Эй,слышу я шепот позади себя.
Я не отвечаю. Может, это не мне? Или вообще показалось?
Я вижу, как искоса смотрит на меня Егор. Значит, не показалось, и он тоже слышал.
Эй,доносится снова.
Я боюсь оборачиваться, но мое тело отзывается быстрее, чем разум, и вот я обнаруживаю, что мой подбородок прижат к правому плечу, и глаза смотрят на улыбающееся лицо со шрамом. Я понимаю, что не должна разглядывать длинный бледно-розовый рубец, но ничего не могу с собой поделать. Любопытство захлестывает меня, и мои глаза просто-напросто приклеены к левой щеке новичка.
Не подскажешь, на какой странице находится отрывок, который вы должны были выучить?вежливо спрашивает он меня.
Я, наконец, отрываю взгляд от его шрама и перевожу на большие глаза теплого коричневого оттенка. Я была права. Они у него не светлые. А какие длинные ресницы! Я много раз слышала, как девчонки говорили, что хотят такие ресницы, и специально наращивают их.
Я еще никогда и никому так долго не смотрела в глаза. Но новичок выглядит спокойным, словно нет ничего странного и ужасного в том, что я так откровенно разглядываю его. Я же не красивая! И лицо у меня всегда такое, словно я когда-то проглотила кирпич. И почему меня вообще заботит, какого мнения обо мне новенький? Мне должно быть все равно. На всех. И на этого паренька тоже.
Что?спрашиваю я, делая вид, что не расслышала его в первый раз.
Новичок щурит глаза и улыбается. Я громко сглатываю и приказываю себе вести себя нормально, ну, или хотя бы приблизительно к адекватному состоянию.
Я говорю, не скажешь, на какой странице находится отрывок, который вам задали выучить наизусть,весело повторяет он.
Я бросаю краткий взгляд на его парту и вижу старый учебник литературы.
Я немного хмурюсь и поднимаю взгляд.
Тринадцатая страница,отвечаю я и ужасаюсь, потому что мой голос звучит ужасно. Как будто я не говорила несколько дней. Хотя, это почти так и есть. Я мало разговариваю.
Большое спасибо,потягивая слова, благодарит Ангел, и я хмурюсь сильнее, гадая, издевается он, или говорит серьезно.
Должно быть, издевается. Да, точно. Издевается. Наверно, думает, что я слабоумная, или что-то в этом роде. Ну, даже если он пока так не считает, то в скором времени неизбежно изменит свое мнение. И в этом ему с радостью помогут мои замечательные одноклассники, которые в ярких красках объяснят, что я сумасшедшая и тихоня, чучело, уродина, немая Уверена, они найдут слова.
Все, время вышло,говорит Светлана Александровна.
Я пользуюсь моментом и отворачиваюсь. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, избавляюсь от страхов, назойливых мыслей и непонятных сомнений, и встряхиваю головой. Нужно сосредоточиться на литературе. Только это имеет значение. Только это.
Может, кто-нибудь хочет рассказать по желанию?спрашивает учительница.
Все молчат. Так всегда. Светлана Александровна, сузив глаза, смотрит на нас и улыбается.
Ладно, если желающих нет, то пойдем по списку,говорит она и опускает взгляд к журналу.Астафьев. Давай к доске.
Я усмехаюсь так тихо, чтобы никто не мог услышать. Астафьев Сережа никогда не выйдет к доске и на «отлично» расскажет отрывок из «Слова о полку Игореве». Он никогда не напишет хорошо сочинение, или решит задачку по геометрии, сложное уравнение по алгебре. Сережа ненавидит физику, химию, физкультуру и, возможно, все уроки.
Я перевожу взгляд на него. Астафьев вальяжно сидит на стуле, откинувшись на спинку, за третьей партой на первом ряду и с наглой ухмылкой смотрит на учительницу.
Я не готов,заявляет он, и это никого не удивляет.
Этот персонаж типичный двоечник. Удивляюсь, как он вообще умудрился доучиться до девятого класса. С такой успеваемостью ему место в школе для особо непонятливых и отсталых. Сережа мог бы учиться хорошо, но он в седьмом классе попал в плохую компанию, и скатился до двоек, хотя до этого учился на тройки и даже четверки.
Правда?с наигранным удивлением произносит Светлана Александровна и с издевкой смотрит на Астафьева.И что случилось на этот раз?
У бабушки был день рождения, и я не успел подготовиться,все еще усмехаясь, отвечает Сережа.
