Генерал Вейдлинг внимательно слушал Франца, не перебивал его, но после упоминания Эберта нервно скривился. Это опасный человек Франц. Я ниже остановлюсь о нем. Рассказывай, я слушаю тебя внимательно. Главноеты жив.
А дальше была жестокая схватка с танками генерала Горбатова. Нам удалось их заманить в ловушку. Около десятка танков мы подожгли, и практически вырвались из окружения, если бы не их авиация. Летающие крепости русских Ил-2 смешали с землей всех. Страшное побоище было дядя Гельмут. Не пожалели даже свои тяжелые танки Иосиф Сталин. Остался невредимым только мой экипаж Пантеры, и то, потому что мы успели спрятаться в зарослях кустарника. Франц тяжело вздохнул и замолчал.
Это война мой мальчик, генерал похлопал Франца по руке. Держись, тебе не привыкать.
Да не привыкать. Вы правы. То, что мы сделали, то, что добыли должно лечь в анналы разведывательной школы Вермахта. Но зачем эти жертвы, если нам не поверили, дядя Гельмут? Франц приподнялся на кровати. Зачем эти лишения?
Вейдлинг посуровел, сжал зубы, осмотрелся как бы в поисках коньячного бокала, затем выдавил. Я сделал Франц все что мог. Ты мне должен верить.
Франц молчал, находясь еще под впечатлением своих воспоминаний.
Кое-что мне удалось, продолжил генерал. Здесь заслуга не только моя, но и бывшего командующего армии Харпе. Он встречался с Гудерианом, когда тот инспектировал его 4-ую танковую армию. Рассказал о тебе, о полученных разведданных. В главном штабе сухопутных сил пошли ему навстречу. Мой корпус укрепили 20 резервной танковой дивизией, чему я несказанно рад. Ты попал ко мне. Также выделено несколько дивизионов гаубичной и зенитной артиллерии. Так что мы дадим русским серьезный бой.
Но это полумеры, дядя Гельмут! воскликнул Франц. Танковые дивизии остались в Северной Украине.
Да, Франц, это полумеры, но фюрер не поверил твоим донесениям, как и фельдмаршал, Буш, кстати, он собирается в отпуск в конце июня.
Вот потеха, усмехнулся Франц. Русские только этого и ждут. 2425 июня, через месяц будет предпринята небывалое по масштабам наступление русских по всей линии обороны Центральной группы войск. А ее командующий собирается в отпуск. Это крах для него. Странно, что фельдмаршал Буш не понимает этого.
Время для принятия мер еще есть. Наш корпус если то, что ты говоришь, правда, даст достойный отпор русским. Но, Скажи мне Франц, генерал Вейдлинг придвинулся ближе к кровати и пристально посмотрел в глаза молодому человеку. Откуда у тебя такая информация? Откуда ты взял эти данные о начале наступления русских, о готовящемся двойном ударе по 9 армии 1-м Белорусским фронтом? Ты не представил ни одного документа указывающего на эти сведения. Вот в чем проблема. Пойми. Поэтому твои разведданные взяты в генеральном штабе под сомнения. Как ты ответишь на мой вопрос? Я слушаю тебя. Генерал был как никогда строг и внимателен.
Франц внутренне напрягся, потер лоб, раздумывая, что ответить командиру корпуса. Как доказать генералу свою правоту. Задача была не из легких. Пусть генерал примет твои сведения пока без подтверждения и готовится к обороне, приплыла вдруг неожиданно мысль от Клауса, а когда через два месяца Центральная группа войск развалится как карточный домик, предложи встретиться вновь и поговорить дальше по вопросам будущего Германии. Я думаю, это поражение на Восточном фронте будет серьезной встряской для него, да и для уцелевших генералов тоже. Тогда и обо мне расскажешь. Он будет готов поверить в любые твои предсказания. Понял? Держись, не унывай Франц. Я рядом с тобой. Скоро повеселимся в отпуске. Спасибо за помощь друг, улыбнулся Франц и мысленно пожал Клаусу руку.
Что ты улыбаешься Франц? Я жду ответа, Вейдлинг был недоволен затянувшейся паузой.
Вы верите в предвидение, в предсказания будущего, дядя, наконец, обратился Франц к генералу. В его голосе чувствовались твердость и уверенность в себе. От него исходила внутренняя сила.
Генерал вскинул от удивления брови, почему ты меня об этом спросил? Не хочешь ли ты этим сказать, что стал прорицателем?
Да, дядя Гельмут. Вы угадали. Я стал предсказателем.
