А теперь нам выпала честь познакомиться лично.
Если он твой брательник, так научи по уму базарить и сам тормознисьне с мелочью трешь! Евгений тоже узнал Жилу, но отступать некуда, и оставалось строить из себя авторитетных людей.
Может, поверят, и при благоприятном исходеразойдемся по сторонам, или перенесем разговор на более позднее время. Но сегодня точно не мой день.
Ты чё, щегол, учить меня вздумал? На кого выеживаешься? А? Жила выплюнул сигарету и сделал шаг вперед.
Красная точка упала на мокрую листву и обиженно пшикнула.
Осади слегонца и не накаляйся. Твой брат неправ, и конкретно, так что прежде чем впрягаться, разберись в теме! Если дело серьезное, то встретимся в неформальной обстановке, и слово за нас скажут солидные люди. Так, с бухты-барахты, можем и не решить! вмешался я.
Жила вопросительно взглянул на брата. Остальная компания рассредоточилась по роще, отрезали путь к дороге. Позади Теза. Под левой ногой перекатывалась пивная бутылка, всё же оружие.
Да чё с ними разбираться? Эти лошки горбатого лепят, основных из себя строят, а на самом деле промокашки беспонтовые. Все за вас знаем, так что не сучите ногами! взвился «братишка».
Так вы чё, пургу прогнали? Мне?!! Ну и чем отвечать будетебабосами или здоровья лишку? Жила сплюнул в сторону и, разворачиваясь обратно, неожиданно ударил правой рукой, метя Евгению в челюсть.
Реакция нарабатывалась годами, и удар ушел в пустоту. Но, когда Евгений отшатнулся, на него прыгнул брат Жилы, чей короткий полет оборвался боковым ударом в живот. Нога выстрелила сама, причем резко, словно сжатую пружину отпустили на волю. Сам от себя такого не ожидал. Рефлексы. Стриженый отлетел назад и со стоном переломился пополам, руки отчаянно обхватили живот. Первый удар сделан, назад дороги нет. В прорыв и попытаться выйти с наименьшими повреждениями!
Мочи их!
Подобно быкам на красную тряпку группа бойцов кинулась в атаку.
Дальше всё смешалось в непрерывную череду ударов, грязного мата и болезненных вскриков. Мы с Евгением заработали кулаками как заведенные: нужно прорвать образовавшуюся стенку и пробиться к дороге, там больше места и нас труднее зажать. Удары сыпались с разных сторон, били куда попало, не разбирая, не щадя, не думая.
В темноте мелькали перекошенные яростью лица, оскалы зубов, сбитые холки кулаков. С головой захлестнула недавняя злость, и я сам кидался на грязную мразь. Ярость нашла выход.
Сломать! Покалечить!
Жалости и сожаления как не бывало. Не могло быть и речи об отступлении. Сдаваться никто не собирался.
Пробиться не удалось. Нас отбросили к деревьям, и возникла небольшая пауза. У двоих струилась из носа кровь, один зажимал глаз, брат Жилы поднимался с земли. Во рту металлический привкус крови, под языком покачивался нижний резец. Евгений старался перенести вес на левую ногу.
Жила сунул руку в карман и криво усмехнулся:
Ну всё, падлы, хана вам!
Началась новая атака, и мы снова кинулись на прорыв. Перед глазами возник какой-то хмырь в бейсболке, я врезал точно под согнутый козырек. «Бейсболка» отлетел на пару метров, прошуршал по палой листве. Я подумал, что нападавший вышел из строя, но парень сумел подняться и, помотав головой, опять двинулся в драку.
Кто-то запрыгнул со спины и обхватил шею локтевым сгибом, другая рука лезла прокуренными пальцами в глаза. Пока я оттягивал вонючую ладонь, слева прилетело ещё два удара кулаком. Один из них попал в глазслезы хлынули ручьем, темные фигуры помутнели. Глаз моментально заплыл, веки с трудом размыкались.
Подкосил жесткий удар под колено, но удалось упасть ничком и перекувырнуться через голову. Заодно сбросил прилипшего сзади. Остроносый! Рука соскользнула с шеи и я, завершив кувырок, локтем врезал по ненавистному рылу, оставил парня лежать на земле и смотреть хорошие сны.
От футбольного пинка по ребрам меня отбросило от уснувшей крысы, и я врезался боком в старую липу. Влажная ветка громко хрустнула под весом, и острый сучок пропорол куртку. Пламя широкой полосой обожгло кожу.
Твари!
