Я сую леденец обратно в рот, намеренно проводя сладкой палочкой вокруг всех зубов. От одного воспоминания о её письме внутри меня всё кипит. "Я тоже по тебе скучаю". Я не писала, будто скучаю по ней и уверена, что она не скучает по мне. А это ещё что про посланную любовь от отца? Какую любовь? Сомневаюсь, будто он вообще заметил, что меня нет.
И все эти плохие сны, которые я вижу, без сомнения, являются результатом работы моего мозга, пытающегося разобраться с моим глупым детством. Уверена, что после того, как я устроюсь и действительно почувствую, что у меня есть своя жизнь за гранью всего этого, мой мозг перестанет интерпретировать странные воспоминания из детства.
Я делаю глубокий вдох и прищуриваюсь, глядя в зеркало. Мне стоит отправить фото Исиде, когда всё будет сделано. У неё будет сердечный приступ. Ухмылка расплывается на моём лице, вместе с тем, как Эмберлин берёт передние пряди и наносит на них вязкую массу, а затем оборачивает их в фольгу.
Спустя полтора часа Эмберлин разворачивает меня к зеркалу. Она явно нервничает.
Я смеюсь. Мои чёрные волосы теперь короче, чем были, когда я была совсем крохой, женский вариант причёски "пикси" с длинными верхними прядями. Прядь волос рядом со лбом окрашена в тёмно-зелёный цвет.
- То, что надо! - С подведёнными глазами, в тёмно-фиолетовом топе и тёмных джинсахя выгляжу круто. Я выгляжу интересно. И во мне не остаётся ничего от моей матери.
Эмберлин облегчённо выдыхает и подробно инструктирует меня о том, как следует заботиться о волосах, чтобы дольше сохранился цвет. Я с радостью плачу ей, прежде чем уйти; я просмотрела расценки за услуги стилистов, поэтому оставляю восемьдесят процентов чаевых. Тот факт, что моя мать платит за то, что она сочтёт убийственным видом, лишь становится вишенкой на праздничном торте. Ну и кто по кому сейчас скучает?
Я беру велосипед Дины и качу его по тротуару; день тёплый, несмотря на облака, которые не собираются уходить. Холмы Сан-Диего быстренько вынуждают меня раскаяться в первоначальном экстазе касательно такого вида транспорта. Кто обустраивал этот город? Хорошо ещё, что Сириус поблизости, чтобы отвезти меня на работу и привезти обратно домой. Я бы, наверное, умерла, если бы мне всюду пришлось крутить педали.
Я замираю, наблюдая за каким-то человеком за банкоматом. Интересно. Карточка вставляется внутрь, но вместо магической оплаты за что-либо, появляются настоящие деньги. Похоже, мне есть над чем поразмыслить по возвращении домой.
Магазин смузи-коктейлей на углу тёмного потрёпанного торгового комплекса манит меня, и я оставляю свой велосипед у фонарного столба. Внутри пахнет божественнозапах цитруса и сахара. Я заказываю какую-то смесь из клубники, манго и банана, загустевшую в шербет. Когда я выхожу оттуда, то искренне надеюсь, что теперь у меня появится кариес. У меня ведь никогда раньше не было проблем с зубами, и хоть я могу не пользоваться зубной нитью, и не чистить зубы три раза в день (я пробовала забивать на всё это, но от остаточной вины перед Исидой у меня страшно болит голова), может быть, массовый наплыв сахара исправит положение.
Ближайший зелёный пластиковый столик занят парнем, склоняющимся над блокнотом, поэтому я сажусь за следующий свободный за ним, и начинаю замораживать себе челюсти. Единственная вещь, которая может улучшить настоящий моментесли облака улетят прочь. Мне нравится чувствовать солнце в свой выходной, и я ещё не видела звёзд. От отсутствия контакта с ними я начинаю нервничать. Возможно, вечером небо прояснится.
- Айседора?
Я подпрыгиваю, опрокидывая свой смузи.