Но в это трудно поверить. Это за гранью науки, Франц. Хотя, говорят, предсказания Нострадамуса сбываются. И давно это у тебя появилось, генерал спросил серьезно, без усмешки.
Три месяца назад, после февральской контузии.
И многое ты можешь предсказать? Уже недоверчиво посмотрел Вейдлинг на Франца, в своем ли он уме.
Практически все события вплоть до 2010 года.
У генерала полезли глаза на лоб. Он привстал и открыл рот, глотая воздух. Он все мог услышать от Франца, но не такие вещи.
Ты не болен мой мальчик? У тебя с головой все в порядке? генерал наклонился и дотронулся до лба Франца ладонью. Две контузии ведь перенес.
Дядя Гельмут, Франц отстранился возмущенно, не надо. Я понимаю, что в это трудно поверить. Но давайте остановимся на следующем варианте, чтобы вы не посчитали меня проходимцем. Мои донесения возьмите за математическую аксиому, то есть примите их без подтверждений и доказательств. И готовьтесь основательно к обороне. Это вам поможет выстоять и не попасть в окружение и в плен как многие генералы. В их числе генерал Гольвицер, обороняющий Витебск. А после этих событий мы продолжим наш разговор. Вы согласны со мной?
Сейчас задумался Вейдлинг. Он видел, что Франц в своем уме. Контузиями, возможно, его состояние объяснишь, но говорит он серьезно и предложения делает вполне обоснованные. Тем не менее, мозг генерала сопротивлялся верить Францу на слово и принимать решения слету.
Хорошо мой мальчик, я подумаю, над твоим советом, вышел из положения генерал, но позже. Пока ничья. Давай поговорим о других более приземленных и конкретных вещах. Вейдлинг, в эту минуту пожалел, что не взял с собой коньяк. Придется на сухую говорить с Францем о его личной жизни. Расскажи, Франц, только не обижайся, немного смущаясь, произнес он, что тебя связывает с поселком Поляниновичи?
Франц вздрогнул, услышав такой вопрос от генерала, и посуровел от резкого необычного поворота их беседы. Шрам, отметка Курских боев, натянулся, готов был брызнуть кровью. Вы хотите это точно знать?
Да. Франц. Мне нужна полная информация. Это очень серьезная тема и касается нас обоих, но в большей степени тебя. Ты сейчас поймешь причины этой серьезности. Слушай внимательно, генерал кашлянул. Дело в том, что твое возвращение не прошло гладко, как планировалось нами. Были большие потери. Рота оберлейтнанта Мельцера вся полегла на том поле вместе со своим командиром. Чудом остался в живых Эберт, ну и ты с русским танкистом. Лейтнант Эберт, после обработки в отделе разведки, написал рапорт, где представил тебя в неблагонадежном виде, чуть ли не предателем, русским агентом.
Мерзавец, Франц сжал кулаки. Кто ему поверит. Под полевой суд отдам за клевету.
Подожди Франц, не все так просто, как ты думаешь. Твой адъютант, оберлейтнант Рикерт, также после беседы с начальником разведки Кляйстом дал против тебя показания о проявлении лояльности к населению прифронтовой зоны в нарушение приказа командующего армии. Эти документы находятся у Кляйста.
Как, и Рикерт меня предал? удивленно воскликнул Франц.
Да, Франц, к сожалению и оберлейтнант Рикерт оказался негодяем. Он топит тебя, чтобы получить твою должность и командовать батальоном.
Вот оно что? Я имел о нем более высокое мнение. Он еще фляжку мне с коньяком подарил на прощание, рассчитывал, что я не вернусь. Какой же он лицемер и мерзавец.
Разбираться надо лучше в людях майор, упрекнул Франца генерал. Быть более осмотрительным в разговоре с подчиненными. Это тебе урок на будущее. Ладно, дальше пойдем. Еще не все потеряно. Кляйст не передавал собранное досье на тебя в полицию безопасности. Он боится меня. Я с ним сурово поговорил. Но, что будет завтра, и что стукнет в голову этому профи от «абвера», я не знаю. Если он даст ход этим кляузам, то тебя могут арестовать.
Как же так, дядя Гельмут? возмутился Франц. Я, кавалер Рыцарского креста Железного креста, воюю с 1940 года, имею ранения и личные заслуги перед отечеством, и меня могут необоснованно арестовать? Арестовать безвинно, как это делает Смерш у русских? Не могу в это поверить.