Его другКапкан, а иначе Колосов Антонначинает смеяться.
Светлана Александровна приподнимает брови и вздыхает.
День рождения шел целую неделю, да, Астафьев?спрашивает она.
Я выучу на следующий урок,обещает Сережа.
Мог бы придумать отговорку поинтересней,Светлана Александровна качает головой и опускает голову к журналу.Ставлю точку,предупреждает она.Но если ты не подготовишься, то будет двойка. Понял?
Угу,лениво отвечает Астафьев.
На твоем месте я бы всерьез задумалась об оценках, Сережа.
Конечно.
Учительница хмурится и смотрит на класс.
Арбатова,произносит она.
Арбатова Камиллакукла номер один в этом классе. И она тоже не готова. Это стопроцентно. Ее мало заботят такие вещи, как подготовка домашнего задания по литературе. Гораздо важнее то, что она видит в отражении зеркала, когда смотрится в него.
Камилла перестает накручивать на палец локон темных волос.
А я тоже не готова,невинным голоском произносит она.
Правда? Что, тоже бабушка отмечала день рождения?иронизирует Светлана Александровна.
Я не могу сдержать довольной улыбки. Все же, я злорадная.
Нумямлит Камилла, но ее перебивает учительница.
Если не готова, так и скажи.
Я не вижу лица Камиллы, но могу представить, как она сейчас фирменно закатывает глаза.
Я не готова,бормочет Арбатова.
И выплюнь жвачку,говорит Светлана Александровна.
Камилла встает и модельной походкой направляется к урне. Большинство мальчиков смотрят ей вслед. Конечно, она стройная и высокая. Даже Егор поднимает глаза и удостаивает ее своим вниманием. Ха-ха. Наверно, я единственный человек в этом классе, кого совершенно не заботит фигура Арбатовой. Мне даже жаль ее, потому что у нее есть только внешность, а вот мозгов она лишена. Должно быть, тяжело быть пустоголовой.
Вишневская,произносит учительница, и я замираю.
Она только что назвала мою фамилию. Вот черт. Я вижу, что Егор смотрит на меня, и Светлана Александровна, и еще несколько человек. И я краснею. Я всегда краснею, когда на меня смотрят. Глупо, но неисправимо, к сожалению.
Я знаю, что готова. Я учила этот отрывок два вечера подряд. Но сейчас все слова вылетают из моей головы, и та остается пустой. Я все забываю. Я теряюсь. Не могу пошевелиться и сделать вдох. Волна паники окутывает меня, и я начинаю бесследно тонуть в ней.
У меня много проблем. Одна из них заключается в том, что если я теряюсь, то не могу собраться. Ну, а если могу, то делаю это очень долго.
Ты готова?спрашивает у меня Светлана Александровна.
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут звенит звонок. О, этот спасительный звонок. Как никогда вовремя.
Все начинают собираться и покидать свои места. Когда учительница отворачивается и говорит классу, что будет спрашивать отрывок из «Слова о полку Игореве» на следующий урок, я закрываю глаза и накрываю ладонью лоб.
Я такое ничтожество.
***
Все, чего я хочу, это убежать как можно дальше отсюда и больше никогда не возвращаться. Но у меня еще три урока. И я просто обязана отсидеть их, чтобы не навлечь на себя гнев учителей и родителей. Они вспоминают о моем существовании только тогда, когда я делаю что-то плохое. А так их словно не существует в моей жизни.
Сейчас химия. И я терпеть не могу этот предмет. Мои тетради по геометрии, алгебре, физике и химии, в том числе, по большей части служат альбомами, где я оттачиваю свой навык художника. Неплохо, кстати, получается. Что ж, долгие годы тренировок.
Я и химияпонятия не совместимые. Как я и алгебра. Я и геометрия. Я и физика. Я и физкультура. У меня гуманитарный склад ума. Лучше всего мне дается русский язык, английский, литература, биология, история и обществознание. Последние два несложные предметы. Ну, а искусство вообще легкий предмет. Все, что требуется там, это хоть как-то уметь рисовать. И все. Да плюс к этому искусство преподает молодая девушка, которую все любят доводить до истерики, и сама она легко поддается провокациям. Ей не хватает выдержки и железных нервов. Но я думаю, потом она станет такой же суровой и злой, как все учителя. Кроме Светланы Александровны. Светлана Александровна хорошая учительница. Она абсолютно не похожа на остальных. И она единственная, к кому я испытываю уважение в этой школе.
