Да, ответила она и кивнула.
У вас еще есть время передумать. Я не принуждаю женщин. Это было бы низко даже для такого человека, как я.
Она покачала головой. Я хочу.
Даже если вы не получите удовольствие от секса, а вы получите, вам наверняка понравятся деньги.
Я так и планировала, ответила она. Не сами деньги, а свободу, которую ей купят деньги.
На его лице появилась дьявольская улыбка, но выглядел он уже не так устрашающе, как в их первую встречу. В конце концов, он всего лишь мужчина. Красивый мужчина, голый, и на него приятно смотреть.
Хорошо. Очень хорошо. А теперь раздвинь для меня ноги. Очень широко.
Она подтянула колени, скользя ступнями по простыням, пока бедра не оказались раскрытыми. Малкольм смотрел на нее, не прикасаясь, просто рассматривая купленный товар.
Тебе не нужно было удалять волосы, сказал он. В древние времена проститутки брились, чтобы избавиться от вшей. К счастью, у тебя, кажется, нет такой проблемы.
Я подумала, возможно, она была столь юна, что у нее не было лобковых волос. Возможно, именно поэтому картина была такой скандальной.
Миру искусства плевать на юных девушек, продающих свои тела. Их волнует только то, что кто-то посмеет нарушить их правила композиции, приемлемого содержания. Можно было бы изображать обнаженную женщину, прячущую лицо или лежащую навзничь и безвольную, как мокрая тряпка. Боже упаси его нарисовать девушку, которая посмела бы смотреть им в глаза.
Они были дураками, ответила она.
Они были напуганы, продолжил он. Женщина, обладающая властью. Женщина, которая владела своим телом и не боялась его продать. Эта картина-искусство, потому что она пугала своих первых зрителей. Понимаешь, искусство должно быть опасным. Оно должно сказать обществу что-то такое, чего общество не хочет слышать. Знаешь ли ты, что такое противоположность искусства? Пропаганда. В мире ее слишком много. Искусства недостаточно. И безусловно недостаточно этого
Малкольм наклонил голову и поцеловал ее лобок над клитором. Он выдохнул теплый воздух на ее чувствительную обнаженную плоть, и она вздрогнула. Он поднял голову, но только для того, чтобы открыть пальцами ее половые губы. Он не был нежным, когда прикасался к ней, но и не грубым тоже. Безразлично. По-деловому.
Идеально, сказал он, когда раскрыл ее. Произведение искусства. Он снова опустил голову и лизнул дырочку, которую обнаружил, даже просунул туда свой язык. Это было не совсем приятно, но она не нашла причин возражать. Это было так страннобыть использованной таким образом. Никакого ужина. Никаких нежных поцелуев. Никакой прелюдии, кроме обсуждения истории искусства, которое для такой женщины, как она, было возбуждающим по-своему.
Его язык искал и нашел ее клитор, в то время как сам он растянулся на кровати, чтобы полностью сосредоточиться на том, чтобы возбудить ее. Ее клитор начал пробуждаться под медленными движениями его языка. Он кружил, легонько посасывал, и снова кружил. Первый тихий стон удовольствия сорвался с губ Моны. Малкольм ничего не сказал, но она чувствовала, что ему это нравится. Он остановился, когда она застонала, а затем снова облизал ее так же, как тогда, когда вздох вырвался из ее губ. Кончиками пальцев он снова широко раскрыл ее и лизнул внутренние лепестки, ее складочки, и вход в ее лоно. Ей хотелось дотронуться до его волос или плеч, но она не была уверена, можно ли это сделать. Она ухватилась за простыни.
Восхитительно, пробормотал Малкольм, и она ощутила слово словно горячее дуновение на клиторе. Его язык снова закружился вокруг него, делая тот набухшим, изнывающим. Она ощутила, как он пульсирует под его губами. Затем он прикоснулся к нему пальцами, доставляя удовольствие именно там, где она нуждалась. Его прикосновение не было грубым, но настойчивым, и пульсация стала сильнее. Он пульсировал, перекачивая кровь между ее бедрами.
И он снова вернул язык, эти поглаживания прямо по и вокруг центра удовольствия. Все ощущения были сосредоточены в этом крошечном пульсирующем маленьком органе. Каждый нерв ожил, каждая мышца жаждала освобождения. Она была такой влажной, сочилась, он мог погрузить в нее член один резким движением, и она бы приняла его до упора. Он не проник в нее, хотя в тумане своего возбуждения она могла бы поклясться, что умоляла его об этом.
