Вацлав Воровский
Ну, и партия!
Когда после выборов в Государственную думу в Таврический дворец съехалась добрая сотня октябристов[1], Гучков хлопнул по животу Плеваку и сказал:
Ну, брат, не ожидал я, что нас столько в России! Да, мы и вправду партия!
И он побежал заказывать себе адмиральский мундир.
А «московский златоуст»[2] только ухмылялся победоносно и плотнее завернулся в свою римскую тогу.
Партия, действительно, оказалась «огромаднейшая».
Да только одна беда благодаря этой огромадности никак нельзя было удержать ее в целости.
Совсем как у какого-нибудь профессора, занимающегося на летних каникулах сельским хозяйством у себя в имении.
Бежит, скажем, свинья по огороду. Профессор с палкой за ней.
Ах ты, подлая!
И гонит-гонит, выгонит далеко за округу. А свинья-то, в конце концов, оказывается своя же.
А другой раз загонит в хлев корову да чужую!
Приходит сосед: скандал, ругань, грозит протоколом. Приходится отдать трешницу только отстань.
Нечто подобное творится и в огромаднейшей октябристской партии.
Произносит, положим, Гучков речь о значении наплечных знаков для бронированного флота[3].
Вдруг какой-то оратор, сидящий правее его, начинает разносить речь Гучкова, доказывая, что его взгляд измена отечеству и гибель для русского флота.