На химии меня вызывают к доске, и я готова провалиться сквозь землю, лишь бы не идти. Как и всегда, меня сопровождают колкие комментарии и слова, типа, что я дура и тупица. Что ж, я не могу не согласиться с ними, потому что я действительно не понимаю химию.
Я битый час стою у доски и смотрю то на уравнение, то в учебник. Ума у меня не прибавится, если Маргарита Степановна будет кричать на меня, и если одноклассники будут смеяться и издеваться. Я все равно не пойму.
Позор!пыхтит химичка.Как можно не знать валентность кислорода!
Я забыла,тихо произношу я. Нет. На самом деле, я не знаю, какова валентность кислорода. Я не знаю, потому что мне это не интересно. Я не знаю этого, потому что в будущем мне вряд ли понадобится валентность кислорода. Я вообще не знаю, что ждет меня в будущем
Расставь коэффициенты,говорит Маргарита Степановка и кладет руки на бока.
Я вижу, как она отворачивается к классу и качает головой, что-то бормоча себе под нос. Я ненавижу химичку, потому что она злая, потому что она никогда не задумывалась над тем, что, может быть, дело не во мне, а в ней, что это она так плохо преподает свой предмет, что я не понимаю этого. Ну, или, может быть, она просто не может понять, что я не предрасположена к этому предмету. Ведь не всем суждено быть химиками!
Я не знаю,вздыхаю я и закрываю учебник.
Неудивительно,ядовито фыркает Маргарита Степановна и начинает сверлить меня раздраженным взглядом.Поставить бы тебе единицу! Но ладно, два. Садись.
Я швыряю мелок на учительский стол и иду к своему месту, стараясь не обращать внимания на взгляды одноклассников. Я смотрю вперед, мой взгляд упирается в светлую стену, и боковым зрением я замечаю, что на меня смотрит новенький. Я машинально перевожу взор на него. Он не улыбается и не смеется, как все остальные. Он просто смотрит на меня, и мне даже кажется, что я вижу сочувствие в его глазах и понимание. С чего бы вдруг?
Я не замечаю на своем пути чей-то рюкзак и спотыкаюсь об него. Я лечу вперед. Время замедляет свой ход, и это позволяет мне успеть ухватиться за край парты, за которой сидят Света и Алина. Я висну на ней и секунду спустя слышу взрыв хохота.
Смотри, куда прешь, чучело!возникает знакомый голос. Миша Галанов.
Я не собираюсь извиняться, потому что ненавижу его, как и всех их.
Я выпрямляюсь и стараюсь не поднимать взгляд. На глаза наворачиваются непрошеные слезы, но я не буду плакать. Только не здесь. Только не на глазах у тех, кто больше всего желает увидеть меня заплаканную, чтобы начать издеваться еще больше.
Теперь придется покупать новый рюкзак, потому что этот ты замарала своей заразной ногой!ворчит Миша.
Заразной? Ох, я не слишком-то удивлена, потому что обо мне говорят всякое.
Я поджимаю губы и спешу к своему месту. Я стараюсь не смотреть по сторонам. Обхожу последнюю парту своего ряда, где сидит новичок, останавливаюсь у своего стула и падаю на него. Во мне пульсирует злость и обида, но я стараюсь вернуть невозмутимость своему лицу. В этом мне нет равных. Я хорошо, почти мастерски, умею скрывать свои эмоции, или вообще отключать их. Так проще.
Остаток урока проходит в напряжении. Для меня, во всяком случае. Как только звенит звонок, я принципиально не записываю домашнее задание и срываюсь с места, первой покидая кабинет.
Сейчас у нас обед, но я решаю пропустить его и иду в библиотеку. Там мне будет спокойно.
На геометрии, последнем уроке, я узнаю, что получила тройку за проверочную работу. Ладно, хоть не двойка. Последние минуты, продолжительность которых кажется мне равной часам, я сижу, как на иголках. Я жду, когда, наконец, прозвенит звонок, и я покину это место. Я уйду от этих лиц, голосов, которые раздражают до тошноты. Я уйду и не услышу до завтрашнего утра глупые шутки, над которыми, как по мне, просто невозможно смеяться.
И все-таки, как же сильно я отличаюсь от них.
Я дожидаюсь своего спасения и чуть ли не вылетаю из класса. Я бегу к выходу из школы, я бегу от неприятностей, с которыми мне пришлось столкнуться сегодня. Этот день такой длинный. Я покидаю пределы школы и несусь домой. Я знаю, что сделаю, когда приду. Знаю, куда пойду дальше. Я знаю, что скоро смогу освободить себя от всех тягостей. Я так жду этого.