- Грёбаный потоп! - Бормочу я, ставя обратно свой стакан и прикрепляя сверху крышку. Замороженный розовый напиток медленно растекается по столу. Я смотрю наверх, чтобы увидеть виновника, и встречаю пару идеально голубых глаз. Рио.
Он пристально смотрит на меня, словно видит привидение. Даже его оливковый загар бледнеет. Спустя несколько секунд он качает головой, приходя в себя.
- Прости! Я не хотел тебя напугать. - Он хватает кипу салфеток и пропитывает ими лужу.
- Да, ерунда! Не переживай.
Он заканчивает убирать и выбрасывает салфетки в урну, стоящую рядом со мной, берёт свою сумку и садится за мой столик.
- Твои волосы. Я не узнал тебя.
Я сознательно поднимаю палец к обрезанным локонам.
- А, точно. У тебя хорошая память.
- Нет, я имею в виду, что не узнал тебя, когда мы встречались раньше. Но теперь я узнаю.
Я хмурюсь.
- Хм, что? - Почему он не смог узнать меня раньше? Сомневаюсь, что он проводил лето в Абидосе.
- Прости. - Он улыбается, и я вижу его большие, белые и очень ровные зубы. - В смысле, конечно же, я помню тебя. Я помню интересные лица.
- Интересные? Вау. Ты мне льстишь.
Он смеётся.
- У тебя идеальные, классические черты лица. Мне нравится. Ты не похожа на местного жителя.
- Как мне повезло! - Я делаю долгий глоток через трубочку, не представляя точно, о чём нам теперь говорить. Мы ведь не друзья. Я его даже не знаю. Почему он сидит со мной?
Он продолжает смотреть с каким-то странным выражением на его лице. Наконец-то его прекрасные губы снова изгибаются в улыбке, будто он знает шутку, которую не знаю я. Он вытягивает ручку из-за уха, и, возвращаясь к своему чёрному истрёпанному блокноту, начинает быстро писать, словно меня рядом и нет. От чего снова напрашивается вопрос, зачем он вообще здесь сидит.
- Прости, - говорит он, не поднимая глаз. - Просто надо записать описание, прежде чем оно уйдёт. Внезапно появился срок сдачи.
- Конечно. - У меня нет ни малейшего понятия, о чём он говорит, но я пью свой смузи так быстро, что моё горло, будто само превращается в лёд. Чем скорее я допью, тем раньше мои ноги будут крутить педали отсюда. Он слишком красив. Уж как есть. Он слишком прекрасен. И то, как он стоит с откинутыми плечами, то, как улыбка меняет его лицо, то, как она говорит, что его всё веселит, и всегда будет веселить, потому что он настолько красив, что может смеяться над чем угодно и выходить сухим из воды. Да, это было именно тем, что мне никогда не будет нравиться в нём.
Не знаю почему, но мне крайне необходимо найти причину, почему он не должен мне нравиться. Это важно. Я чувствую что-то странное, зарождающееся внутри меня. Но я не позволю перерасти этому во что-то большее.
А он всё так же пишет в своём тупом блокноте. Он грубый и высокомерный. И мне не нравится то, как одна из кудряшек падает на его лоб. Это глупо. Я хочу зачесать её обратно к остальным волосам.
Нет, не хочу. Я не хочу его трогать. Мне всё равно, такие же мягкие его волосы, какими кажутся. Почему я не могу выпить свой коктейль быстрее?
- Так. - Он многозначительно кладёт ручку и смотрит на меня, улыбаясь. - Мне постоянно приходится записывать разные вещи, когда я думаю о них. Даже если потом всё оказывается отстоем, но никогда не знаешь наверняка, правда?
- Хм, ага.
Он ждёт несколько секунд.
- Ты не будешь спрашивать меня о том, что я пишу, да?
Я пожимаю плечами.
- Не-а.
- Мне нравится. И твои волосы мне нравятся. Зелёный годится для контраста.
- Захотелось чего-то нового.
- Заявляюполный успех.
Я закатываю глаза.