Она сойдет с ума, если он не позволит ей кончить. Она уже сходила с ума от потребности извивалась под его ртом, приподнимала бедра, хваталась за простыни в поисках опоры. Она толкалась навстречу его рту, нуждаясь в большем, большем, большем. Мышцы внутри нее сжимались и расслаблялись, потом снова сжимались еще сильнее. Ее внутренние стеночки были скользкими и готовыми. Она была готова. Она никогда еще не была такой готовой.
Когда она уже не могла больше терпеть, и крик застрял в горле, Малкольм резко встал и навис над ней. Положив руки ей на бедра, он жестко погрузился в нее. Она кончила с криком, выгибаясь и извиваясь, пока он бешено вколачивался в нее. В разгар ее оргазма он кончил в нее, глубоко изливая себя. Она ощутила, как семя вытекает из нее, пока он продолжал вколачиваться, затягивая ее кульминацию и свою как можно дольше. Оргазм казался бесконечным. Сокращения были такими резкими, почти болезненными. Она почувствовала, как один мускул, особенно тугой маленький мускул возле шейки матки, дико затрепетал, пока Малкольм наполнял ее своим густым семенем.
Она получала за это деньги.
Наконец все закончилось. Малкольм положил руки по обе стороны ее тела и опустил голову, пока ее стенки влагалища продолжали сокращаться. Она подняла голову и посмотрела между ног, на огромный орган, раздирающий ее изнутри. Она ждала, когда он выйдет из нее. Но он этого не сделал.
Он снова начал медленно толкаться. Она никак не могла в это поверить. Она продолжала наблюдать, как он выходит из ее киски и вновь погружается. Казалось невозможным, что она могла столько принять, но она это видела собственными глазамитолстый дюйм за дюймом исчезал внутри нее и появлялся снова, скользкие от ее и его влаги. Конечно же, он не собирался трахать ее снова так скоро. Она еще не была готова, но для него это не имело значения, не так ли? Такова была договоренность.
Мона смотрела на его лицо, пока он трахал ее. Его глаза были закрыты, и он, казалось, полностью погрузился в удовольствие от своих толчков. Его губы были слегка приоткрыты, и она хотела прикоснуться к ним, но не сделала этого. Он использовал ее, использовал ее тело, использовал ее киску. Она не двигалась вместе с ним, просто лежала под ним и смотрела, как мышцы его бедер напрягаются и расслабляются от его толчков. Она не ощущала боли. Она истекала влагой, и тело совершенно не сопротивлялось. Он входил в нее, открывал ее, и чувствовал себя в ней как дома. Это ощущалось очень порнографическилежать на кровати и смотреть, как он трахает ее. На его члене могла быть любая женщина, но так сложилось, что это была она. Движение его бедер завораживали. Как долго он сможет продержаться? Она с нетерпение ждала этого момента. Его дыхание было тяжелым, не затрудненным, но все тело снова напряглось. Он вцепился в простыни мертвой хваткой. Вены на его руках, которые она находила такими привлекательными, не заканчивались на запястьях, а змеились вверх по рукам до самых бицепсов.
Кто ты? выдохнула она.
Малкольм открыл глаза и посмотрел на нее.
Скоро узнаешь, ответил он.
И когда же? Где?
В конечном итоге. В этой кровати. Есть еще вопросы?
Можно к тебе прикоснуться?
Можно. Всегда, если нет других указаний.
Она положила руки ему на плечи. Они были железными под ее ладонями. Такой твердый мужчинатвердое тело, твердый член, трудно читать, трудно поверить, что он был настоящим, даже когда он вбивал в нее очень убедительное доказательство своего существования.
Откройся шире, сказал он, и она развела ноги еще шире. Она никогда не раскрывалась так широко, потому что ни один любовник никогда не просил ее об этом. Внутри она ощутила смещение мышц, движение, новый способ приспособиться к большом органу, проникающему в нее. Он опустил руку к месту их соединения и смочил кончики пальцев их жидкостями. Он втирал влагу в ее клитор, и тот мгновенно набух от его прикосновения. Она взорвется, если он не остановится. Она просто взорвется. Ее киска широко открыта, пульсировала и трепетала, все это происходило снова.
Низкий стон застрял у нее в горле. Малкольм погружался в нее быстрыми и глубокими толчками. Ей пришлось ухватиться за изголовье, чтобы удержаться. Оргазм обрушился на нее с ослепляющей силой. Он был разрушающим. Ее плечи приподнялись над кроватью, в то время как ее плоть судорожно сжималась вокруг органа внутри нее, пытаясь схватить его и удержать на месте, потому что в этот момент ее тело хотело его больше, чем когда-либо в своей жизни. Она хотела его, нуждалась в нем, и, если он его вытащит из нее, она увянет и умрет.
