Я знаю, кто мы и откуда. Я знаю откуда, но туманно представляю себе куда. И вы, я думаю, не представляете
Зовут меня все так же. Национальность ленинградец. По отчеству с Невы»[27].
ЛитератураДовлатов С.Д. Марш одиноких. Holyoke: New England Pub. Co, 1983.
Довлатов С.Д. Наши. М., 2013.
Зодчие Санкт-Петербурга. СПб., 1998.
Пекуровская А. Когда случилось петь С.Д. и мне. СПб.: Симпозиум, 2001.
Райкин А.И. Без грима. М., 2006.
Райкин Аркадий Исаакович // БСЭ. Т. 21.
Список абонентов ЛГТС. 1956.
Елисеевский магазин
(1903 г., архитектор Г.В. Барановский; Невский пр., 56 / Малая Садовая ул., 8)
«Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок, сверкают и переливаются в глубоких зеркалах, вершины которых теряются в туманной высоте
В зале гостей встречал стройный блондин Григорий Григорьевич Елисеев, в безукоризненном фраке, с Владимиром на шее и французским орденом Почетного легиона в петлице»[28].
Так в 1901 году в Москве и в 1903-м в Петербурге открывал свои роскошные магазины самый известный в России купец миллионер, коннозаводчик, владелец нескольких особняков и предприятий Григорий Елисеев.
Невский проспект, 56 / Малая Садовая улица, 8
Энтузиаст своего дела, предприниматель даже горки продуктов выкладывал сам, обучая приказчиков техникам продаж. Его магазины поражали не только невиданной роскошью и изобилием, но и новаторским подходом в обслуживании. Вежливые, специально обученные продавцы даже небогатому покупателю выбирали яблоки без пятнышек, консультировали о способах заварки кофе, предлагали варианты сервировки блюд.
Да и сами служащие любили свою работу. Помимо отличной зарплаты, у сотрудников была возможность получать премию размером с годовое жалованье, подарки к праздникам, бесплатные продукты от фирмы и даже квартиры в домах Елисеева, приобретенных специально для персонала.
Торговый зал магазина
На освящении этого петербургского магазина на углу Невского и Малой Садовой в 1903 году дружная семья 39-лет-него предпринимателя (брат, пятеро сыновей, дочь и верная жена и помощница во всех делах Мария) пела хором молебен Казанской Богоматери, ее икону доставили в магазин прямо из Казанского собора. Однако через 10 лет, во время празднования 100-летия семейного дела, от дружной семьи присутствовать здесь будет лишь один Григорий с дочерью.
Сыновей, которые никак не хотели приобщаться к торговле и выбрали иные специальности, отец лишил содержания. С братом, который пытался отстоять капитал племянников, Григорий встретился в суде. А жену Марию оставил ради другой женщины Веры, на 20 лет моложе себя, в которую влюбился с первого взгляда на одном из вечеров Петербургской купеческой управы и которая к тому же была замужем за коллегой Григория купцом Васильевым.
Скандальный любовный четырехугольник просуществовал недолго. Оскорбленная Мария потребовала мужа разорвать порочащую их семью связь, пригрозив самоубийством, и это были не пустые слова. После неудавшихся попыток броситься в Неву и вскрыть себе вены, Мария все же покончила с собой, повесившись на полотенцах.
Григорий не только не явился на похороны, но всего через три недели уехал в Париж, где обвенчался с Верой, навсегда потеряв отрекшихся от него и от его наследства сыновей. Много позже он узнал от знакомых, что двоих из них расстреляли в 1930-х, как врагов народа, остальные эмигрировали.
А ныне отреставрированный Елисеевский магазин, который и в советское время продолжал работать под именем «Гастроном 1 Центральный», до сих пор является одним из самых роскошных в Петербурге.
ЛитератураГиляровский В.А. Москва и москвичи: воспоминания. М., 1926.
Деятели России: 1906 г. / ред. изд. А.М. Шампаньер. СПб., 1906.
Кириков [и др.]. Невский проспект, 2004.
Краско А.В. Елисеевы // БРЭ. Т. 9. М., 2007.
Краско А.В. Петербургское купечество: страницы семейных историй. М.; СПб., 2010.