- Моя жизнь закончена. - Я делаю несколько последних отчаянных глотков, пока он сидит здесь, откинувшись назад, совершенно налегке, наблюдая за мной и улыбаясь своей раздражающей таинственной улыбкой. Вероятно, он всегда так уверен в себе. Он пытается флиртовать со мной? Не знаю. Когда я с мамой выходила на редкую экскурсию, мне довольно легко удавалось отшивать надеющихся флиртёров, притворяясь, что я не знаю арабского. (Хотя частенько, они пытались флиртовать и с моей мамой. Фу!)
К сожалению, сейчас я не могу прикинуться, будто не говорю по-английски.
- Что же, было приятно снова встретиться, - я встаю, и к моему огорчению, он тоже поднимается.
- Что будешь делать?
- Выброшу пустой стакан.
Он смеётся. Много же он смеётся.
- Я имею в виду сегодня. Давай я покажу тебе окрестности. Яходячая карта "Гугл", если дело касается лучших ресторанов в Сан-Диего.
- Так вот чем исписан твой блокнот? Обзорами ресторанов и картами?
Он снова смеётся. Задирает голову назад и его горло двигается необычным образом. Клянусь, он практикуется так делать перед зеркалом.
- Нет. Возможно, в следующем блокноте. Ты уже была на пристани? Там есть необыкновенно впечатляющая скульптура, которую нужно увидеть, чтобы поверить.
- Спасибо, но у меня велосипед. Мне нужно его вернуть.
- Да, не проблема! - Он указывает на парковочное место, где стоит грузовик. Не какой-то грузовик. Полностью восстановленный грузовик прямо из пятидесятых годов, выкрашенный в синий цвет с белой полосой, кричащий об индивидуальности, о которой другие современные грузовики могут только мечтать. Здесь двадцать разновидностей офигенности.
- Грёбаный потоп, - шепчу я еле слышно.
- Что?
Я качаю головой.
- Прости, я просто влюбилась в твой грузовик.
Он сияет, а я внутренне съёживаюсь. Как я допускаю такое?
- Он довольно классный, не правда ли?
Я поднимаю велик. Дело совсем выходит из-под контроля. Не понимаю, почему он так сильно хочет погулять со мной сегодня. Да мне и неважно. Меня не интересуют мальчики, ни сейчас, никогда. Но я не могу перестать на него смотреть. О, боги-идиоты, я определённо влюбляюсь. Так всё и начинается. Вот так я готовлюсь к боли и трагедии, и концу в том, в чём ищу вечности.
Я отказываюсь. Я отвергаю всё это. Никогда я не буду привязываться к кому-то ещё. И я могу закончить то, что так ещё и не началосьмогу быть свободной и одинокой, и абсолютно счастливой.
- Может в другой раз. Брат ждёт меня.
- Я могу подбросить тебя до дома.
- Прости, моя мать велела мне никогда не ездить с незнакомцами. - Неправда, это никогда не было проблемой. Будучи ребенком, я никогда не была настолько далеко от неё, чтобы она могла переживать. Но она могла бы так сказать мне. Хм... В общем, я рада, что она никогда не говорила мне такого, потому что в этом случае, мне пришлось бы поехать с ним, лишь бы пойти ей наперекор.
- Тогда мне придётся поработать над тем, чтобы быть менее незнакомым. Приятно было наконец-то увидеть тебя. - Снова та таинственная улыбка. Я хочу сплющить его щёки вместе, чтобы избавиться от неё.
Я машу, взбираюсь на велосипед и качу прочь. На светофоре я рискую и оборачиваюсь, чтобы посмотреть, смотрит ли он на меня. Он сидит, безумно строча в своём блокноте. Хорошо. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня.
Парниотстой.
Даже если у них совершенные голубые глаза и нелепо клёвые грузовики. Возможно, особенно в таких случаях.
Я набираю код от гаража, и прислоняю велик к стене. Голубой, голубой, голубой... Мне нужно убрать этот цвет из моей цветовой гаммы. Я что-нибудь придумаю, куда...
