Ганс Христиан Андерсен
Навозный жук
Лошадь императора удостоилась золотых подков, по одной на каждую ногу.
За что?
Она была чудо как красива, с тонкими ногами, умными глазами и шелковистою гривою, ниспадавшей на её шею длинною мантией. Она носила своего господина в пороховом дыму, под градом пуль, слышала их свист и жужжание, и сама отбивалась от наступавших неприятелей. Она защищалась от них на жизнь и смерть, одним прыжком перескочила со своим всадником через упавшую лошадь врага и тем спасла золотую корону императора и самую жизнь его, что подороже золотой короны. Вот за что она и удостоилась золотых подков, по одной на каждую ногу.
А навозный жук тут как тут.
Сперва великие мира сего, потом уж малые! сказал он. Хотя и не в величине собственно тут дело!
И он протянул свои тощие ножки.
Что тебе? спросил кузнец.
Золотые подковы! ответил жук.
Ты, видно, не в уме! сказал кузнец. И ты золотых подков захотел?
Да! ответил жук. Чем я хуже этой огромной скотины, за которою ещё надо ухаживать? Чисть её, корми да пои! Разве я-то не из царской конюшни?
Да за что лошади дают золотые подковы? спросил кузнец. Вдомёк ли тебе?
Вдомёк? Мне вдомёк, что меня хотят оскорбить! сказал навозный жук. Это прямая обида мне! Я не стерплю, уйду куда глаза глядят!
Проваливай! сказал кузнец.
Невежа! ответил навозный жук, выполз из конюшни, отлетел немножко и очутился в красивом цветнике, где благоухали розы и лаванды.
Правда, ведь, здесь чудо, как хорошо? спросила жука жесткокрылая Божья коровка, вся в чёрных крапинках. Как тут сладко пахнет, как всё красиво!
Ну, я привык к лучшему! ответил навозный жук. По-вашему, тут прекрасно?! Даже ни одной навозной кучи!..
И он отправился дальше, под сень большого левкоя; по стеблю ползла гусеница.
Как хорош Божий мир! сказала она. Солнышко греет! Как весело, приятно! А после того, как я, наконец, засну или умру, как это говорится, я проснусь уже бабочкой!
Да, да, воображай! сказал навозный жук. Так вот мы и полетим бабочками! Я из царской конюшни, но и там никто, даже любимая лошадь императора, которая донашивает теперь мои золотые подковы, не воображает себе ничего такого. Получить крылья, полететь!? Да, вот мы так сейчас улетим! И он улетел. Не хотелось бы сердиться, да поневоле рассердишься!
Тут он бухнулся на большую лужайку, полежал, полежал, да и заснул.
Батюшки мои, какой припустился лить дождь! Навозный жук проснулся от этого шума и хотел было поскорее уползти в землю, да не тут-то было. Он барахтался, барахтался, пробовал уплыть и на спине и на брюшке улететь нечего было и думать но всё напрасно. Нет, право, он не выберется отсюда живым! Он и остался лежать, где лежал.
Дождь приостановился немножко; жук отмигал воду с глаз и увидал невдалеке что-то белое; это был холст, что разложили бабы белить; жук добрался до него и заполз в складку мокрого холста. Конечно, это было не то, что зарыться в тёплый навоз в конюшне, но лучшего ничего здесь не представлялось, и он остался лежать тут весь день и всю ночь, дождь всё лил. Утром навозный жук выполз; ужасно он сердит был на климат.