Но я не умею писать пером, недовольно пробурчал Юлиан.
Тоже не волнует. Должен научиться. Итак Готов? Первоекаждое утро ты готовишь мне завтрак.
Юлиан неловко взял перо в руку, окунул в чернильницу и неловко начал записывать сказанное его новой хозяйкой. Получалось плохочернила размазывалось, да и перо в руке не сидело. К тому же он окунал перо в чернильницу после каждого слова, что провоцировало опять же кляксы.
Миссис Скуэйн тем временем пристально смотрела на его левую руку, которой он имел неуважение при ней писать. Словно бы она увидела что-то неожиданное и невообразимое, и, человек, предпочитающий левую руку в письме, виделся ей впервые.
Юлиана это смущало ещё больше, оттого и почерк начал становиться ещё более корявым. Едва увидев, что Юлиан худо-бедно дописал сказанное, Скуэйн продолжила:
Второеобед и ужин ты готовишь не сам, но помогаешь по кухне повару, выполняя все его поручения безукоризненно. Безукоризненно. Запиши это слово дважды.
Юлиан кивнул.
Третье. Ты мой личный виночерпий, и это огромная честь. Про честь не пиши ничего, ты не должен вспоминать об этом всякий раз, когда перечитываешь эту книгу. Это значит, что в любое время суток ты должен наливать мне вина, когда я прошу, и ходить за ним в погреб.
Странная просьба, и довольно заманчивая. От вина сейчас Юлиан и сам бы не отказался, тем более после такого напряженного дня. Только вот вряд ли ему кто-то это предложит.
Четвертое. Ответственный по гостям теперь тоже ты, а не Джо. Открываешь им двери, вежливо приветствуешь И "вежливо" тоже запиши дважды. И Вешаешь их пальто или другую верхнюю одежду в гардероб. Обслуживаешь их прихоти во время моих встреч с ними, ибо в эти моменты они столь же твои хозяева, как и я.
А эта обязанность Юлиану понравилась меньше всего. Абсолютно меньше всего. Показываться на глаза тысячам людей, словно ряженый попугай, он вовсе не хотел.
Но послушно записал всё, что услышал.
Ну и медленно же ты пишешь, проворчала Скуэйн и продолжила. Пятое. Ты ухаживаешь за моим личным драконом. Кормишь его, убираешь его клетку, чистишь ему крылья и зубы.
Поначалу Юлиан машинально записывал первые слова, но когда понял смысл слова "дракон", словно подорвался на месте:
Дракон? Что? У вас есть дракон?
Не удивляйся. У меня много что есть, и сейчас не время всё это обсуждать. Как-нибудь потом покажу.
А лицензия на дракона у неё вообще есть или он тут незаконно? Везде, где Юлиану приходилось бывать раньше, дракон считался холодным оружием. Холодным, но с весьма и весьма горячим дыханием.
Тем временем Джо поднес миссис Скуэйн небольшой поднос со стоящим на нём прозрачным высоким стаканом с дымящимся содержимым внутри. В нос Юлиана мгновенно ударил аромат меда, смешанный с корицей и перцем, после чего ему весьма захотелось отведать того, что собиралась пить эта женщина. Но, увы, никто не предложил.
Шестое, сказала миссис Скуэйн, немного отхлебнув глинтвейна. Ты следишь за моей личной обсерваторией. А именно настраиваешь телескопы.
Зачем их настраивать? не удержался и спросил Юлиан. И как?
Я пару лет назад приобрела трёх феечек, но спустя это время их вдруг стало около двадцати, и я отправила их жить в обсерваторию, потому что больше некуда. Они очень любопытны, но очень неаккуратны, и каждую ночь после них разруха Да Каждое утро эту разруху приводишь в порядок ты. Но это тот же пункт.
Отлично. Ещё и феечки.
Кормишь феечек, благо, не ты. На этот случай у меня есть отдельный человек.
Юлиану от этих слов если и стало легче, то совсем чуть-чуть.
Седьмой пункт. С утра ты читаешь мне свежую газету, когда я завтракаю. А когда твой голос надоест мне, включаешь радио и переключаешь на те волны, которые я тебе велю. Самое легкое поручение.
Читать Юлиан любил, но вряд ли вслух и вряд ли то, что не приносит ему удовольствие. Зато радио терпеть не мог. Телевизор был гораздо лучшим другом, только вот в этом доме такой хитроумный аппарат Юлиану увидеть ещё не довелось.