Я останавливаюсь у двери, ведущей из гаража в прачечную.
Что-то не так.
По обнажённой коже шеи идут покалывания, когда я смотрю в пустой дом. Сириус сегодня должен быть в Лос-Анжелесе. Дина ещё на работе.
Я глубоко вдыхаю и вот оно снова, что-то не так. В доме всегда отчётливо пахнет стиральным порошком и морской солью для ванны, но сейчас в воздухе слишком много соли. Соли и... хлорки?
Может они сегодня пригласили кого-то очистить бассейн и не сообщили мне.
Я прохожу вперёд, тихо и осторожно. Через кухню в столовую, где под ногами что-то хрустит. Стекло, сотни осколков стекла. Дует ветер, и я вижу, что раздвижные стеклянные двери во внутренний дворик с бассейном разбиты, там огромная дыра с острыми краями.
Я медленно отступаю в кухню и вытаскиваю длинный нож с зазубринами из подставки на столе. Прижимаясь спиной к стене, я прокрадываюсь мимо столовой в гостиную. Здесь всё в порядке. Телевизор и электроника на своих местах, даже крутой ноутбук Дины всё так же лежит на диване.
Я продолжаю идти, единственный звук исходит от музыкальной подвески из патио, её бодрый звон контрастирует с напряжённой атмосферой в доме. Я резко останавливаюсь, когда подхожу к входу.
Входная дверь открыта настежь.
Я знаю, я знаю, она была закрыта, когда я приехала на велосипеде двумя минутами раньше. Кто бы здесь ни был, они ушли.
А может они ещё здесь. Я смотрю на второй этаж, видна только половина лестничного пролёта, до поворота за острый угол. Крепко сжимаю нож и поднимаюсь по лестнице, контролируя каждый шаг, чтобы сохранить тишину. Если они ещё здесь, то знают, что и я тоже, потому что открывалась гаражная дверь. Надеюсь, они услышали и сбежали. А если нет...
Моё дыхание учащается, как и сердцебиение. Я дохожу до самого верха лестницы, передо мной простирается весь коридор второго этажа. Первая дверь справа уже открыта. Я оглядываю дверную раму и затем отклоняю голову назад так, чтобы оценить увиденное. Пусто. Комната будет детской, в ней ничего нет, кроме россыпи квадратов с образцами красок и нескольких пустых коробок.
Следующая дверь ведёт в шкаф. Я открываю её, сжимаясь от скрипа дверных петель, и наношу ножом удар внутрь него.
Ничего.
Ещё три комнаты. Ванная, моя комната и хозяйская спальня. Ванная комната хорошо просматривается, к счастью у неё стеклянная дверь, вместо занавески. Я прокрадываюсь через коридор в свою комнату, беспокоясь о том, что дверные ручки громко щёлкают, если открывать быстро. Я толкаю дверь, и...
Грёбаный потоп!
Ящики вынуты из комода и разбросаны повсюду. В стене вмятина, ровно над тем местом на полу, где лежит совершенно разбитый ящик. Моя одежда разбросана по комнате. Блокнот, в который я записываю идеи дизайна, разорван в клочья, а отдельные листы разбросаны среди одежды.
Мой чемодан стоит посреди комнаты, буквально вскрытый: карманы порезаны и зияют подобно ранам. Дверь в мой шкаф широко распахнута, всё вышвырнуто. Вся комната пахнет странной смесью из запахов с лестницы, только сильнее.
Я делаю один шаг внутрь и слышу, что ещё больше стекла хрустит под ногами. Я наклоняюсь и поднимаю единственную фотографию, которую я привезла с собой: снимок меня с матерью в рамке, на берегах Нила, когда мне было десять. Я оставляла его в чемодане, вместе с амулетами, которые она заставила меня взять с собой. Они тоже под ногами, каждый разрезан пополам.
Я не... Я даже не могу... Что? Почему?
Слышится шум с первого этажа, и я резко разворачиваюсь, размахивая ножом.