Злость переросла в ненависть к сволочам, что умеют нападать только с явным превосходством, или в темноте, со спины. Ярость подхлестнула лучше любого стимулятора, и я вскочил на ноги.
Уничтожить!
Я попытался вдохнуть, и жаркая молния полоснула по груди, заставила согнуться. Похоже, что сломано ребро, но падать нельзязатопчут.
Ненавижу!
Снова вдох и темнеет в глазах. Удар в правую скулу, и земля рвётся навстречу. Пытаюсь не упасть, перебираю ногами, но тело мотает и всё больше относит к холодной Тезе. Очередное дерево останавливает недолгий бег и, придерживая грудь, я смог выпрямиться.
Евгений отбивается от троих нападающих, за их спинами крадется Жила, в руке поблескивает перочинный нож. Жила выбирает момент для нападения. Тела двоих лежат среди мусора. Где же ещё один?
Женька, у него!..
Я не успел закончить фразу.
Слева выныривает окровавленная рожа стриженого парня, и челюсть вспыхивает от жесткого хука. Я отклоняюсь и пытаюсь ударить правой, но очередная острая вспышка боли скручивает тело, на мгновение теряю противника из виду. В следующую секунду я вижу летящий кулак, на пальцах сверкает металлическая полоса.
«Кастет!»промелькнула мысль, перед тем как в голове взорвалась бомба.
Яркая вспышка и тут же непроглядная темнота, ощущение полета в невесомости. Откуда-то раздалось громовое рычание и почти сразу же истошные крики.
Жесткое падение на землю, боль ушла, накатила вселенская тьма морозной ночи.
Ненавижу!
Глава 4
Женька, у него нож! истошно кричу я и пугаюсь собственного голоса.
Его нет! Ни вопля, ни писка! НичегоТи-ши-на.
Я не ощущаю тела. Темнота, сплошной мрак! Где я? Парализован?
Эй! и снова не слышно голоса.
Может потому, что мне нечем кричать? От этой мысли я пугаюсь ещё больше. Я пробую пошевелить хотя бы чем-нибудь, но даже язык не может коснуться зубов. Зубов нет языка тоже.
Может я умер?
От этих мыслей страх накрывает огромной волной. Я кричу неслышимым голосом, бьюсь несуществующим телом, стучу иллюзорными руками и ногами.
Но я же существую!
В диком ужасе я пропустил возникновение картинки. Словно кто-то открыл глаза, и я вижу всё его глазами. Словно сижу в огромном кинотеатре, где я всего один зритель. Ощущаю чьё-то тело, слышу чьи-то мысли, чувствую чьи-то эмоции.
Но это всё не моё
Я пробираюсь по сырой осенней тайге. Угрюмо иду вперед: обхожу замшелые пни, проваливаюсь в заросшие осокой овраги, продираюсь через переплетение кустов.
Это не мои руки!
Запах чувствуется явственнее. Мускус, мокрая псина и железный оттенок крови. Застарелый запах, кислый.
Ненавижу! Как же я ненавижу! Уничтожить тварь!
Эти мысли не мои! Но как похоже на моё недавнее состояние А запах
Манящая струйка ведет вглубь, в темноту дикой природы. Все чаще я бухаюсь во влажный мох, но упрямо сжимаю зубы. Иду вперед.
Это чужие ноги!
Спешу дальше, листьями иван-чая оттираю грязные руки. По ногам кузнечным молотом бьет усталость, дрожащие колени пытаются побеждено согнуться, каждый шаг дается с трудом.
Эй, ты кто? Ты слышишь меня?
Отомстить! Убить!
Левой! Правой!
Мужчина! Ты меня слышишь?
Подготовка помогает в пути, но нервное напряжение выматывает сильнее многокилометрового спринта. Чувствую, что цель неподалеку.
Отомстить! Убить!
Левой! Правой!
Воняющие тухлыми яйцами болота подсовывают коряги и кочкинаступи на одну и провалишься в бездонную хлябь.
Ненавижу!
Не получается докричаться до хозяина тела и просто наблюдаю его глазами за происходящим. Его глазами? Моими глазами?
Сухие кусты колючими ветвями отчаянно цепляются за притороченный арбалет, стараются не пустить дальше.
Уничтожить!
Огромные комары носятся тучами, готовые высосать досуха зазевавшуюся жертву. Покрытые паутиной лапы елей отчаянно лезут в глаза, в волосах остаются ароматные иголки.
Разрушить!