Мона снова рухнула на кровать, обливаясь потом и тяжело дыша. Очень медленно, очень осторожно, Малкольм покинул ее тело. Она поморщилась, когда он вышел из ее чувствительного от его беспощадных толчков лона. Ее никогда так грубо не трахали. Но опять же, ни один мужчина не платил ей за привилегию так жестко трахать ее, поэтому она не могла осуждать его за желание отбить свои деньги.
Малкольм лег на бок рядом с ней, приподнявшись на локте.
Вот видишь! сказал он. Из тебя получилась замечательная шлюха.
Ты говоришь это так, словно это комплимент. Хрипло прошептала она. От него у нее перехватило дыхание.
Так и есть. Безусловно, это комплимент.
Ты не кончил еще раз?
Его эрекция прижалась к ее обнаженному бедру, все еще железно твердая.
Я хотел немного задержаться в твоей киске. Я нашел ее весьма гостеприимной.
Чувствуй себя как дома, выдохнула она.
На это и надеялся.
Она лениво улыбнулась. Она могла бы заснуть прямо сейчас и не просыпаться следующие десять часов. Столько сил секс отнял у нее. Ее ноги все еще были широко раздвинуты, потому что у нее не было сил даже пошевелить ими. Сперма вытекала из нее на простыни. Внизу все зудело и щекотало одновременно. Она чувствовала себя развращенной, но не униженной. Она не совсем понимала где грань, но она была.
Прелестная, прелестная дырочка, сказал он, просовывая руку между ее ног и поглаживая влажные внутренние губы, прежде чем скользнуть в нее двумя пальцами. Он изучал и массировал, в поисках мягких местечек и нежных точек, чувствительных точек, которые ликовали от прикосновений. Довольно узкая. Очень горячая внутри, очень влажная. Сильные мышцы. На мгновение я подумал, что ты не выпустишь меня.
Я и не хотела. Прямо перед тем, как кончить, я почувствовала, что умру, если ты когда-нибудь вытащишь свой член из меня.
Ты не первая девушка, которая мне это говорит. Я хорошо умею выбирать себе женщин. Он улыбнулся. Эта улыбка начинала ей нравиться. Вероятно, я не позволю тебе кончать, пока не окажусь внутри тебя. Мне так больше нравится.
Будь он ее парнем, она бы возразила. Ей нравилось кончать от оральных ласк и она часто это делала. Малкольм довел ее своим языком до самого края оргазма, но затем проник в самый последний момент.
Если тебе так больше нравится Ее голос утих.
Твое удовольствие ради моего удовольствия, напомнил он ей. Когда ты кончаешь на моем члене, я это чувствую. Вот и все.
Она улыбнулась.
Я не буду жаловаться.
Нет, не думаю, что будешь. Ты слишком хорошая шлюха для этого.
Тебе нравятся твои шлюхи, не так ли? спросила она.
Мне трудно уважать женщину, которая отдает бесплатно то, что могла бы продать за хорошие деньги. Шлюхиединственные женщины, которые знают себе цену. Я серьезно.
А как насчет мужчин-проституток?
Их клиенты, как правило, тоже мужчины. Я не осуждаю того, кто ведет человека сначала в банк, а затем в постель. Я бы не позволил незнакомцу засовывать мне в рот пальцы, а шлюхи каждую ночь принимают в свои тела гораздо больше. Это умелая и смелая работа. Благослови Бог этих девиц, они спасли мне жизнь и прокляли мою душу. О чем еще я могу просить?
Ты странный мужчина.
А ты ты красивая шлюха. Он наклонился и поцеловал ее. Он уже трахнул ее дважды, его сперма была внутри нее, а пальцы нежно прижимались к матке, и все же это был их самый первый поцелуй. Это был не нежный поцелуй, не мягкий, но чувственный и теплый. У него был вкус старого ирландского виски, которое она любила, и он знал, как пользоваться своим языком, который нравился ей все больше. Он поцеловал ее от губ до шеи. Она замурлыкала от удовольствия, когда он обхватил ее грудь и слегка сжал ее, затем чуть сильнее.
А я все думала, когда же ты это сделаешь, ответила она.
Я уже довольно давно не трахался. Добраться до твоей киски было моим главным приоритетом. Но эти прелестные соски вторые на очереди. Очень близко.