- Айседора? - Зовёт Сириус голосом, полным ужаса. - Айседора? Ты дома?
Выдыхая, я остаюсь на месте чересчур долго, потом закрываю дверь в спальню и отвечаю ему.
Дина всё ещё на улице, разговаривает с полицейскими. Пока она находит время между составлением перечня похищенных из дома вещей и наблюдением за тем, как полиция собирает отпечатки пальцев, она успевает сказать мне, как ей нравится моя причёска. Каким-то образом я думаю, что она оказывает хорошее впечатление на правоохранительные органы. Со мной беседуют четыре раза, большинство вопросов вращаются вокруг того, есть ли у меня предположения, кто мог это сделать.
Я знаю всего троих людей отсюда, не считая родственников, и почему-то я сомневаюсь, что Тайлер может быть человеком, способным на выбивание стеклянных дверей и уничтожение комнат.
- Почему ты не позвонила в полицию? - Спрашивает Сириус, качая головой, в то время как я собираю в совок осколки стекла. Отпечатков так и не нашли и всё, что остаётся делать сейчасубирать беспорядок.
- Не подумала об этом.
- Айседора, ну, правда, ты уже не посреди пустыни живёшь, с кучкой богов. Здесь много опасных людей. Тебе следовало сразу же покинуть дом.
Конечно же, он прав. Мне и в голову не пришло.
- Если бы что-то с тобой случилось... Я так рад, что никого не было дома!
- А они думают, будто это сделал кто-то из обиды на Дину? - Она знает почти всех полицейских, которые приезжали на вызов, к тому же она работает на правительство.
- Она никогда не была вовлечена в уголовные расследования. Психи, с которыми она работает, обычно богаты, но это уравновешенные психи. Они могут лишь довести дело до суда, но никак не до насилия.
Он всё ещё выглядит обеспокоенным. Как и все мы. Осознавая, что кто-то может вот так запросто проникнуть в дом! Теперь всё воспринимается по-другому.
Входная дверь закрывается. Дина проходит и прислоняется к стене, осматривая сломанную дверь с измученным выражением лица, рассеянно почёсывая рукой живот.
- Они думают, что это может быть кто-то, кому нужен рецепт на сильные лекарства. Вероятно, ты спугнула его прежде, чем он успел пройти по всем комнатам.
- Я могу сильно напугать, - говорю я, сбрасывая целый совок осколков в мусорное ведро с неприятным звоном.
- Я помогу тебе, - говорит она. - Когда закончим с осколками и заделаем чем-нибудь дверь, я помогу с твоей комнатой.
- Да всё нормально. Там мои вещи, я сама всё приберу.
- Мне очень жаль. Ничего подобного раньше не происходило.
- Это не твоя вина, - говорю я. - Просто случайность, верно? - Но мне кажется, что дело личное. Кажется, будто хаос добрался до меня и так он сообщил, что уже здесь и готов мстить.
Я поднимаюсь по лестнице и встаю на пороге своей комнаты. Гладя на разрушения, я не могу перестать дрожать. Поднимаю фотографию в рамке. Трещина на стекле проходит ровно между мной и матерью.
Глава 6
В истории мифологии древнего Египта Исида была не только матерью Гора, но иногда и его женой. Хотя моя глубокая тревога по этому поводу была связана не столько с соответствующими отношениями, сколько с балансом власти и поклонения. Так как Хаткор впала в немилость, моя мать с удовольствием вмешалась и узурпировала её последователей, тем самым переняв её функции, её домены и даже её мужа. В конце концов, боги пришли к наиболее распространённым формам поклонения: в данном случае, Исида стала матерью, а не женой, а Хаткор очень раздражающей женой, всё ещё сердитой из-за потери своих последователей и любимой короны с коровьими рогами. Исида никогда не извинялась. Большое число последователей означало больше поклонения, большее количество языков, которые шептали её имя, больше сердец, готовых повернуться к ней в тяжёлые времена. Как одному из членов постоянно изменяющегося пантеона богов, отчаянно отстаивающих свою актуальность, порой ей стоило вмешаться в дела людей в качестве церемониальной жены любимого сына. Поклонение было всем. А если серьёзноглупостью.