Обхожу по широкой дуге робких оленей, кожей чувствую внимательные взгляды грустных темных глаз. Проползаю с черепашьей скоростью мимо семейства кабанов, огромный вепрь лишь хрюкнул в сторону необычного холмика.
Убить!
Кто же так его зацепил?
Стараюсь не попадаться на глаза живым существамкругом враждебная тайга. Я двигаюсь из последних сил и неумолимо приближаюсь к цели.
Остается несколько километров, когда аккуратно натягиваю толстую тетиву. С легким щелчком встает оптический прицел.
Всегда мечтал пострелять из арбалета! Вот если бы ещё мог управлять этим телом
Ненавижу!
К будоражащему запаху добавляются слабые дуновения. Но то не тяжелые ароматы тайги, а дух человеческого обитаниясвежие спилы дерева, резковатый дым костра, благоухание сорванной травы.
Отомстить!
Левой! Правой!
Каждые полчаса, намазываясь вонючей смесью, я перебиваю запах и ближе подхожу к объекту. Отчетливее становится амбре врага. Как же я его ненавижу, готов удавить голыми руками, но силы далеко не равны.
Его мысли вращаются вокруг убийства. Может, я стал экстрасенсом и научился читать чужие мысли? От удара по кумполу и не такое случается
Дальше передвигаюсь со скоростью беременной улитки, подбираюсь на расстояние уверенного выстрела. Стелюсь по сырому перегною, миллиметр за миллиметром подтягиваю тело вперед. Влажная осока царапает щеку, от земли веет холодом.
Можно не торопитьсямишень как на ладони.
Тайга окружает небольшую полянку, к ней ели тянут мохнатые лапы, образуют почти глухую стену из зеленых игл. На краю поляны чернеет вход землянки, на крыше видна свежая трава. На чурбачке перед костром сгорбившийся кряжистый старик заворожено смотрит на пляшущие изгибы огня.
Тварь!
Меховая накидка обнимает широкие плечи, на мягкую шерсть спускаются седые волосы. Локти упираются в колени, устало перекрестились крепкие руки с мозолистыми ладонями.
Так вот за кем идет охота! А кто это?
Я медленно извлекаю заговоренную стрелу и аккуратно вставляю в изогнутое ложе арбалета.
Всего один выстрел. Промахкрах. Второго шанса не будет.
В оптический прицел видна сеточка морщин на лице старика, хрящеватый орлиный нос и тяжелая складка у рта.
Ненавижу!!!
Палец ложится на спусковой крючок, дыхание замирает. Гаснут звуки. Исчезает пересвист птиц, потрескивание костра, стихает ветер в деревьях. Два стука сердца и всё кончено. Ощущаю гладкость крючка, знакомого, привычного, родного.
Старик неожиданно поднимает голову и смотрит на меня, сквозь оптику прицела. Обескровленные губы дергаются, растягиваются в усталой улыбке и обнажают крупные желтоватые зубы.
Тварь!!!
Морщинистое лицо вытягивается вперед, угловатая челюсть расширяется, и удлиняются зубы, превращаясь в клыки. Из глубины широкой груди раздается угрожающее рычание.
Офигеть! Что же такое происходит? Я попал в фильм ужасов?
Руки наливаются свинцом древний арбалет тянет вниз становится неподъемным На глаза падает полупрозрачная пелена, я почти ничего не вижу.
Начинается переход!
Лишь бы успеть.
Сухо щелкает тетива.
Вдалеке раздается многоголосый волчий вой.
Темнота накидывается черной тканью
Сколько времени я без сознания? Кругом тайга. Поднимаюсь и бегу прочь из неизвестного места.
А где землянка и старик? Словно из памяти вырвали огромный кусок.
Быстрый, долгий бег, удары веток по лицу. Понемногу проясняется в голове, уходит из тела слабость.
Вой приближается.
Ветки хлещут больнее
Больнее
Как же больно
Глава 5
Эй, тут ещё один! резкий голос и жесткие пощечины грубо вырвали из темноты забвения.
Яркий луч фонаря бил по глазам, ослеплял даже через сомкнутые веки. Чтобы заслониться от густого света, попытался поднять руку. Не смог. Еле-еле удалось разодрать слипшиеся ресницы.
Очухался? фонарь переместился в сторону.
Я кивнул в ответ и тут же пожалел о неосторожном поступкечерепная коробка загудела, словно рядом ударили в огромный колокол. Сырая земля закружилась, деревья устроили жаркий хоровод, звездное небо ринулось вниз. Темная ткань с россыпью серебристых точек поглощала в себя, в бездонную глубину, в сырую прохладу. Опять туда, в чужое тело
Э-э-э! Завязывай бухаться в обморок, чай, не кисейная барышня! снова хлесткие удары по щекам, и в ноздри ворвался едкий запах нашатыря.