Восьмой пункт на сегодня будет, пожалуй, последним. И это самая сложная обязанность. Я, Ривальда Скуэйн, являюсь для тебя здесь мэром, королем и губернатором и выполняешь ты все мои просьбы, независимо от степени их абстрактности.
Она на несколько секунд замолчала, но в этот раз Юлиан только делал вид, что писал. С таким он смириться не мог.
В этот же пункт входит обязанность не быть таким идиотом, продолжила Скуэйн, которая теперь стала ещё и Ривальдой.
Что? неосмысленно переспросил Юлиан.
Этому перу не требуются чернила, оно отлично пишет и без них, недовольно сказала Ривальда, после чего даже немного улыбнулась. Времена чернил уже давно канули в Лету.
Юлиан состроил донельзя недовольную мину и попытался нацарапать что-то на листе блокнота пустым пером. И, надо же, писало оно отнюдь не хуже. Только вот на этот раз всё это делать было весьма удобней.
Дурак. На такую удочку попался.
Дай посмотрю, что написал, сказала Скуэйн и выхватила блокнот из-под руки Юлиана без его разрешения.
В течение пары секунд она пристально вглядывалась в написанное, после чего недовольно и даже дерзко спросила:
Какой у тебя отвратительный почерк Почему не записал последний пункт?
Он неуважителен, неожиданно выкинул Юлиан.
Неуважителен? казалось, что Скуэйн вот-вот взорвется, но что-то ещё сдерживало её. Ты нарушил восьмое правило только что и в следующий раз за подобное будешь наказан.
Юлиану очень не нравился её тон, да и опрометчивая его смелость мигом куда-то улетучилась. Теперь ему предстояло сидеть и, молча опустив голову, ждать дальнейшего развития событий.
Тебе не нужны чернила, а мне не нужно и перо, недовольно протороторила и она и протянула блокнот Юлиану.
Теперь там уже красовался пункт "восемь " и включал он в себя следующее: "Я никогда не должен подвергать сомнению свою обязанность повиноваться миссис Ривальде Скуэйн во всём. Во всём. И я полнейший идиот". Причем написано всё это было почерком Юлиана. Ловко это она.
Сзади послышался тихий кашель и незаметный до этого дворецкий Джо, о существовании которого в последние несколько минут все уже позабыли, проговорил:
Прошу прощения, миссис Скуэйн. Но что тогда буду делать я?
Ты? немного озадачилась вопросом она. А ты будешь учить его.
Тот сухо кивнул и продолжил безмолвно стоять, словно призрак.
Кончилось, сказала Скуэйн, глядя в свой бокал. Новый создать уже не могу, его можно только сварить. Никто не может, даже я.
Неизвестно, кому он всё это говорила, но и Юлиан, и Джо в ответ промолчали.
Однако спустя минуту Юлиан неожиданно выпалил:
Я внук Джампаоло Раньери!
Скуэйн недовольно обернулась и переспросила:
Кто?
Внук. Сеньора Джампаоло Раньери.
А он известный человек?
Джо в этот момент посмотрел на свою работодательницу довольно удивленным взглядом.
Известный, гордо ответил Юлиан, тем временем умоляя в душе фамилию деда спасти его далеко не в первый, но в последний раз.
А я не знаю такого, безразлично сказала Ривальда и Скуэйн, и, поставив пустой бокал на стол, обратилась уже к обоим своим визави. Теперь можете идти спать. Юлиан, знаешь, где твоя новая комната?
Нет, откуда мне
Третий этаж, налево до упора Повезло, что как раз вчера освободили склад. Почти.
Позвольте, я провожу нового слугу до его комнаты? обратился дворецкий Джо к Скуэйн. Та не препятствовала, молча кивнув.
Интересно, а старину Джо она заманила сюда таким же способом, что и Юлиана? Всё-таки уж слишком уважительно он общался с Ривальдой, а такое обращение можно обрести только методом запугивания, не больше и не меньше.
Не пошел же он сюда работать по своей воле. Никто бы не пошёл.
Дворецкий, не промолвив ни слова, развернулся и пошёл в сторону лестницы. Юлиан понял, что он должен идти за ним, не задавая никаких лишних вопросов.
В это же самое время, наверняка по желанию миссис Скуэйн, в гостиной погас свет и загорелись несколько свечей на столе. Стало быть, эта необычная женщина предпочитала полумрак обычной светлой жизни.