Во вторник впервые после пятничного вторжения я остаюсь дома одна. Я жду на обочине перед домом Сириуса. Подъезжает незнакомый автомобиль, за рулём женщина, которую я не знаю. Тайлер выглядывает из окна и машет мне с переднего пассажирского сиденья, поэтому я забираюсь на заднее.
- Огромное спасибо за то, что подвозите, - говорю я. - Сириус застрял в аэропорту из-за опоздавшего рейса. Вы спасаете меня. - Вообще-то, я сидела там и ждала их целый час. Заднюю дверь заменили и установили систему сигнализации, но мне всё равно... не по себе, когда остаюсь дома одна.
- Не вопрос! Скажи спасибо маме Джули. Или как я люблю её называть, пока мой драндулет в ремонтемой личный шофёр.
Джули лишь немногим меньше, чем Тайлер и я понимаю, почему вся красивая одежда Тайлер выглядит так, будто сшита для другого человека. Так оно и есть. Её голос звучит почти так же, как и у дочери.
- Если ты и дальше будешь обращаться ко мне, как к своему шофёру, то я начну требовать с тебя плату.
- Волонтёрство приносит мне огромные деньги. Только лишь вопрос времени, когда я начну всех выручать. Что более предпочтительно: воображаемые чеки или воображаемые кредитные карты?
- Приму не воображаемое мытьё посуды.
- Ой, прости. Боюсь, мой счёт по мытью посуды закрыт за превышение лимита.
Они смеются, подкалывая друг друга всю дорогу, это так легко и приятно. Но, по какой-то причине, я чувствую себя некомфортно.
- Итак, Айседора, Тайлер сказала мне, что ты из Египта?
- Родилась там и выросла.
- Скучаешь?
- Только по пустыне. И по тишине. Здесь очень много людей.
- В этом недостаток Сан-Диего. После того, как поживёшь здесь, ты ни за что не захочешь жить где-либо ещё. К сожалению, кто-то ещё уже живет здесь. - Она улыбается мне в зеркало заднего вида. - Приходи к нам как-нибудь на ужин!
- С радостью. - Я хочу больше узнать о Тайлер, увидеть, что делает её такой классной. Она самое прекрасное, что у меня есть в музее, и я жажду вписать её в остальные сферы моей здешней жизни.
Тайлер протягивает зажатый кулак, и только спустя несколько секунд я вспоминаю, что мне нужно ударить его своим кулаком.
- Мило, - говорит она. - Это значит, что нам всё-таки придётся однажды готовить ужин.
- Мы приготовим что-нибудь восточное, чтобы ты смогла почувствовать себя как дома, - говорит мама Тайлер. Я улыбаюсь, но то, что есть у них, не имеет ничего общего с моим домом и от этого мне становится грустно.
Когда она высаживает нас, нам с Тайлер приходится практически расчищать себе дорогу до вестибюля. Сегодня третий вторник месяца, а значитбесплатное посещение музея для жителей Сан-Диего. Мишель упоминала об этом раньше, но я и понятия не имела, насколько серьёзно местные жители принимают такой бесплатный день в музее. Он просто забит. Мы с Тайлер работаем вместе за передней стойкой, проверяя документы. Я благодарна за то, что нахожусь не наверху, по крайней мере, мне не приходится нервничать, присматривая за огромной кучей людей на выставке, или, не дай бог, за залом детских открытий.
С того дня, когда взломали дом, я плохо сплю. У меня постоянно болит голова от того запаха, который я никак не могу выветрить из моей комнаты. И уж тем более этот наплыв людей, не способствует хорошему самочувствию.
Головная боль напоминает мне о новом письме от мамы прошлой ночью, ведь именно с мамой я постоянно ассоциирую боль в висках. Она сообщает мне о наличии лимита на снятие средств с дебетовой карты в пятьдесят пять долларов. Я даже не снимала ещё с неё денег. Я только начала планировать, как сделать это, когда шла куда-нибудь, где она не сможет меня найти.