Российское зарубежье во Франции 19192000: биографический словарь: в 3 т. Т. 1. М., 2008.
Столбова Н.П. Охта. Старейшая окраина Санкт-Петербурга. М.; СПб., 2008.
Дом-коммуна инженеров и писателей
(1931 г., архитектор А.А. Оль; ул. Рубинштейна, 7)
«Я глядела на наш дом; это был самый нелепый дом в Ленинграде. Его официальное название было Дом-коммуна инженеров и писателей. А потом появилось шуточное, но довольно популярное тогда в Ленинграде прозвище Слеза социализма. Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали слезинцами. Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале тридцатых годов в порядке категорической борьбы со старым бытом (кухня и пеленки!), поэтому ни в одной квартире не было не только кухонь, но даже уголка для стряпни. Не было даже передних с вешалками вешалка тоже была общая, внизу, и там же, в первом этаже, была общая детская комната и общая комната отдыха, еще на предварительных собраниях отдыхать мы решили только коллективно без всякого индивидуализма. Мы вселялись в наш дом с энтузиазмом, восторженно сдавали в общую кухню продовольственные карточки и отжившую кухонную индивидуальную посуду хватит, от стряпни раскрепостились, создали сразу огромное количество комиссий и троек, и даже архинепривлекательный внешний вид дома под Корбюзье с массой высоких крохотных железных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью, соответствующей новому быту И вот через некоторое время, не более чем года через два, когда отменили карточки, когда мы повзрослели, мы обнаружили, что изрядно поторопились и обобществили свой быт настолько, что не оставили себе никаких плацдармов даже для тактического отступления кроме подоконников; на них-то первые отступники и начали стряпать то, что им нравилось, общая столовая была уже не в силах удовлетворить разнообразные вкусы обитателей дома. С пеленками же, которых в доме становилось почему-то все больше, был просто ужас: сушить их было негде! Мы имели дивный солярий, но чердак был для сушки пеленок совершенно непригоден. Звукопроницаемость же в доме была такая идеальная, что если внизу, в третьем этаже, у писателя Миши Чумандрина играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно, вплоть до плохих рифм! Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом, при невероятно маленьких комнатах-конурках, очень раздражало и утомляло. Фаланстера на Рубинштейна семь не состоялась, пошутил кто-то из нас, и что скрывать? мы часто сердились и на Слезу, и на свою поспешность.
Улица Рубинштейна, 7
И вот мы ходили с дворничихой тетей Машей от подъезда до калиточки и, напряженно вслушиваясь в неестественную тишину ночи, глядели на наш дом, тихий-тихий, без единого огня, в серебряном лунном свете видный со всеми своими клетками-балкончиками на плоских серых стенах
Хороший дом, вдруг нежно, как о ребенке, сказала тетя Маша и, вздохнув, тем же тоном добавила: Ничего отобьемся.
Хороший дом, правда, подумала я, и вдруг неистовая, горячая волна любви к этому дому, именно такому, как он есть, взмыла во мне и начисто смела остатки страха и напряжения.
Хороший дом, нет отличный дом, нет, самое главное любимый дом!».[29]
Перед этим домом блокадной сентябрьской ночью 1941 года стояла вместе с тихой старушкой-дворничихой Машей 31-летняя поэтесса Ольга Берггольц, самая известная жительница «Слезы социализма». В убийственной тишине осажденного города, обреченного на голод и обстрелы, девушка, ставшая голосом блокадного Ленинграда, вспоминала беззаботную молодость, проведенную здесь.
22-летняя Ольга, недавно окончившая филологический факультет ЛГУ и работавшая в тот момент редактором в газете завода «Электросила», переехала в квартиру 30 в 1932 году совместно с мужем, 23-летним журналистом Николаем Молчановым и 4-летней дочерью от первого брака Ириной. Первые годы жизни в этих стенах в профессиональном плане были для независимой Ольги, окунувшейся в новый быт по заветам Коммунистической партии, успешными поэтесса выпустила несколько книг стихотворений и рассказов, ее приняли в Союз писателей, и, наконец, к Ольге пришла известность «взрослого» автора (до этого Берггольц работала в детских издательствах).