Но даже в таком скудном освещении Юлиан смог заметить, что по всей территории холла и гостиной на стенах висели многочисленные картины, закованные в дорогущие и очень красивые рамки. Юлиан плохо разбирался в искусстве, но догадывался, что среди этих картин немало оригиналов, а возможно и вовсе оригиналом здесь является всё.
На протяжении недолгой дороги Джо молчал, и Юлиан не осмеливался что-либо спросить у него. Несмотря на то, что вопросов у него скопилось за этот вечер очень и очень немало, и его внутренности буквально разрывало желание задать хоть пару вопросов.
Джо вообще показался ему вполне нормальным человеком, особенно если сравнивать его с миссис Скуэйн. И, непременно, едва немного сблизившись с ним, Юлиан выспросит всё, что томится у него в душе и не дает покоя.
На самом конце темного коридора дворецкий повернул невесть откуда взявшийся ключ и открыл помещение, которое, судя по всему, должно стать теперь постоянным жилищем Юлиана.
Джо так и стоял, держа открытую дверь и ожидая, когда Юлиан в неё пройдёт. Поначалу юноша не осмеливался это сделать, но, не желая огорчать старика дворецкого, всё же сдался.
Загорелся тусклый свет, и Юлиан увидел комнату. Нельзя было сказать, что она удивила его. Она его просто поразила, ибо больше напоминала сарай. Едва ли не весь участок пола был заставлены коробками с книгами и неизвестными запылившимися предметами, а обои на стенах если и были, то больше напоминали голые стены в тюрьме. Окно, выходящее на ночной Свайзлаутерн с тысячами горящих уличных фонарей, не было разбито, и это хотя бы малейшим образом скрашивало все остальные скверные факты.
Тут немало пыли, но завтра её приберут, сказал дворецкий всё тем же размеренным, равнодушным голосом.
Немало? переспросил Юлиан, так как ему казалось, что пыли здесь было даже больше, чем хлама.
Доброй ночи, сэр, предпочел уйти от разговора Джо и мигом закрыл за собой дверь, оставив Юлиана здесь совершенно одного.
С правой стороны помещения находился непонятный деревянный ящик, который, как понял Юлиан, является его новой кроватью.
Он готов был взорваться и разломать здесь всё, потому что такое положение дел абсолютно его не устраивало. Но в этом случае Ривальда Скуэйн просто-напросто убьёт его. А этого Юлиан хотел меньше, чем спать на ящике среди хлама.
Он непременно рассмотрит всё, что находится в коробках, изучит это, и найдёт, как применить весь этот хлам на пользу. Но только не сегодня. Сегодня надо спать. И плевать на чем.
Он осторожно снял ботинки с носками, затем свитер и присел на кровать. Джинсы снимать он категорически отказался, потому что никакой пижамы тут не предусматривалось, а на доске спать с голыми ногами не очень хотелось.
Спать хотелось так сильно, что он уже морально подготовился ко всему этому. Другого выхода всё равно не было.
Однако, перед тем, как уснуть, он заметил на другой стороне комнаты гигантский портрет, висевший здесь словно совсем не к месту. На нём яркими красками был нарисован немного знакомой наружности старик, уже изрядно полысевший, но остатки волос которого длинными седыми прядями свисали с висков. В столь невыразительном свете изучить остальные детали Юлиану вряд ли удалось бы, но он всё же встал с кровати для того, чтобы прочитать, кто же его новый сосед по комнате.
"Меркольт". Всё, что было написано. У Юлиана было это имя немного на слуху, и, вроде бы из школьных уроков истории. Однако углубляться во всё это ему очень не хотелось.
Старик сверлил его неживым взглядом даже тогда, когда Юлиан был повернут спиной к нему. Он вообще очень долго ворочался на жесткой поверхности. Однако, в итоге ему всё же удалось уснуть.
А утром прямо над его ухом зазвенел протяжный и противный звон какого-то колокольчика, который не прекращался до тех пор, пока Юлиан наконец-то не привстал. Очнулся он почему-то уже на подушке и под одеялом, а на кровати, прямо под ним, лежал вполне себе мягкий матрац. Наверное, Юлиану приснилась подобная роскошь и впоследствии воплотилась в реальность.
Или же всё произошедшее вчера было простым сном, а проснулся он у деда или матери.
Но нет. Он проснулся там, где и ложился. А колокольчик, висевший на шкафчике над его кроватью, служил чем-то вроде будильника.