Как она узнала? Как она всегда узнаёт?
- Ты в порядке? - Кричит Тайлер с другого конца вестибюля.
Я пропускаю семейную пару, после того, как они предъявляют свои водительские удостоверения.
- Превосходно, - говорю я сквозь толпу. - А что?
Она пожимает плечами.
- Не знаю. Ты кажешься... уставшей.
Высокий парень, лет девятнадцати, в солнечных очках-авиаторах и джинсах, которые висят так низко на бёдрах, что только чудом гравитации остаются на нём, встаёт прямо передо мной.
- Привет, - говорит он, ухмыляясь, что как я полагаю, должно быть сексуальным, но на самом деле выглядит так, будто ему сложно контролировать мышцы лица. - Как тебя зовут?
- Водительское удостоверение Сан-Диего или оплачивайте за той стойкой, - бросаю я.
Парень растерянно вытаскивает свой кошелёк и роняет на пол. Он ругается, поднимает его и идёт к группе друзей, которые давятся от смеха в дверях.
Тайлер смеётся.
- Ладно, ты не выглядишь усталой. Ты выглядишь злой.
- Я выгляжу злой?
- Только когда парни пытаются приударить за тобой. Но ты отлично отшиваешь. Ты вся такая непробиваемо злая. Если бы я пыталась быть злой, то выглядела бы так, будто у меня запор или типа того.
Я качаю головой, но не могу сдержать улыбку.
- Что ж, приятно знать, что если мне что-то не нравится, то, по крайней мере, я при этом хорошо выгляжу.
- Точно! Остальным, как и мне, приходится быть милыми, выглядя второсортно.
- А, заткнись. - Я уже вовсю улыбаюсь. Тайлер так действует на людей.
Я чувствую на себе чей-то взгляд и поворачиваюсь, успевая мельком увидеть очень высокую и тёмную фигуру человека, когда он заворачивает за угол и поднимается по лестнице. Это не тот идиот, в солнечных очках, но у меня чувство, будто я вижу что-то знакомое, хоть толком и не разглядела его.
Напротив меня уже ожидает женщина с документом в руках. У меня нет времени гнаться за кем-то, кто может или не может прокрадываться незамеченным. Возможно, мы просто забыли проверить его документы, что вполне объяснимо в таком-то столпотворении.
Когда я уже перестану так нервничать и дёргаться? Прошлой ночью, когда я выходила из ванной, неожиданное появление Сириуса напугало меня, и я практически схватила его, прежде чем поняла, что он не был каким-то призрачным злоумышленником.
Я выбрасываю всё из головы, как только появляется парень с крупным торсом низкого роста, одетый в разрисованную футболку и шорты цвета хаки. Подойдя к нам, он скрещивает руки и смотрит, как группы людей входят в музей и выходят. Его чёрные волосы уложены а-ля "творческий беспорядок", на глазах очки в толстой оправе.
- Что нужно сделать парню, чтобы его обслужили?
Тайлер хмурится при виде его.
- Слушай, малыш, зал детских открытий закрылся пять минут назад. Теперь тебе лучше отправляться в парк.
- Я хожу в парк только со своей девушкой. - Его лицо расплывается в глупой улыбке, а Тайлер ржёт как лошадь, хлопая его по плечу, пока он заключает её в объятия. Его нос упирается в её подбородок. Вместе они представляют собой такую невыносимо неуклюжую пару, что должно быть, они самое наимилейшее явление, которое мне приходилось когда-либо видеть.
Словно песчаной бурей меня накрывает осознание того, насколько жестока временность всего сущего. Они любят друг друга прямо сейчас, но именно это прямо сейчасвсё, что у них есть. Мы не вечны, как и наши отношения.
Скотт (по крайней мере, предположительно, это неуловимый Скотт, иначе Тайлер придётся объясняться) делает вид, что кусает её шею, а потом целует в щёку.
- Поздний обед?
