Зинаида Гиппиус
О жёнах
«Две жены» («Толстая и Достоевская», комментарий Ю. Айхенвальда) книжка скромная, нужная, очень интересная. Жаль, конечно, что она отрывочна, что дневник Достоевской приведен не целиком Новый богатый материал еще остается не собранным и большинству неизвестным. Но это впереди, а пока хорошо, что выходят и такие, многим доступные, издания.
Помимо своей интересности, книга наводит на общие размышления. Жены великих людей? Какой должна быть, в идеале, жена замечательного человека, гениального писателя? Как представили бы мы себе идеал жены для такого писателя? Беззаветно преданное женское существо, нянька, любящая кухарка, словом самоотверженная «служительница гения»? Многие думают так, прибавляя служительнице украшающие названия «подруги», «опоры», «утешения» и т. д., что дела не меняет. Служительница еще лучшая жена, это бесспорно. Идеала, однако, тут нет. Говоря откровенно, я и в воображении не могу себе представить ни идеальной жены для выдающегося, большого писателя, ни идеального для него брака.
Другое дело брак удачный, брак «счастливый» более или менее. Среди русских писателей мы немало найдем таких сравнительных счастливцев. Я говорю о браке «счастливом» для писателя в его цельности, т. е. для него человека и для него художника.
Два имени вспоминаются; самого несчастливого и самого, на мой взгляд, счастливого Это не Толстой, и не Достоевский. Я назову имена ниже, а пока вернемся к Софье Андреевне и Анне Григорьевне.
Мне довелось видеть обеих.
Анну Григорьевну мы в 90-х годах встречали у Полонского. Она была уже расплывшаяся пожилая женщина, в наколке, молчаливая, с добрым и настойчивым выражением глаз. Дочь ее говорила много, подчас остроумно, всегда зло. В ней чувствовалось то, что французы называют «aigreur»[1]. Ее бледное, некрасивое лицо напоминало, вероятно, лицо Федора Михайловича.
Анна Григорьевна со скромным достоинством несла свое звание «вдовы Достоевского», никогда как будто о нем не забывая. И это в ней было хорошо. (Мы встречали, у Полонских же, и другую «знаменитую вдову» гр. А. К. Толстого. Не похожа она была на Анну Григорьевну: так царственно проста, и так царственно некрасива. Вот брак, наряду с браком Баратынского, тоже достойный глубокого внимания Но это в скобках.)
Прошло несколько лет. А. Г., в большой свой квартире, на Кирочной или на Фурштадтской, не помню, уже одна: дочь ее оставила, поселилась отдельно, сын тоже: его поглотила страсть к лошадям (страсть с младенческого возраста, как упоминается в дневнике матери). Но мне казалось, что А. Г. не чувствовала себя ни особенно несчастной, ни особенно одинокой. Дети не были для нее тем, чем были для С. А. Толстой, носившей в душе какой-то монолит, что-то громадное, где в неразрывном единстве пребывали и муж, и дети. У Анны Григорьевны другая душа. Достоевский спрашивал: если жениться взять ли «умную», или «добрую»? И выбрал добрую. Добрая и положила всю душу, без остатка, на него одного.