Всё ещё зевая и адски желая снова уснуть, Юлиан медленно обулся и посмотрел в окно. Утро было ранним, потому что солнце только вставало. В такой час юноша просыпаться, увы, не привык. Но боязнь быть наказанным полностью перекрыла все его старые привычки.
Спустившись вниз, он заметил сидящую за столом уже полностью одетую миссис Скуэйн, смотревшую на юношу таким взглядом, словно ждала его два часа, не меньше.
Пора привыкать приходить быстрее по моему зову, недовольно сказала она, когда Юлиан приблизился к ней.
Часы показывали только семь. Юлиан последний раз заставал семь часов утра тогда, когда ложился в половину восьмого.
К вашим услугам, сонно проговорил Юлиан, не осмелившись смотреть в её глаза.
Завтрак, коротко ответила ему миссис Скуэйн.
Какой завтрак вы желаете?
А ты ещё не знаешь? По утрам я предпочитаю глазунью из двух яиц с беконом. Приступай, а то я на работу опоздаю.
Юлиан кивнул. Ему не приходилось готовить раньше самому, но он вроде бы помнил, как делается яичница. Только вроде без бекона, но он не думал, что это доставит ему дополнительные трудности.
Несколько минут ушло у него на то, чтобы найти сковороду, затем мешалку, полотенце, яйца, бекон, соль и масло.
В качестве кухонной плиты здесь выступало непонятное сооружение, напоминающее что-то вроде камина, только вот с гладкой поверхностью, на которую, судя по всему, следовало ставить ту посуду, в которой приходится готовить.
Пиромант! воскликнул Юлиан и огонь в камине немедленно загорелся.
Наверняка миссис Скуэйн удивил тот факт, что Юлиан нашел способ зажечь этот камин другим, не человеческим способом. Ей бы совершенно точно доставило удовольствие лицезреть то, как Юлиан при помощи спичек и дров будет пытаться добыть огонь.
Налив в сковороду обильное число масла, он положил туда аппетитный кусок мяса, который и сам был бы не прочь съесть, и стал ждать, когда тот подрумянится.
Всё это время миссис Скуэйн не произносила ни слова, но и не отводила от Юлиана глаз. Его это смущало до такой степени, что он готов был погасить огонь и убежать отсюда на край света. Только вот бежать было некуда и края света не существовало.
Он не знал, почему поступил именно так, но, во время того как разбивал яйцо о край сковороды, посмотрел на миссис Скуэйн, не сводящую с него взгляда. В этот раз, по уже ставшему нормой закону логики, яйцо разбилось, и его остатки полетели на пол.
Так и думала, закатив глаза, проговорила она и посмотрела на остатки желтка и белка.
Я всё приберу, робко пробормотал Юлиан.
Уберешь, я знаю. Потом приготовишь и съешь.
Что? не выдержал Юлиан.
Что слышал. Я останусь без завтрака, а ты съешь это вкуснейшее яйцо. И не вздумай ослушаться, на этих словах выражение её лица резко переменилось.
Юлиан опешил. В процессе того как он собирал яйцо с пола, он очень надеялся, что эта злая тетка передумает, но Бекон уже подгорел и попахивал сажей, и яйцо этого дела не исправило бы, но ужасная женщина продолжала молчать, с вопиющим, как казалось Юлиану, удовольствием, наблюдая за всем этим.
Когда яичница вроде поджарилась, Юлиан поставил сковороду на стол перед собой и взял в правую руку нож, а в левую вилку. Вроде по этикету.
Когда уже вилка с этим отвратительным содержимым приближалась к его рту, Скуэйн резко его остановила:
Идиот. Ты снова нарушил правило, на этот раз восьмое. Ты не должен быть идиотом.
Она нервно взмахнула рукой, и сковорода беспардонно улетело прямо в окно. Стекло, конечно, разбилось, но уже через четвертую часть секунды снова стало целым.
Невообразимый идиот, сказала она. Пойду на работу голодной. Постарайся в остальной своей работе на сегодня так не наглупить.
Какую работу я должен выполнить? угрюмо спросил униженный и пристыженный Юлиан.
Список возьмешь у Джо.
Она резко встала и удалилась, оставив Юлиана одного в огромной гостиной. Настроение уже с утра было хуже некудаРивальда смогла его унизить, не прилагая никаких усилий.
Юлиан дождался дворецкого примерно через десяток минут. Джо ворвался в гостиную всё так же с иголочки одетым и с каким-то подносом под полотенцем. Увидев Юлиана, тот только вежливо кивнул ему и протянул небольшую желтую бумажку тому в руку.