Война идет, Франц, не забывай. Положение складывается не в нашу пользу. Нервозность в генеральном штабе и ставке накалена до предела. Все может быть, тем более что фюрер не доверяет адмиралу Канарису и его людям. Абвер с его мощнейшей структурой переподчинен СС. Кляйст из кожи лезет, чтобы выслужится перед службой безопасности и Гестапо. И ты для него козырная карта. На тебя он хочет повесить все свои неудачи и огрехи отдела. Тем более, есть белые пятна в твоей биографии, которые ты скрывал даже от меня. Поэтому, генерал громко стукнул ладонью по тумбочке, ты все сейчас выкладываешь о русской женщине из поселка Поляниновичи, а я подумаю, как тебе помочь. Это очень серьезно Франц. Я не шучу. Я не прощу себе, если что-то случится с тобой.
Хорошо, я согласен. Франц был бледен и подавлен услышанной информацией от генерала. Он чувствовал начинающийся приступ головной боли. Ему захотелось быстрее все рассказать, что требует от него дядя и замкнуться, побыть одному со своими мыслями. Летом 1941 года, начал тихо говорить он, когда наш 24 моторизованный корпус стремительно продвигался на восток, меня отправили в одно село подобрать дом под штаб корпуса. Село называлось Заболотное. Волей судьбы, там произошло знакомство с одной девушкой. Она прекрасно говорила на нашем языке, была умна и необыкновенна красива. Ее звали Вера. Поэтому и операцию я предложил назвать «Glaube» Вера. Прошло уже три года после этой первой встречи, а я до сих пор удивлен, как в том захолустном маленьком селении мог расцвести такой божественный цветок. Я полюбил ее дядя, больше жизни и готов был, женится на ней. И главное, мама дала мне на то согласия.
Как, твоя мать, фрау Берта, знала об этом?
Да, дядя Гельмут. Мне пришлось написать письмо домой, и получить от нее благословение.
Хорошо, генерал покачал головой, что было дальше?
Когда я приехал в августе за Верой, чтобы увезти в Берлин, то родственники спрятали ее от меня. Поиски результатов не дали. Я озверел. Хотел застрелить ее брата. Это он все подстроил. Хотел сжечь деревню, такое было состояние злости и отчаяния. Но вы понимаете меня, я не так воспитан плохо, чтобы сжигать и убивать людей, ни в чем не повинных. Тем более был 41 год, когда мы верили, что несем демократию и свободу русским крестьянам. Это были мои личные проблемы. И они касались только меня. В общем, пришлось возвращаться восвояси. Да и времени было мало. В Смоленске шли жестокие бои. Меня отпустили в отпуск только в случае женитьбы. Но свадьба, увы, не состоялась.
После этих слов Франц замолчал. На его лбу от волнения выступила испарина.
Тебе плохо, Франц. Может доктора Ремуса позвать? остановил его Вейдлинг.
Не надо, дядя Гельмут. Пройдет. Он взял с тумбочки стакан с водой и отпил несколько глотков. Мне уже лучше
Во время операции «Glaube» продолжил разговор Франц, мне представился случай, вновь встретиться с Верой. И я непременно воспользовался этим случаем. Меня потянуло к ней как магнитом, до умопомрачения. Я проложил маршрут возвращения экипажей через поселок Заболотное. Я молил бога, чтобы Вера была дома. Мое обожженное сердце летело к ней в это село. Франц глубоко вздохнул и стер с лица набежавшую слезу, извините, дядя. Это от воспоминаний. В общем, я встретился со своей мечтой, своей единственной принцессой Хэдвиг и потерял ее навсегда. Ее убило осколком
Глаза Франца потухли. Он замолчал, но через мгновение, что-то вспомнив, его лицо прояснилось, и из уст вырвалась радостная новость, у нас родилась дочка, дядя Гельмут! Франц улыбался, забыв о навалившихся проблемах, о головной боли и в порыве воспоминаний и нахлынувшей душевной теплоты непроизвольно сжал руку генералу. Вы понимаете, у нас родилась девочка! Тот не отстранялся и ничего не говорил. Ему были приятны эти мгновения родительской близости. Я ее видел, она очень похоже на мать. Франц светился от воспоминаний о дочери
Но минутная счастливая волна, связанная с дочерью, вскоре прошла. В глазах по-прежнему установилась душевная боль и невероятная усталость. Ему захотелось побыть одному. Но нужно договорить, дядя ждет. Вся встреча была очень краткой, тихо добавил он. Шел ожесточенный бой. Во время очередной атаки русских меня контузило. И вот я здесь, а они там, - Франц замолчал и прикрыл глаза.
М-да, с сожалением выразился Вейдлинг и поднялся с венского стула. Было не понятно со стороны, толи он осуждал Франца за его похождения, толи поддерживал. Генерал стал ходить по палате, разминать затекшие ноги, и одновременно думать. В движении лучше думалось.