Он навис над ней, оседлав талию. Он прижал ее запястья к кровати по обе стороны от головы и держал. Сначала он лизнул ее правый сосок, потом еще раз. Он облизывал так же, как лизал ее клитор, длинными и медленными движениями. Как только ее сосок затвердел, он вобрал его в рот. Мона повернула голову и наблюдала, как он сосет ее грудь. Он был сосредоточен на этой задаче, его глаза были закрыты, когда он втянул сосок и ореол полностью в свой рот. Это было не очень приятное ощущение, такое сильное давление. Он сосал жестко и долго. Ей пришлось вспомнить, что он делал это для себя. Он заплатил за привилегию делать с ее телом то, что хотел. И что-то подсказывало ей, что это только верхушка айсберга.
Несмотря на дискомфорт, она снова почувствовала нарастающее возбуждение. Возможно, какая-то часть ее тела откликалась на то, что мужчина использует ее для своего удовольствия. Она определенно не могла перестать смотреть, как он сосет ее сосок. Он крепко впился и, похоже, не собирался останавливаться в ближайшее время. Кровь прилила к ее груди. Внутри его горячего рта язык кружил вокруг ее пика. Сосок казался твердым, как алмаз. Он опустил его, но только для того, чтобы зажать между большим и указательным пальцами, щипнул и потянул. Он отпустил одно из ее запястий и шлепнул по груди. Ударил открытой ладонью, не очень сильно, но достаточно ощутимо, затем шлепнул снова, немного сильнее. Последовал еще один шлепок, затем он сжал, больше оттягивая сосок, щипал, тянул, выкручивал, и снова долгое, долгое посасывание. Она задыхалась, стонала, ее голова кружилась от буйства ощущений. Грудь стала налитой и тяжелой, и чертовски чувствительной.
Без всякого предупреждения он набросился на левую грудь. Он тоже шлепнул ее, схватил и грубо сжал. Она вскрикнула, когда он больно ущипнул ее за сосок, но сразу же после этого он накрыл его своим ртом, и внезапная смена ощущений заставила ее вскрикнуть от удовольствия. Он глубоко втянул сосок в рот, сосал и продолжал сосать, пока она громко не застонала в глубине своего горла. Он отпустил ее, отклонился назад и принялся хлопать ладонями по обеим грудям, шлепать и хватать их, шлепать и массировать. Быстрая боль сменялась медленным удовольствием. Она не знала, что ощущать. Она подстраивалась под одно, затем приходилось сразу же привыкать к другому. Неужели именно это хотели сделать с ее грудью ее прежние любовники? Грубо держать их, сжимать, шлепать, сосать и тянуть? Неужели все они были слишком вежливыми, слишком воспитанными? Значит так мужчины ведут себя за кулисами цивилизованности? Неужели именно так поступили бы все ее любовники, если бы они купили ее тело за деньги, а не за очарование и пустые обещания любви когда-нибудь?
Ей даже показалось, что она предпочитает жить по эту сторону кулис.
Ее соски были почти пурпурными от того, как сильно он их сосал. А ее груди ярко-красными и горели от шлепков. Он держал обе груди в своих больших руках, держал их крепко, достаточно крепко, чтобы видеть все эти вены, на которые ей так нравилось смотреть. Придавленная его весом, она едва могла пошевелить бедрами, но все же попыталась. Она хотела, чтобы он почувствовал, как ее тело молит о члене.
Не сейчас, дорогая, сказал он. Не сейчас. Я получаю слишком много удовольствия, чтобы остановиться.
Он перекатывал ее груди, обхватывал их ладонями, приподнимал и держал их. В нем не было ничего от дикаря, но и от джентльмена тоже. Он был просто мужчиной, который вел себя как мужчина.
Ей нравился этот мужчина.
Внезапно он остановился и соскользнул с ее живота.
Пойдем, приказал он, беря ее за руку и поднимая с кровати.
Она чувствовала себя манекеном, когда он двигал ее туда-сюда, прижимая ее спину к своей груди, наклонив над кроватью, и разместив ее руки на простынях, затем вонзил свой толстый член в нее сзади без единого слова предупреждения. Он держал ее за бедра, вколачиваясь в нее, полностью контролируя глубину и скорость. Он давал. Она принимала. Когда они будут встречаться весь следующий год это будет ее роль. Она примет это, что бы это ни было. Иногда ей будет нравиться то, что он даст ей. А иногда и нет. Он уже говорил ей об этом но теперь она ему поверила. Его член был длинным и большим, и с каждым толчком головка ударяла по матке, что было неприятно, мягко говоря. Но Малкольм наслаждался собой, трахая ее таким образом. Каждый его выдох, рычание, и стон говорили ей об этом. Поэтому она оставалась расслабленной в его объятиях, ее чувствительные груди покачивались от каждого его грубого глубокого толчка, и она ждала этого момента.