Тошнотворный дух слегка развеял марево, немного прояснил голову, и я попытался приподняться. Снова на берегу Тезы. Как же всё болит!
Куда ты? Лежи! Пока не проверимдаже не дергайся! рука, пахнущая нашатырем и ещё какими-то лекарствами, мягко прижала к земле.
Прошло ослепление фонарем, и глаза привыкли к темноте. Я осторожно огляделся, стараясь излишне не шевелить головой. Рядом глинистый обрыв, покачивались пожухлые пучки рыжей травы, вылезали белесые корешки растений. Слева текли спокойные воды Тезы, где блики фонарей гонялись за широким блюдом луны.
Возле меня суетились два врача, осматривали, ощупывали. Через разбитые губы вырывались стоны, когда болезненно задевали ребра. Помогал со светом высокий милиционер, на кожаном поясе беспрестанно бубнила рация, перекликались озабоченные голоса. Между деревьев мелькали яркие лучи ручных прожекторов. Откуда столько народа?
Как там Женька? разбитые губы еле поднимались, распухший язык казался сучковатым поленом в узкой печной топке.
С ним все в порядке, синяки, ушибы да сломанный нос. Сейчас показания дает, ответил молодой врач, чьи стильные очки блеснули в свете фонаря, Ты-то каквстать сможешь?
Попробую, если немного поможете.
Четыре руки бережно подхватили с двух сторон и попытались приподнять, но судорога разрядом тока хлестнула по груди, и тело выгнулось дугой, вырвалось из поддерживающих рук. Вдобавок я приложился головой о твердую глинупроисходящее отпрыгнуло в зияющую пропасть темноты.
Снова нашатырь и трубный крик:
Носилки сюда! Здесь «тяжелый»!
Держись, дружище! А то нашатыря не напасемся! обдал запахом лука пожилой врач.
Куда подевался охотник с арбалетом, старик с землянкой? Неужели всё привиделось, пока я лежал без сознания?
Легко спрыгнув, к нам присоединился худощавый мужчина. Серый плащ колыхнулся от приземления. Колючий взгляд мельком скользнул по мне, фонарь в руках обшаривал прибрежную бровку. Краем глаза я заметил, как тип снял с раскидистой вербы небольшой комок и быстро убрал в нагрудный карман.
Сверху спустили носилки, в шесть рук меня аккуратно положили на пахнущую формалином ткань. Закрепили широкими ремнями, чтобы не упал при переноске, или чтобы не сбежал.
Ох, и здоровый же ты! пропыхтел молодой врач.
Это я ещё не жрамши, я с трудом раздвинул губы в улыбке и почувствовал, как что-то теплое поползло по подбородку.
Уничтожить! в голове всё ещё гремели мысли неизвестного охотника.
Если шуткуешь, то, значит, жить будешь. В отличие от твоих друзей, пропыхтел врач, забираясь на обрыв.
Отставить разговоры! скомандовал «серый плащ».
Каких друзей? я повернул голову.
Череп откликнулся ноющей болью, но открывшееся зрелище заставило о ней забыть.
В мельтешении фонарных лучей виднелись прямоугольники простыней, под ними угадывались очертания человеческих тел, застывших в разных позах. На белых полотнах расплывались красные кляксы. В скудном освещении четыре простынки казались заплатками на грязной поляне. По территории сновали люди в милицейской форме, мелькали белые халаты.
Две немецких овчарки, как по команде, повернули головы в сторону моих носилок, из распахнутых пастей полился оглушающий лай. Присутствующие разом повернулись к предмету переполоха, несколько милиционеров схватились за кобуры. Собаки бросались к носилкам, и кинологам с трудом удавалось удерживать разбушевавшихся зверей. Резь жестко ударила по нервным окончаниям, вызвав судорогу. Ремни затрещали, но удержали на месте, пока тело пыталось закрутиться узлом.
Чего это с ними?! прокричал кинолог.
Не знаю, одурели от крови, наверное! Фу, Граф! Место! скомандовал другой, оттаскивая мускулистого пса.
Врачи аккуратно пронесли носилки поверх кустов. На выходе из рощицы подлетел озадаченный Евгений, на чьем носу белел толстый пластырь:
Слышь, Санек, ты как? Ну и поломали же, черти! А тут та-а-акое было!