«Что сказать Францу, этакое поучительное на будущее, но и чтобы не обидеть? Мальчишка, влюбился и потерял голову, а я при встрече не разглядел этого. А что он мог сделать? Да просто не было бы этой операции. Батальон был бы цел, да и Франц не был бы надломлен. С советом он опоздал. Как говорит народная немецкая поговорка «Поздно советовать, когда дело сделано». А вот помочь ему надо и это в его силах. Отправлю в госпиталь, а затем в отпуск. Фатерлянд, семейная обстановка, родные благостно повлияют на него. Хорошо бы с Мартой его свести. Надо написать обязательно фрау Берте письмо. Глядишь, и отойдет от своих переживаний. А там и поженить. Русской женщины нет. Ну, а ребенок. А ребенок останется в памяти. Дети войны, сколько их по свету родилось!
Франц, обратился к Ольбрихту генерал, после обдумывания ситуации. Я, принял решение. Считайэто приказ, Вейдлинг вновь присел на стул.
Ольбрихт открыл глаза, я, слушаю вас, дядя Гельмут.
Вначале ответь мне без обиды. Когда мы в апреле обсуждали операцию «Glaube» почему ты не рассказал о своих проблемах? Ведь я чувствовал, что с тобой не все ладно.
Я не мог об этом говорить, дядя Гельмут. Это было очень личным. Да и что бы это дало?
А ты не понимаешь? c иронией бросил реплику Вейдлинг, Просто не было бы этой операции. Я не дал бы свое согласие. А, так, твой поступок граничит с безрассудством. Сейчас докажи командующему армии, службе безопасности, что ты «Ариец», а не агент Смерш!
Франц молчал. Он уже и сам понимал, что операция была провальная и надуманная. В ней не было необходимости. Почти все сведения, посланные в донесениях, он знал до операции от Клауса. Просто он проявил элементарный эгоизм, захотелось увидеть Веру. Увидел и погубил.
В общем, завтра ты уезжаешь в госпиталь долечиваться, продолжил свой ультиматум генерал, после взятой паузы. Он оценивал реакцию Франца на брошенную реплику. И ему показалась, что Франц раскаивается в содеянном поступке и это его радовало. После госпиталя тебе предоставляется отпуск в Берлин, домой на две недели. А, дальше время покажет. Ты же говоришь, что я выйду живым из русской заварушки. Это ведь, правда? генерал улыбнулся.
Непременно дядя Гельмут. Это правда.
Прекрасно майор. Вот тогда мы и поговорим о твоих способностях к предсказаниям.
Я согласен с вами, Франц был доволен решением дяди. Тот принял его позицию, как он хотел.
Наша встреча подходит к завершению, генерал по-отечески смотрел на Франца. Он любил его и сердцем улавливал такую же любовь и привязанность Франца к нему. Какие есть вопросы ко мне, просьбы, мой мальчик.
Есть одна просьба, дядя Гельмут. Она касается русского гефрайтера.
Хорошо, что напомнил о нем, я тоже тебя хотел спросить. Что ты хочешь с ним делать?
Гефрайтер Криволапов дважды спас мне жизнь. Он проверен в бою. Надежен, смекалист, неприхотлив. Я прошу присвоить ему звание унтер-фельдвебель и за героизм наградить железным крестом третьей степени. И еще, майору полагается денщик и личный водитель. Поэтому, поставьте его на эту должность.
Не много сразу наград? Не зазнается твой танкист? с удивлением спросил Вейдлинг.
Я ручаюсь за него господин генераль-лейтнант.
Тогда другое дело. Я выполню твою просьбу майор, генерал поднялся и тепло пожал Францу руку. Жду завтра к вечеру у себя в кабинете. Надо же по-настоящему отметить твое возвращение с того света и отъезд на Родину. Для этого случая у меня припасена бутылочка хорошего французского коньяка.
ГЛАВА 4
2 июля 1944 года. Лубянка. Кремль. Москва.
Раздался тревожный телефонный звонок. Однако трубку правительственного аппарата никто не брал. В огромном кабинете, отделанном дубом, с наглухо зашторенными арочными окнами, никого не было. Звонок не прекращался, он настойчиво требовал хозяина этого кабинета, где на дальней стене по центру висел портрет вождя всех времен и народов товарища И.В.Сталина. Подле него, у стены, располагался массивный дубовый стол, обтянутый сукном зеленого цвета. На нем, помимо чернильного прибора из уральского мрамора, некоторых деловых папок и газет стоял в правом углу бронзовый бюстик Феликса Эдмундовича Дзержинского.