еще один Поздравляю, леди, кажется, мы узнали ваш мотив для убийства лорда Фрейбурга.
Это не я, повторила леди Гринберг.
Он вас шантажировал? Поэтому вы ему платили? Он заставил вас с ним обручиться?
Да нет же! она тяжело вздохнула. Верните чеки, детектив, я все объясню.
Объясните. В управлении. Незаконного проникновения в квартиру и этих документов будет достаточно, чтобы я задержал вас как подозреваемую.
Нет.
Голос леди Гринберг прозвучал твердо, холодно и совершенно спокойно.
Не я убила Ульриха и не я устроила здесь погром. Когда я пришла сюда, нашла квартиру в том же состоянии, что и вы. Проверьте записи портье, там должно быть указано, кто заходил к Ульриху до меня. Барон Фрейбург меня не шантажировал, более того, помолвка была моей идеей. Но если вы отвезете меня в управление, я ничего не расскажу. А вам придется иметь дело с мистером Норбертом.
Судя по лицу Виктора, перспектива встретиться с лучшим адвокатом герцогства его не вдохновляла.
Ставите мне ультиматум? поинтересовался он.
Вы меня вынудили.
Хорошо, Эйзенхарт поднял опрокинутое кресло и уселся в него, начинайте рассказывать.
Леди Эвелин растерялась:
Здесь?
Вы же отказываетесь ехать в управление.
Но здесь не топили по меньшей мере два дня, леди Гринберг поежилась. В доме напротив есть небольшое заведение, где варят отличный кофе, мы не могли бы пройти туда? По дороге заодно спросите у портье, кто еще сюда приходил, убедитесь, что я не вру. Ради всех духов, детектив! Я не собираюсь снова от вас убегать, но это не значит, что я хочу простудиться.