Зинаида Гиппиус
Земля и Бог
Анюта, девушка графини Услищевой, столкнулась с земляком.
Так это странно вышло. Еще зимой. Водила перед вечером Бобку гулять, уж хотела домой завернуть: «Домой, Бобка, домой!» тут земляк и подвернулся:
Позвольте вас спросить вы, значит, нездешние будете? Анюта даже вздрогнула. Вдруг, сразу, на улице, по-русски заговорил. Кто такой? Не господин; одежа на нем худая, рабочий не рабочий, а так.
Тамбовская я, пролепетала Анюта, застигнутая врасплох.
Ну, он тут и вскинулся:
А уезда какого? Мы ведь тоже тамбовские, надо же, дело вышло, удача, можно сказать!
Дальше больше, и не то что уезд, а оказалось, что Петр Сидоров из села Рышникова, которое от Анютиной деревни и от усадьбы графини всего в трех верстах. Сосчитались: свои люди, да и только.
Я с весны к графине взята, а к Покрову с ней сюда, в заграницу, и поехала, говорила Анюта радостно. Да скучно очень. Писем из деревни не шлют. Графине управляющий пишет А вы-то как здесь?
Я-то Я доле Я уж вот с того, значит, июня тут путаюсь Очень уж приятно было встретиться Так не пишут вам, как там, что?..
Анюта вдруг вспыхнула и съежилась. Вспомнила разные дела и толки еще там, в деревне, и здесь кое-что слышала, хоть мало. Испугалась.
Да вы как же, если из нашего села? Были там у нас, забрали их А кто, говорят, убегли
Мне, извините, партия помогла скрыться, сказал Петр. Потому что я сознательный.
Ах ты, Господи! Худые дела, значит, за вами водились?
Никаких худых делов, окромя хороших, не было, сказал опять Петр внушительно. Серые мужики бунтовали, а мы сряду в партию. С тем и ушли.
Анюта не понимала и не стала бы с ним, пожалуй, разговаривать, да уж очень как-то тепло ей сделалось, ихний мужик из Рышкова стоит посреди чужой улицы, свой, и говорит на своем языке. И глаза у него такие добрые, лицо исхудалое. Сам, видно, рад.
Рассказал, что бедствует. Нынче есть работа завтра опять гонят. Так перебивается. В ночлежке спит.
Хотела Анюта сказать, чтоб он к ним на кухню зашел, графиня добрая, да вдруг вспомнилось, как графиня их, эдаких, боится Лучше не надо. Прогонит.
После того они часто стали встречаться. Как нет у него работы так уж он на углу маячит, Анюту дожидается.
Она ему иной раз хлеб носила. Страсть что на кухне остается. О делах его не расспрашивала, а все больше они о деревне говорили, родных-знакомых вспоминали.
Раз, впрочем, Анюта сказала:
Вот вы говорите партия, люди, что ли, такие, вам помощники, а где ж они, там, что ли, остались? Теперь же вам на чужой стороне одному без хлеба
Петр насупился.
Это вы, Анна Митрофановна, понять не можете. А я очень хорошо понимаю. Был я, значит, крестьянин, ну для партии, конечно, интерес А теперь я что? Живу в парижской столице без пропитания. Вообще, мало ли таких? Пролетарий не пролетарий, словом эмигрант. Партия мне всегда помочь согласна, однако, она не может же всем. И такой партии эмигрантской даже вовсе не существует. Есть касса. Ну она тоже бедная. Три франка мне на той неделе выдала.