***
Я чувствую, как во мне начинает бурлить отголосок радости, когда я закрываю за собой входную дверь. Я снимаю кроссовки, прохожу через узкую прихожую, заглядываю в крохотную гостиную, обставленную недавно купленной мебелью. Летом родители решились на ремонт, и теперь все в нашей квартире изменилось. Кроме моей комнаты. Я сразу предупредила, что не дам менять свое убежище. А комната была для меня именно местом, где я могу прятаться, когда у меня нет возможности выбраться туда, где мне действительно становится легче.
Я захожу на кухню, включаю чайник, достаю масло и остатки батона. Затем иду к себе в комнату, бросаю там рюкзак и переодеваюсь в джинсы, футболку и черную толстовку на замке. Затем следую на балкон и вытаскиваю оттуда скоростной велосипед «Форвард». Поднимаю его (он не такой уж и тяжелый) и несу в прихожую. Затем возвращаюсь на кухню, делаю бутерброды и быстро съедаю их.
Уроки я всегда делаю вечером, а остаток дня у меня всегда занят ничего-не-деланием.
Я снова надеваю кроссовки, выкатываю велосипед на лестничную площадку и закрываю квартиру. Я живу на шестом этаже, и хорошо, что есть просторный лифт, иначе бы я в один прекрасный день загубила себе спину, спуская и поднимая семнадцатикилограммовый «Форвард».
Когда я оказываюсь на улице, мне в лицо дует приятный прохладный ветерок. Я сажусь на велосипед, поправляю волосы и еду.
Санкт-Петербурггород прекрасных мест. И я была во многих из них. Но моим любимым является небольшой участочек берега на озере Лахтинский Разлив. Оно находится в получасе езды на велосипеде от моего дома. Я бываю там каждый день. В этом крохотном по сравнению со всем огромным, но пустым миром месте во мне пробуждается призрачная возможность видеть краски. Это мой плот, блуждающий по темным волнам бескрайнего океана-жизни. Это местомоя цитадель спокойствия. Только там я чувствую себя в безопасности.
Я еду мимо домов, по тротуару, и наслаждаюсь прохладой. Солнца нет, и это хорошо. Жара сейчас некстати. То, что я люблю проводить время в тишине, на природе, еще раз подтверждает то, что я «не от мира сего». Так думает моя мама. Она часто выражает свое недовольство относительно того, что я постоянно где-то пропадаю. Ей не нравится, что я не такая, как все. Ей не нравится, что у меня нет друзей. Она хочет, чтобы я была такой же пустоголовой, как и мои одноклассницы. Мама не понимает меня. Как и папа. Они будто чужие люди мне.
На самом деле, в том, чтобы быть одиночкой, нет ничего плохого. Никто не может причинить мне реальную боль, потому что у меня нет даже фальшивых друзей. Никто по-настоящему не обидит меня, какие бы обидные слова мне ни адресуют, кроме родителей. К сожалению, от них я не могу себя оградить, хотя стараюсь добиться этого. Они причиняют мне боль. Своим непониманием, своим невниманием, своими словами и действиями. Но они не замечают этого. Перед ними я действительно уязвима. И это ужасно.
За своими мыслями я не замечаю, что подъезжаю к озеру. Я сворачиваю на узкую тропинку и еду до конца. Затем слезаю с велосипеда и иду в сторону деревьев по траве. Это единственный способ добраться туда, куда ни один нормальный человек не сунется. Кроме меня, конечно же.
Я иду несколько минут и вскоре выхожу на открытый участок, покрытый сочно-зеленой травой и обрамленный высокими деревьями. В центре полянки находится большой валун в форме невеликого холма. А еще отсюда открывается потрясающий вид на озеро.
Вот ономое маленькое райское местечко.
Я нашла мою цитадель три года назад и с тех пор бываю здесь почти каждый день. Особенно красиво здесь летом и по вечерам, когда сумерки опускаются на озеро, и все замирает, готовится ко сну. К сожалению, я не знаю, как это место выглядит ночью и на рассвете. Уверена, что так же потрясающе, как и днем.
Я оставляю велосипед и иду к воде. Она холодная, когда я окунаю в нее пальцы. Вытащив их и встряхнув кистями, я отдаляюсь от воды и иду к валуну. Сажусь и прислоняюсь к нему спиной, откидываю голову и наблюдаю, как вдали хмурое небо сливается с тонкой полосой верхушек деревьев и темной водной гладью.