- Скоро заканчиваем. - Тайлер разворачивает его и указывает на меня. - Это Айседора.
- А, загадочная Айседора. - Скотт ухмыляется и машет мне. - Она высокая и ужасно симпатичная. Ты была права. Идёшь есть с нами?
Я пожимаю плечами.
- Я...
- Конечно, идёт. - Тайлер придвигает его к себе. - А теперь иди поиграйся. Кому-то из нас нужно работать.
- Ужасно? - Я поднимаю одну бровь.
- Ужасно симпатичная. Ужасноне то, что описывает, а то, что придаёт оттенок.
Через двадцать минут, наконец, приходит смена, и, закончив на сегодня с музеем, мы с Тайлер выходим на яркое солнце. Я глубоко вздыхаю, радуясь тому, что выбираюсь из этого дурдома. Я всё ещё не привыкла к тому, что меня окружают огромные толпы людей. Как-то мы отправились в Каир и другие города Египта, но по большей части моё детство прошло практически в изоляции. Они словно специально растили меня нелюдимой или вроде того.
Я с нетерпением жду, когда же доставят груз с вещами моей мамы. Он задержан на таможне, поэтому я делаю обычную музейную работу. По крайней мере, когда весь её хлам прибудет, я смогу заниматься его организацией и обустройством. И больше не придётся проверять документы, или стоять в египетском зале, пытаясь выглядеть отчуждённо и пугающе, чтобы люди не стали задавать мне вопросы, а также, чтобы студенты из местного колледжа перестали пытаться меня клеить.
Я тру глаза, отвыкшие от яркости за несколько часов, проведённых в музее. И тогда до меня доходитсолнечный свет! Сегодня тучи рано рассеялись! Я закидываю голову назад и закрываю глаза, нежась в солнечных лучах, касающихся моей кожи.
- А вот и они, - говорит Тайлер и тянет меня за руку. Я поворачиваюсь и вижу Скотта, развалившегося на ступеньках, ведущих к музею, оживлённо беседующего с... Рио, который кивает, улыбается и продолжает строчить в своём блокноте. Я так и не видела его с того нелепого столкновения за коктейлем.
- Ребят! - Тайлер показывает длинной рукой прямо наверх. - Солнце!
- Неужели это тот странный шар яркого света и тепла там, где были мои любимые облака? - спрашивает Скотт, почёсывая голову.
- И ты знаешь, что это значит? - Тайлер тыкает вверх.
- Взойдут семена, будут петь дети, и земля возрадуется? - Предлагаю я.
- Да! А ещё, моя кожа сгорит. Сгорит, сгорит, сгорит! И если я собираюсь сгореть, то я собираюсь делать это на пляже. Пошли!
Я планировала зависнуть в парке на пару часов, прежде чем Сириус заедет за мной. Я в чёрной юбке "карандаш", из кожзаменителя и ярко синей блузке без рукавов и сандалях "гладиаторах". Одежда не совсем для пляжа.
- У меня всё есть в машине Скотта. Могу и тебе одолжить, - говорит Тайлер, читая мои мысли.
- Не знаю, я хочу поболтаться здесь. - Интересно, а Рио собирается? Если да, хочу ли я этого больше или может меньше. Вероятно, меньше. Всё равно он так и строчит, не отрывая глаз от блокнота.
- А, да ладно! - Тайлер обхватывает меня руками. - Ты ведь ещё не была на пляже?
- Я проезжала мимо него пару раз, и...
- Ха! Нет! Ты всё ещё девственница по части познания океана и сегодня ты потеряешь свою невинность!
- У меня самая странная девушка на свете, - задумчиво произносит Скотт, глядя в небо.
Тайлер сжимает мою руку.
- Никаких отмазок. Ты здесь две недели и всё, что ты делаешьэто работаешь, и потом идёшь домой. Идём с нами на пляж! Мы прихватим пиццу, поиграем в игру "у кого самый дурацкий купальник" и сможем полюбоваться закатом. Закаты потрясающие, а звёзды над океаном...